Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев

В Урановой комиссии с присланным предложением ознакомились, присвоили ему шифр («секретно»), номер («первый») и подшили в папку, которую специально завели для хранения входящих бумаг. «Уранщики» руководствуясь при этом всё тем же старым бюрократическим правилом: прожектёров много, а Академия наук — одна!

В начале октября 1940 года Урановая комиссия вновь собралась на заседание. В повестке дня стоял всего один вопрос: «О сырьевой базе», но совещались «уранщики» двое суток. Первый день — в открытом режиме, второй — в закрытом (то есть секретном).

Заседание началось с заявления академика В.Г. Хлопина о том, что проблеме урана…

«… уделяется очень большое внимание в Америке, Германии и в других странах, где ставятся соответствующие исследования в соответствующих научно-исследовательских учреждениях. Совершенно естественно, что в этом отношении нам отставать не приходится, и в этом направлении работать безусловно необходимо».

А закончилось двухдневное совещание пессимистичной констатацией: разведанных месторождений урана в Советском Союзе очень мало, процент содержания урана в них чрезвычайно мал, да и геологоразведка поисками совсем не занимается. Иными словами, «… на сегодня ничего реального ещё нет».

И всё же кое-что (причём вполне реальное!) уже стучалось в двери.

Бомба, предложенная харьковчанами

17 октября 1940 года в Бюро изобретений народного комиссариата обороны поступила заявка на изобретение. Её прислали сотрудники харьковского ЛУНа уже знакомые нам В.А. Маслов и В.С. Шпинель. То, что предлагали два кандидата физико-математических наук, имело довольно скромное название: «Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества». Речь шла о конструкции уранового взрывного устройства. Изобретатели писали:

«… трудно сказать, какая из особенностей (колоссальная разрушительная сила или же отравляющие свойства) урановых взрывов наиболее привлекательна в военном отношении».

В том, что создать подобное устройство вполне реально, Маслов и Шпинель почти не сомневались, сразу же заявив:

«… построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов как Лондон или Берлин, очевидно, не явится проблемой».

Слова о возможном разрушении столиц Великобритании и Германии были включены в заявку с явным расчётом на то, чтобы привлечь внимание работников наркомата обороны. Но всё равно та необыкновенная лёгкость, с которой молодые учёные предлагали стереть с лица земли города с многомиллионным мирным населением, не может не покоробить!

Предложение уничтожить буржуазный Лондон ещё как-то можно объяснить пролетарскими воззрениями харьковчан. Да и Британия находилась тогда в состоянии войны с дружественной нам Германией. Так что столицу туманного Альбиона Маслов и Шпинель вполне могли рассматривать как город «враждебный», а потому достойный уничтожения. Но как объяснить их кровожадность в отношении Берлина, столицы национал-социалистического государства, вместе с которым Советский Союз совсем недавно разгромил «панскую» Польшу, вотчину «помещиков» и «капиталистов»?

На эти вопросы вряд ли можно дать однозначный убедительный ответ. Можно только сказать: такие были времена, такая обстановка сложилась в стране Советов!

Но вернёмся к заявке на изобретение «взрывчатого и отравляющего вещества» из урана. Она явно писалась если не под диктовку, то по инициативе доктора Ланге, научного руководителя ЛУНа. Вряд ли молодые кандидаты наук сами додумались до такой нестандартной идеи.

А Фриц Ланге давно уже всё понял! И, не очень веря в долговечность «дружбы» СССР и Германии, имея достоверные сведения о том, что Берлин втайне от Москвы давно уже приступил к созданию невиданного по мощи оружия, Ланге решил, что пора действовать. Но подписывать заявку, грозившую разрушить его родной город Берлин, его рука не поднялась. И доктор Ланге, немец по национальности и советский гражданин по паспорту, предоставил своим молодым сотрудникам право выступить в качестве «изобретателей» урановой бомбы.

