Стать огнем - Наталья Нестерова

Потом привели дочку Елены Григорьевны Настеньку. Лохматый мужик привел.

Марфа пояснила: «Художник. Настенька у него уроки живописи берет. Хороший человек, сам приводит, я не успеваю».

За учителем живописи явился учитель музыки, тоже болезного вида. Настенька под его присмотром по инструменту «пианино», по белым и черным досточкам («Клавиши», — пояснила Марфа) наяривала. Заунывно, даже Елену Григорьевну проняло, и та перешла в спальню, на ходу бросив Марфе:

— Гаммы — неизбежный этап обучения, но невероятно досадливый. Принесите мне кофе.

— Гаммы — это кто? — спросила Нюраня Марфу.

— Не знаю. Думаешь, я уж все осилила?

— А «кофе»?

— Вроде чая, но из порошка. Александр Павлович говорит, что настоящего кофе тут в помине нет, а порошок этот из желудей горелых делается.

— Они тут такие все? — покрутила пальцами в воздухе засомневавшаяся Нюраня. — Как свиньи на бескормице желуди толченые трескают?

— В городе многое по-иному. Все женщины из благородных и тех, кто к ним примазывается, панталоны носят.

— Иди ты!

— А вот и честно! Хошь, барынины и дочкины покажу?

Еремей Николаевич в это время в подземельном жилище Петра, отправившегося на работу в кочегарку, тешился с Митяем, учил его ножичек правильно держать, вместе лодочку вырезали. Митяй был счастлив, он очень любил дедушку.

От грубого пинка распахнулась дверь, и ввалились люди с оружием. Митяй в испуге запрыгнул Еремею Николаевичу на грудь.

— А вот он! — сказал дядя, по повадкам — главный. — Кулак сбежавший! Арестовываем. Где дочь? Где Нюраня?

— Ты, Сорока, не голоси! — Еремей успокаивающе погладил Митяя. — Не пугай ребятенка. Нету Нюрани, отбыла в неизвестном направлении.

Митяй удивился: дедушка сказал неправду. Нюраня вместе с Митяйкиной мамой двумя этажами выше в Настенькиной квартире трудилась. Его, Митяя, за неправду, за лукавство и хитрость любую мама хворостиной лупила.

Мальчик дернулся, головку вывернул, на дедушку посмотрел: зачем ты обманываешь? Дедушка сдавил его руку до боли. Митяй заверещал и вырвался.

Его тут же подхватил Сорока.

Данилка бывал у Елены Григорьевны и прекрасно знал, кто Камышиным прислуживает. В отличие от Степана он верно вычислил, где искать недобитых (не сожженных) кулаков.

— Говори! — рявкнул дядя и выкрутил Митяю ухо. — Где Нюраня?

— Сыночка! — дернулся дедушка, но его схватили бойцы с винтовками.

Митяй опять удивился: он был дедушке не сыночкой, а внучеком. Хотя Еремей Николаевич ни так, ни этак его никогда не называл, только по имени.

Происходило что-то необыкновенное и неправильное. При опасности есть только одно место спасения — мама.

Митяй лягнул Сороку в пах, тот ослабил хватку. Мальчик в довершение еще и куснул плохого дядю за руку.

Данилка завыл от боли. Митяй бросился к выходу, помчался вверх по ступенькам.

Он влетел в квартиру Камышиных с ревом и воплями.

— Сыночка! — подхватила его на руки Марфа. — Что стряслось?

— Там они! С винтовками! Деду арестовывают! Мама, спаси деду! Там мужик как птица… сорока! Они Нюраню хотят, а деда соврал, что Нюрани нет, а она тут…

— Тихо, тихо, тихо, — успокаивала Марфа сына. — Все кончилось, все хорошо. Нет Нюрани, дедушка прав, уехала.

— А это кто? — показал Митяй на свою тетку, стоящую рядом.

— Это образ. Скажи: «Сгинь, образ!» — и образ сгинет. — Последнее слово Марфа произнесла с нажимом, еще и уточнила: — Спрячется в кладовке, где дрова и уголь.

Потом, вспоминая эту сцену, Марфа удивлялась тому, что мгновенно сообразила, как надо поступить. Наверное, жизнь в городе все-таки научила ее действовать быстро, не раздумывая. Еще два года назад при малейшем затруднении она стояла бы и глазами хлопала. Точно как Нюраня, которой пришлось повторить: «Ховайся!»

Только Нюранина юбка мелькнула, а Марфа успела отослать сына к Настеньке, как дверь распахнулась. Сорока.

— Ты чего это мне мальца пугаешь? — напустилась на него Марфа. Бывший односельчанин, Данилка не вызывал у нее ни страха, ни почтения. — Куда прешь с грязными ножищами?

— Замолкни, контра! По тебе за укрывательство раскулаченных тюрьма плачет.

— Испугал ежа голой задницей!

— Что тут за шум? — вышла в коридор Елена Григорьевна. — О, Данила Егорович!

— Приветствую, Елена Григорьевна. Извините за беспокойство — служба. Ваша прислуга прячет раскулаченных Медведевых…

— Барыня! — всплеснула руками Марфа. — Свекор из деревни прибыл погостевать. Нешто у него на лбу написано, что раскулаченный?

— Тише, не ори, Марфа, — поморщилась Елена Григорьевна.

— Свекра ейного, — продолжал Данилка, — мы взяли, но была еще кулацкая дочка. Где Нюраня?

— А я знаю? — вопросом на вопрос ответила Марфа.

— Нюр… кто? — переспросила Елена Григорьевна.

Несколько часов назад Марфа представила ей Нюраню, сказала, что золовка поможет по хозяйству. Елена Григорьевна кивнула, разрешая, и добавила: «Какие вы огромные. Чем вас только кормят?» Теперь же она на голубом глазу изображала неведение.

— Анна Медведева, — пояснил Сорока.

— Здесь, увы, такой нет, — пожала плечами барыня. — Или вы хотите в моей квартире обыск произвести? — спросила она кокетливо и выпустила струю дыма.

Сорока замялся. Елена Григорьевна рассмеялась.

— Извиняйте! Всего доброго! — попрощался Сорока.

— Не забывайте навещать меня, Данила Егорович. Вы настоящее украшение нашей скромной компании.

Закрыв за Данилкой дверь, Марфа повернулась к барыне, ожидая услышать справедливые упреки, угрозы и предупреждения. Но Елена Григорьевна, только что спасшая девушку, казалось, тут же выкинула из головы свой добрый поступок.

— Кофе остыл, — сказала она Марфе, — я забыла его выпить. Сварите мне новый, пожалуйста.

Испуганная Нюраня до ночи просидела в кладовке. Когда Марфа, сбегав домой и обнаружив, что свекор прихватил только свой чемоданчик с инструментами, коротко сообщила Нюране: «Забрали Еремея Николаевича», — девушка не расплакалась, только еще пуще затряслась. Однако через пару часов из кладовки послышались горестные стоны.

«Дошло до нее», — подумала Марфа.

Но причина страданий Нюрани была в другом.

— До ветру хочу, — кусала пальцы Нюраня, — во двор мне надо!

— Пойдем, в клозет-сортир провожу.

Уставившись на унитаз, Нюраня растерялась:

— Дык… как тут? Я не смогу!

— Смогёшь. Срать да ссать по-городскому не велика наука. Задирай юбку и садись.

— Марфа, я боюсь! — заглянула в фаянсовый бочонок странной формы Нюраня.

— Ага, оттель сейчас змей высунется и схватит тебя.

— Ой-й-й!

Нюраня попыталась спастись бегством, но Марфа ее удержала и силком водрузила на унитаз:

— Как закончишь, газетами подотрись, видишь, тут заготовлено. Потом за эту чушку, что на цепочке висит, потяни — водой смоется.

Нюраня подозрительно долго задержалась в туалете. Марфа пошла ее проверить. Благополучно справившись с нуждой, Нюраня играла с выключателем. Поворачивала маленький рубильник — под потолком вспыхивала лампочка. В обратную сторону поворачивала — лампочка гасла, становилось угольно темно.

— Марфа! — задрав голову и не отрывая взгляда от лампочки, проговорила Нюраня. — Чудо какое!

— Обыкновенное электричество.

Сама Марфа еще не так давно боялась подойти к выключателю и просила, когда темнело, Мотрю: «Тыр-кни в него».

Александр Павлович пришел домой поздно. Марфа приняла у него пальто, сапоги, поставила перед ним домашние туфли — обычный ритуал.

— Крепкого чаю, — попросил Александр Павлович, — и рюмку твоей настойки.

Марфа все это принесла на маленьком серебряном подносе — как барыня учила. Александр Павлович опрокинул рюмку, взял стакан с чаем в подстаканнике.

Марфа стояла перед ним в гостиной, не уходила.

— Спасибо, можешь быть свободна.

— У меня к вам разговор просьбенный по личному делу-вопросу.

Она несколько часов подбирала слова, чтобы они звучали по-городскому красиво.

— Да? — поднял брови Александр Павлович и откинулся на спинку дивана. Марфа никогда и ни о чем лично для себя не просила. — Говори!

Она рассказала все честно: про раскулачивание, что свекра арестовали в ее квартире, а Нюраню спасла барыня. И теперь надо Нюраню куда-то услать, спрятать. Муж Петр, родной брат Нюрани, да и сама Марфа в «политике обстановки» не сильны, поэтому и обращаются к Александру Павловичу.

— Это опасно, — нахмурился он.

— Нюраню пока я в кладовке держу, а потом в дровяном сарае могу схоронить. Сейчас приведу ее.

Александру Павловичу стало стыдно — Марфа решила, что он видит угрозу только для девушки, хотя подразумевалось: опасно помогать врагам власти. Он уже сталкивался здесь с подобными женщинами: они органически не способны воспринять, что мужик может трусить, избегать опасности, даже не ввязавшись в драку. Возможно, благодаря подобным женщинам и вывелась сибирская порода мужиков, которых через колено не переломишь, они тебе самому шею одним мизинцем сломают.