Безымянка - Сергей Палий

— Нормуль? — хмуро спросил он, крутанувшись на каблуках.

— Хоть сейчас выставляйся на конкурс «Мистер Армагеддон», — усмехнулся я.

— Да ну тебя, — набычился Вакса. — Жрать давай уже.

Ева от еды отказалась, расстелила пенку и улеглась. На Ваксу она все еще поглядывала с подозрением, но, видимо, решила пока не донимать его расспросами о странном поведении в логове Наколки. Наверное, это правильно: воспитанием лучше утром заниматься.

Мы запустили примус, разогрели тушенку и с наслаждением умяли каждый по банке. Вакса собрался приложиться к водке, но я строго на него поглядел, и пацан с печальным вздохом отложил бутылку. Мы откупорили одну полторашку и вдоволь напились безвкусной дистиллированной воды. После этого я помазал рану под челюстью йодом, заклеил свежим пластырем и устроился рядом с Евой.

— Обними меня, — попросила она.

Я прижал ее к себе и почувствовал, как сильное женское тело содрогнулось от близости. Поцелуй закружил нас. Долгий, нежный, совсем не такой легкомысленный, какие бывали раньше. Одного этого поцелуя было достаточно, чтобы понять: все изменилось. Ева приняла меня.

Я так и заснул со вкусом ее губ на своих.

Накопленная за день усталость мгновенно размазала сознание тонким слоем по эфиру, и я провалился в зыбкую пропасть сновидений…

Но кошмар про переполненную людьми станцию и ледяной поезд вышиб меня оттуда, как вышибает долото шпонку из паза. И теперь я лежал и старался глубже дышать, чтобы унять колошматящее по ребрам сердце. Капля пота, бегущая от виска, добралась до подбородка и остановилась.

Силуэт Ваксы замер над разбросанной с вечера одеждой. И в полумраке я не сразу понял, что он делает. Поморгал, осторожно повернул голову, чтобы лучше разглядеть… и остолбенел, не желая верить собственным глазам.

Вакса неподвижно сидел на кортах возле накидки! Евы. В руке он держал пакеты с перфокартами и ключи, добытые накануне из ячейки.

— Егор… — сорвалось с губ.

Вакса подпрыгнул, словно его долбануло током, и развернулся, вытаращившись на меня. Картонки и ключи посыпались на пол.

— Орис… — Голос пацана дрогнул. — Я… я не ворую, ты не подумай.

— Я не думаю, Егор. Я вижу. — Внутри начало рушиться что-то хорошее, надежное, в которое верил годами, на которое опирался. Хотелось сказать какие-то нужные слова, но они, как назло, все вылетели из головы. Только один вопрос повис в воздухе, как занесенный клинок: — Зачем?

— Ты не понял, Орис… — Вакса суетливо подобрал перфокарты и опять застыл, глядя прямо на меня. В его глазах искоркой отражался притушенный огонек примуса и метался животный испуг. — Я не беру Я… хочу это вернуть на место.

Брови у меня невольно сошлись на переносице. Не ожидал я такого объяснения, поэтому несколько растерялся. Стало быть, пацан стянул ключи и картонки у Евы и теперь пытается положить обратно? Ну и ну — расклад. И ведь, похоже, не врет… Впрочем, отныне мне вообще непросто будет ему верить, ох как непросто.

Я покосился на Еву: вроде спит.

Негромко спросил у Ваксы:

— Когда?

— Что «когда»?

— Когда ты их украл?

Я сознательно сделал ударение на последнем слове и заметил, как оно покоробило Ваксу. Он уронил взгляд. Еле слышно произнес:

— На Спортивной еще. Когда с ролем махач был.

То, что почти рухнуло внутри меня, перестало крошиться и разваливаться на части. Все замерло. Я прислушался к ощущениям. Скелет пошатнувшегося здания со скромной вывеской «доверие» над подъездом, кажется, уцелел.

Но теперь уже было не до сочувствия и сантиментов: нужно было выяснить причину, толкнувшую Ваксу на такую подлость.

— Ну-ка вставай, пойдем прогуляемся.

Он не стал противиться, даже не пикнул. Молча вернул перфокарты и ключи во внутренний карман накидки, тихонько застегнул молнию и встал. Я аккуратно поправил покрывало на Еве и тоже поднялся. Как мы ни старались не шуметь — она все же проснулась, приоткрыла один глаз.

— Вы куда?

— Поговорим и вернемся, — успокоил я. — Спи.

Мы вышли в переход и прикрыли за собой дверь. Вакса сунул руки в карманы и встал, понурившись. Давненько не видел его таким раздавленным. Но если в другой момент я бы поддержал пацана, подбодрил, то сейчас жалости не возникло.

— Садись, — махнул я рукой на опрокинутый стул у разбитой витрины. — Рассказывай.

— Чего рассказывать-то? — пробубнил он, поднимая стул, стряхивая с него щепки и пыль. Было заметно, что с гораздо большей охотой он сейчас уселся бы в свою любимую позицию на корточках, но почуял, что мне это не понравится, и решил не выпендриваться. — Я обратно просто хотел положить.

— Все у тебя просто, — сказал я, облокачиваясь плечом о стену. — Для начала признайся, зачем взял.

Вакса сел на краешек стула и уронил лопоухую башку, ежась и собираясь с духом.

Невзирая на летнюю пору, было прохладно. Утренний туман втекал в переход со стороны лестницы и заполнял сумрачное пространство, как сизый кисель. И все равно с каждой минутой становилось светлее: мгла словно бы приносила с собой микроскопические частицы рассвета. С улицы доносился далекий стук, как будто кто-то размеренно долбил молотком по железяке.

Я глянул на дозиметр. Фон терпимый, но долго шастать без маски чревато для здоровья — лишние рентгены на пользу не пойдут.

— Не тупи, — поторопил я Ваксу.

Он вздохнул, так и не подняв голову.

— Помнишь, как ты меня вытащил из камер хранения на вокзале?

— Ну.

— В общем… малолетки городские от меня не отстали. Я тебе не говорил, а они меня подловили через неделю и пригрозили, что порешат, если не стану для них щипачить…

— Так ты щипач?

— По мелочовке. — Вакса вскинулся: — А что мне надо было им сказать? Не буду таскать, да? И было бы у меня перо под ребром тут как здесь!

— Ладно, не выкобенивайся, — оборвал я его. — Допустим, пригрозили. Сложно было мне сказать? Нашли бы управу на стаю шакалов.

— Плохо ты ту стаю знаешь. У них и не такие герои под свирель маршируют, пока ноги до жопы не счешутся. Зверьё.

— Хорошо, — сдался я. — Но зачем ты перфокарты спер?

— Они мне еще позавчера насвистели, что на открытии туннеля сделка будет между горожанами и дикими. Я должен был стянуть предмет из ячейки и передать либо им, либо Наколке — на случай, если вдруг на Безымянку занесет. У них шобла-то единая и общак один.

— Вот ты чего, значит, так щемился, когда мы у волчат были, — хмыкнул я. — Ну хоть это теперь понятно.

— Да ни фига тебе не понятно, Орис! — крикнул пацан, но тут же понизил голос: — Они нас догонят. И убьют. Ты даже не представляешь, что это за изверги!

— Ну-ка хорош паниковать, — жестко осадил я его. — Тебя запугала шпана, я понимаю. Но бояться нам нужно вовсе не их.

— А кого? — Вакса, наконец, посмотрел на меня исподлобья. — Сивого пижона, что ль? Да он же лох, вон ты ему как навтыкал-то.

— Этот лох может нас до самого Юнгородка по рельсам размазать, если догонит. У него — власть. И пока он ее не потеряет, мы в опасности.

Вакса опять уронил голову. Было видно, что какой-то там сивый предводитель Нарополя его не интересует.

Пацан поломан сверстниками. Вот их он боится по-настоящему, а Эрипио… Плевать он на него хотел. Просто в его возрасте еще не воспринимаешь всерьез того, кто тебе лично не угрожал.

Я долго молчал, взвешивал в уме факты. Потом принял решение.

— Ева не должна знать, что произошло. Я тебя смогу: простить… со временем. Она — нет.

Вакса вскочил со стула и сделал пару шагов в мою сторону, но остановился в нерешительности.

— Орис, я ведь правда хотел обратно положить, — выдавил он. — Ты ж мне как батяня родной…

— Только вот сопли не разводи.

— А я и не развожу никаких соплей, — моментально набычился Вакса. — Больно надо.

Я заставил себя не улыбаться, иначе весь педагогический эффект — насмарку. Строго велел:

— Вали в каптёрку.

Пацан ссутулился, шмыгнул к двери и бесшумно скрылся в подсобке.

А я так и остался возле стены, наслаждаясь коротким утренним спокойствием. Стоял, слушал далекий металлический стук и машинально фиксировал в памяти каждую деталь в заброшенном переходе: разбитую витрину, скособоченные полки, грязную пластиковую вилку на полу, ржавый обогреватель, стул, где только что сидел Вакса, серые ступени, на которые мягко ложился розоватый рассеянный тон.

Почему-то мне хотелось запомнить Безымянку именно такой. Тихой. Предрассветной. С намеком на близящийся солнечный день…

В подсобке что-то загремело, раздался возмущенный возглас Евы и привычные оговорки лопоухого сорванца.

Видать, не суждено нам сегодня выспаться.

Через полчаса мы были сыты, упакованы в снарягу по самые ноздри, вооружены и готовы к марш-броску. Прошли через гулкий вестибюль, спустились на вылизанную очередным аномальным пожаром Победу — на стерильно чистой станции вновь сияли сотни ламп. Мертвенно бледный свет резал глаза и вызывал у меня ощущение дискомфорта. Мы нырнули в перегон и, не оборачиваясь, двинулись по рельсам в сторону Безымянки.