Факт «тайного» соавторства Ланге косвенным образом подтверждается и тем, что вскоре в Бюро изобретений наркомата обороны поступила ещё одна заявка. Под ней стояли три подписи: доктора физико-математических наук Ланге и двух кандидатов наук — Маслова и Шпинеля. На этот раз харьковчане предлагали «способ приготовления урановой смеси, обогащённой ураном с массовым числом 235» при помощи «многокамерной центрифуги».

В тот момент весь мир ломал головы над тем, как разделить протоны урана. «Центрифугальный» способ, который предлагали луновцы, выглядел очень привлекательно.

Обе заявки харьковчан были тотчас отправлены на экспертизу.

Тем временем (в начале ноября 1940 года) состоялся визит Вячеслава Молотова в Берлин. Прошли его переговоры с Гитлером. Советский нарком заявил, что правительство СССР считает своим долгом «окончательно решить и организовать проблему Финляндии». Как писал впоследствии Карл Маннергейм:

«Многое указывало на то, что наша страна снова станет объектом торга между двумя великими державами. Мы понимали, что война будет затяжной, и чем дольше она будет продолжаться, тем больше Германия будет зависеть от своего могучего союзника и от поставок товаров из России».

Однако к единству союзники не пришли. Советский Союз попросили…

«… подождать месяцев шесть или год перед тем, как он получит свободу действий в отношении Финляндии».

Через два года, по словам того же Маннергейма, Гитлер скажет о том, что «… начиная с осени 1940 года, руководящие круги Германии стали подумывать о разрыве отношений с Советским Союзом. После переговоров с Молотовым в ноябре 1940 года стало ясно, что войны не избежать, ведь требования русских оказались совершенно неслыханными! В течение двадцати лет на вооружение будет брошено всё. Нельзя было допустить, чтобы буря, угрожавшая смертью, через пятнадцать-двадцать лет снова начала действовать!».

А в Советском Союзе в это время всё ещё жили по законам мирного времени: в стране снимались кинокомедии, публика ломилась в Большой театр на спектакли с участием Улановой, Лемешева и Козловского, с невероятным восторгом была встречена программа «Ждём вас во Львове», которую привёз из «воссоединённой» Западной Украины джаз-оркестр Эдди Рознера…

Но всё чаще вызывались на военные сборы резервисты, писатели и поэты получали армейские звания комиссаров разных рангов, а из репродукторов в любое время дня можно было услышать слова популярной песни:

Если завтра — война, если завтра — в поход,будь сегодня к походу готов!

Последнее ядерное совещание

В конце ноября 1940 года в Москве прошло Пятое Всесоюзное совещание по физике атомного ядра, последнее предвоенное. А ровно через месяц (26 декабря) на сессии Отделения физико-математических наук с докладом об итогах этого мероприятия, о котором много и заинтересованно говорили в научных кругах, выступил профессор Дмитрий Владимирович Скобельцын.

По мнению докладчика, наиболее существенными на совещании были: «… вопрос о возможности использования внутриядерной энергии, вопрос о цепных реакциях, связанных с делением ядер урана». По этим двум главным темам «… было доложено много работ» и «… приведено очень много любопытных данных», которыми с коллегами поделились Курчатов, Зельдович и Харитон.

Однако «полной уверенности» в том, что выводы физиков-теоретиков достоверны, у Скобельцына не было. Он прямо заявил, что «… приведённые расчёты, возможно, неточны, и, во всяком случае, не совсем ясно, насколько обоснованы те данные, на которых авторы базировались».

В заключение Скобельцын отметил, что «… итоговый результат по урановому вопросу», о котором докладывал профессор Курчатов, «… чрезвычайно неутешительный» и пока «… не видно, каким образом здесь можно найти выход».

Впрочем, отсутствие реальных достижений в работе советских атомщиков никак не отражалось на их научной и общественной репутации. Об этом свидетельствует хотя бы «ХАРАКТЕРИСТИКА профессора Игоря Васильевича Курчатова», составленная 16 декабря 1940 года директором ЛФТИ А.Ф. Иоффе и секретарём партбюро института Н.В. Федоренко. В ней говорилось, что профессор Курчатов «является одним из крупнейших физиков Советского Союза». Перечислялись его работы. Отмечалась «характерная черта работы» учёного, а именно: