Лавка древностей. Томъ 1 - Чарльз Диккенс

— Да, да, мы очень торопимся, намъ нельзя мѣшкать, отвѣчалъ старикъ недовольнымъ тономъ. — Идемъ же, Нелли, идемъ скорѣе.

— Намъ, въ самомъ дѣлѣ, надо спѣшить, промолвила Нелли, видя нетерпѣніе дѣдушки.

Когда она встала и сдѣлала нѣсколько шаговъ, хозяйка своимъ опытнымъ глазомъ замѣтила по ея походкѣ, что у нея болитъ нога. И дѣйствительно, одна нога у нея распухла и даже покрылась пузырями. Добрая, сострадательная женщина — у нея у самой были дѣти — ни за что не хотѣла отпустить Нелли, пока не обмыла ей больного мѣста свѣжей водой и не приложила къ нему пластыря. Все это она дѣлала такъ заботливо и такъ нѣжно, не смотря на то, что руки у нея были грубыя отъ работы, что Нелли была тронута до слезъ. Она могла только проговорить: «Да благословитъ васъ Богъ за ваше доброе сердце», и поспѣшила съ дѣдушкой уйти, боясь повернуть голову, чтобы и въ самомъ дѣлѣ не расплакаться. Когда они отошли довольно далеко отъ хижины, она не утерпѣла и оглянулась назадъ: вся семья, до стараго дѣда включительно, стояла на дорогѣ: они издали кланялись имъ и махали руками. Съ трудомъ наши путники поплелись дальше и вскорѣ потеряли изъ виду своихъ гостепріимныхъ хозяевъ.

Едва они прошли съ версту, какъ услышали позади себя стукъ колесъ: ихъ догоняла пустая телега. Поровнявшись съ ними, возница осадилъ лошадь и, пристально вглядываясь въ Нелли, спросилъ ее:

— Это вы останавливались вонъ въ той хижинѣ?

— Мы, робко отвѣчала она.

— Они просили меня догнать васъ и довезти до города, благо намъ по одной дороги, говорилъ добродушный возница. Дайте мнѣ вашу руку, землякъ, я помогу вамъ взобраться въ телегу.

Эта помощь явилась нашимъ путникамъ какъ нельзя болѣе кстати. За эти два дня они уже порядкомъ измучились и еле тащили ноги. Тряская телега показалась имъ лучше самой роскошной кареты. Не успѣла Нелли умоститься на кучкѣ соломы, какъ тотчасъ же и заснула.

Она проснулась, когда телега круто повернула и остановилась. Возница помогъ имъ сойти и, указывая на рощицу, виднѣвшуюся невдалекѣ, посовѣтовалъ имъ пройти въ городъ ближайшей дорогой, черезъ кладбище. Туда они и направили свои шаги, поблагодаривъ его за помощь.

XVI

Они подошли къ кладбищенской калиткѣ, за которой вилась протоптанная дорожка, когда солнце уже садилось и обдавало могилы своими теплыми лучами, какъ бы стараясь ободрить тѣхъ, кто въ нихъ покоился, и совѣтуя имъ не унывать, ибо завтра оно снова подымется надъ ними во всей красѣ. Сѣрыя, облупленныя стѣны и паперть церкви были почти сплошь покрыты плющемъ. Обходя богатыя гробницы, вьющееся растеніе ползло по всѣмъ землянымъ насыпямъ — могиламъ бѣднѣйшихъ жителей города, оно сплетало имъ вѣнки, единственные, которыхъ они удостоились и которые гораздо краснорѣчивѣе говорили въ ихъ пользу и были несравненно долговѣчнѣе, чѣмъ тѣ пышные надписи на мраморныхъ доскахъ, гдѣ обыкновенно восхваляются доблести и добродѣтели умершаго богача; объ этихъ добродѣтеляхъ, къ слову сказать, часто современники умершаго ничего не знаютъ, пока его наслѣдники или душеприказчики не вздумаютъ оповѣстить о нихъ міръ.

Тутъ же щипала травку, спотыкаясь и глухо стуча копытами о могильныя плиты, лошадь кладбищенскаго священника. Занятіе ея было сугубо-благочестивое: она извлекала ортодоксальное утѣшеніе изъ могилъ умершихъ прихожанъ и подтверждала справедливость послѣдней проповѣди, гдѣ священникъ, распространяясь о суетѣ людской, говорилъ, между прочимъ, что человѣкъ, въ концѣ концовъ, превращается въ лопухъ. На нее съ завистью взиралъ тощій осликъ, привязанный къ столбу: онъ тоже вздумалъ было заняться нагляднымъ иллюстрированіемъ этого текста проповѣди, не имѣя на то никакого права, такъ какъ онъ не принадлежалъ къ духовному чину, за что и получилъ должное наказаніе.

Наши путники свернули съ дорожки, усыпанной щебнемъ, и пошли по мягкой травкѣ между могилами. Когда они обогнули церковь, имъ послышались гдѣ-то вблизи голоса, и странное зрѣлище вдругъ представилось ихъ глазамъ: на травѣ, другъ противъ друга, сидѣли два человѣка; они такъ были заняты какимъ-то дѣломъ, что не замѣтили, какъ тѣ къ нимъ подошли. Это были странствующіе актеры съ театромъ маріонетокъ. Сзади нихъ, верхомъ на надгробномъ памятникѣ, сидѣлъ, скрестивши ноги, Полишинель съ своимъ характернымъ крючковатымъ носомъ и выдающимся подбородкомъ. Теперь ближе, чѣмъ когда либо, онъ обнаруживалъ свойственную ему невозмутимость духа: не смотря на то, что его истрепанная, безформенная фигурка, на несоразмѣрно тонкихъ ножкахъ и съ несоразмѣрно длиннымъ остроконечнымъ колпакомъ на головѣ, качалась изъ стороны въ сторону, рискуя каждую минуту свалиться наземь, онъ, по обыкновенію, былъ веселъ; улыбка не сходила съ его лица и растягивала его ротъ до ушей.

Это было главное дѣйствующее лицо труппы. Всѣ остальныя, какъ-то: жена его, ребенокъ, докторъ, иностранецъ, заѣхавшій на чужую сторону и, въ качествѣ такового, произносившій во все время представленія только одно слово «шалабалахъ», сосѣдъ-радикалъ, которому никакъ нельзя вбить въ голову, что мѣдный колокольчикъ, при случаѣ, отлично замѣняетъ органъ, наконецъ палачъ и самъ чортъ, все это валялось, вмѣстѣ съ дѣтской лошадкой, частью на травѣ, частью въ длинномъ плоскомъ ящикѣ, въ какихъ обыкновенно таскаютъ маріонетокъ. Очевидно, содержатели театра забрались въ это уединенное мѣсто для того, чтобы привести въ порядокъ своихъ героевъ, ихъ костюмы и всѣ необходимыя принадлежности сцены. Одинъ связывалъ веревочкой маленькую висѣлицу, другой прибивалъ гвоздиками черный парикъ на лысой головѣ радикала. Онъ потерялъ волосы отъ палочныхъ ударовъ, нещадно сыпавшихся на его затылокъ.

Наконецъ, они бросили на минуту работу и стали оглядывать старика и Нелли съ такимъ же любопытствомъ, съ какимъ тѣ смотрѣли на нихъ и на ихъ оригинальныя занятія. Одинъ изъ актеровъ — тотъ, который во время спектакля приводилъ въ движеніе куколъ, — маленькій, улыбающійся человѣчекъ, очень веселаго нрава, съ краснымъ носомъ и вѣчно подмигивающимъ глазомъ, казалось, заразился отъ Полишинеля душевнымъ спокойствіемъ. Онъ поклонился Нелли и ея дѣдушкѣ и замѣтилъ, что имъ, вѣроятно, въ первый разъ приходится видѣть Полишинеля, такъ сказать, за кулисами (надо прибавить, что Полишинель, сидя на памятникѣ, какъ будто указывалъ кончикомъ своего колпака на пышную надгробную надпись и отъ души хохоталъ). Товарищъ же былъ посерьезнѣе. На немъ лежала обязанность собирать деньги и, должно быть, это-то постоянное общеніе съ публикой отразилось на его характерѣ: судя по выраженію его лица, это былъ скрытный, недовѣрчивый человѣкъ.

— Для чего это вы забрались сюда? спросилъ старикъ, подсаживаясь къ нимъ на траву и съ восторгомъ разсматривая куколъ.

— А вотъ для чего, отвѣчалъ маленькій человѣчекъ, — будемъ пока звать его весельчакомъ. — Сегодня у насъ идетъ представленіе недалеко отсюда, въ трактирѣ; такъ нельзя же намъ чинить