Пришлый. Книга 1 - Андрей Платонов

Хорошо, что у этой планеты спутник был настолько маленький, что больше напоминал крупную звезду. При свете Луны мне было бы гораздо сложнее. Синк однажды заметил, что меня трудно разглядеть в темноте – будто я в облаке мрака. Наверно это еще одна моя способность – тем лучше. Пренебрегать маскировочной одеждой я тоже не стал. Темно-серая, бесформенная куртка с капюшоном и такого же цвета штаны. Разглядеть меня можно, если только знать, куда смотреть.

До лагеря было метров пятнадцать. Я лежал уже около часа – все не мог решиться. Часовые расположились слишком неудачно – снять их без шума было делом крайне сложным, а еще ведь одного надо взять живым – кровь трупов жажде не подходила. Но не лежать же тут до утра. Я уже собирался действовать, как услышал какой-то шорох в палатке. Из нее вылез один из спящих стражников и направился в сторону кустов. Какая удача – у кого-то слабый мочевой пузырь.

От лагеря он отошел метров на десять. Развязать штаны он так и не успел. Удар кулаком в темечко надолго отправил его в нокаут. По идее надо было бы бить кастетом или дубинкой, но тогда он был бы уже трупом – я мог не рассчитать силы. Подхватив, падающее тело, аккуратно уложил его на землю. Но совсем без звука это мне сделать не удалось.

– Эй! Орнис! Ты чего там расшумелся? Опять тебя выворачивает? Небось снова втихаря браги в палатке нахлебался? – раздался тихий окрик со стороны ближайшего сторожа.

– Эрээбыыээ, – прорычал я гортанно.

– Сходи, проверь, – сказал уже другой солдат, – а то утром начальник и ему, и нам взбучку устроит, если он там спать останется.

– Как же меня достал этот Орнис, каждый раз с ним какие-то проблемы, – бурчал стражник, подходя к бессознательному телу.

Подойдя к упавшему, стражник не забыл оглядеться вокруг. Вглядываясь в темноту леса, он держал взведенный арбалет, готовый в любой момент выстрелить в любую подозрительную тень. Не увидев ничего опасного, арбалетчик нагнулся к телу.

– Вставай пьянота!

Бесшумной тенью я выплыл из-за дерева – Орнис, для своего маленького дельца облюбовал достаточно толстый экземпляр дуба. Взмах меча: голова арбалетчика падает на землю. Затем, заливая кровью бесчувственного Орниса, медленно начинает валиться тело, осознавшее потерю такого важного органа.

– Да что там у вас происходит!? – уже в полный голос воскликнул один из сторожей и, положив руку на меч, направился в мою сторону.

Выхватив арбалет из рук обезглавленного, я выстрелил в морду надвигающемуся стражнику. Тот схватился за лицо и с хрипом упал на спину.

– Тревогааа!!! – заорал последний оставшийся в живых часовой – видел, как завалился его товарищ, к тому же опытный солдат щелчок арбалетной тетивы ни с чем не спутает.

Сорвав с пояса свой арбалет, я выстрелил в кричавшего. Он меня не видел, но я видел все. Он успел вскочить и даже выдернуть меч, который тут же выронил. Арбалетная стрела попала ему в живот: пробила панцирь и пригвоздила к дереву, у которого солдат нес свое ночное дежурство. Стражник обеими руками схватился за торчащее из брюха оперение и завыл.

Из палаток, матерясь и гремя оружием, начали выскакивать люди. Пока еще они были растеряны, но это ненадолго. Времени терять нельзя. Подхватив свою добычу, я громадными скачками понесся прочь от лагеря. Кто-то услышал шорохи и начал палить из арбалета на звук – безрезультатно. Теперь надо найти укромное местечко и устроить пир.

– Какого нижнего мира тут происходит!? – выкрикнул Карл, вылезая из палатки.

Вокруг его шатра уже стояли десяток стражников, ощитиневшихся мечами и арбалетами. Остальные рассредоточились по лагерю, внимательно всматриваясь в темноту леса.

– Лейтенант Баркос!!! – крикнул де Урт.

– Да, господин ла Изар, – подошел к нему его доверенный помощник и командующий отрядом.

– Я еще раз спрашиваю: что тут произошло!?

– Пока и сам не знаю, господин ла Изар. Скорее всего было нападение. В данный момент производится разведка местности вокруг лагеря. Пока противника не обнаружено.

– Даю вам десять минут, и жду с полным докладом.

– Будет исполнено, господин ла Изар. Ровно через десять минут Баркос стоял перед де Уртом:

– Один человек обезглавлен, двое тяжело ранены, один пропал без вести, – доложил лейтенант.

– Кто совершил нападение?

– Неизвестно. Вокруг лагеря нашли следы одного человека. Я послал по ним три тройки стражников. Но ночью след плохо различим, на то, что они его нагонят, надежды мало.

– Насколько тяжело ранены люди?

– У одного сквозная рана в живот – скорей всего долго не протянет. Второму: стрела, выбив зубы, проткнула шею. Насколько там все серьезно неизвестно.

– Как вы вообще все это допустили!? Куда смотрели ваши часовые!? Один человек убил четверых ваших людей, а они ему еще и уйти дали. Чтоб завтра же по его следу пустили людей. Пусть идут, пока его не найдут. Выделишь для этого четыре тройки. Остальные пойдут со мной до деревень.

– Может нам все же стоит вернуться? – робко пробормотал лейтенант.

– Если мы повернем, то когда, по-твоему, я должен буду придти за данью? Зимой, по сугробам? Мы идем до селений, и это не обсуждается.

Мы с Орнисом лежали в небольшой канавке километрах в двух от лагеря начальника стражи. Я наслаждался моментом. Тот, у кого болели сразу все зубы, а потом резко перестали, меня поймет. Момент портил лишь рядом лежащий стражник.

– За что!? – безмолвно спрашивал он меня своим перерезанным горлом.

В начале ночи жажда мне не оставляла вопросов и сомнений. Когда же она прошла, ко мне пришла совесть. Ведь это не бандиты какие, а просто солдаты. У них наверно есть семьи и дети, им их надо кормить. Сегодняшней ночью на несколько сирот и вдов в Ролесте стало больше.

Черт, надо гнать от себя подобные мысли. Мы на войне, а это солдаты. Без жертв на войне не бывает. Даже если это война не между государствами, а между мной и начальником стражи. Надо забыть, что это люди – это враги. И если я их не уничтожу, они уничтожат меня, и вряд ли они при этом спросят, есть ли у меня дети.

В той – прошлой жизни, я считал себя патриотом. Хотя им было быть уже не модно. Если человек называл себя патриотом, то в ответ видел лишь снисходительные ухмылки. Нет, я не кричал на каждом углу, как я люблю свою страну. Просто когда по телевизору передавали о катастрофах в других странах, о сотнях, а то и тысячах погибших людей, мне было плевать. Что мне до тех американцев, немцев или китайцев, если у нас с ними война была, а может еще и будет. Теперь я их жалеть чтоль должен? Интересно, где дикторов новостей учат передавать подобные новости с таким скорбным выражением на лице? Искренне я переживал лишь за соотечественников, ну и за представителей братских народов сердце тоже екало. Эти же люди не только не из моей страны, но даже не из моего мира – к чему теперь эти угрызения? Правда причиной их гибели послужил не ураган или наводнение, а я сам.