Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая

– Да уж, родня! – ворчливо вставила бабка Уннхильд, мать Эйвильды. – Из-за этой самой родни мы остались нищими! Какая прекрасная усадьба была у нас на побережье, пока не явился Торбранд Тролль с войском и не развеял ее в дым и пепел! И Хродмар Удачливый помогал, тоже родич! Чтоб дракон в подземелье терзал его с утра до ночи!

– Все это так! – печально подтвердил Асольв. – Но поздно жаловаться на судьбу, когда сын Хёрдис уже едет сюда. Мать, ты бы подумала, чем мы будем его кормить. Сколько ты, Бьёрн, говоришь, у него людей – сорок?

– Это унизительно! Это позор! Я не желаю этого терпеть!

– В жизни часто приходится терпеть то, что нам не нравится. – Асольв вздохнул. – Знаешь, как говорят: достойный человек должен стойко встречать удары судьбы.

Асольв Непризнанный знал, что говорил: в его жизни ударов судьбы хватало, и все его заботы сосредоточились на том, чтобы встретить их достойно.

К тому времени как дружина Торварда доехала до Кремнистого Склона, хозяева усадьбы настолько укрепились духом, что встреча прошла вполне прилично. Одетые в лучшее платье хозяева встретили знатного гостя во дворе, и даже Эйра отвечала на его приветствия с ледяной учтивостью. Казалось, она решилась-таки выйти навстречу «сыну ведьмы» только для того, чтобы показать, как она его презирает. Торвард, хоть и не ждал бурной радости, удивился такому подчеркнуто холодному приему.

– Не обращай внимания! – сказал ему Лейкнир. – Она у нас со странностями. Вроде твоей матери в молодости. В нашем роду, говорят, все женщины рождаются со странностями.

Торвард кивнул и в дальнейшем почти не спускал глаз с Эйры. Между нею и Хёрдис Колдуньей не было никакого внешнего сходства, но диковато-одухотворенный огонек, мелькавший в ее огромных темных глазах, и впрямь напоминал ему мать. Из всех родичей Эйра наиболее привлекала его любопытство, хотя нельзя сказать, чтобы он много внимания дождался в ответ.

– Здравствуй, здравствуй! – Асольв торопливо, будто его ждали дела, пожал руку сыну, а на самом деле он просто не любил здороваться за руку: с ранней молодости в душу въелось опасение, что кто-нибудь отвергнет приветствие сына рабыни. – Все в порядке? Ничего? Ну, идите мойтесь, я там велел… Мать, ты дашь им рубашек?

Приехавшие ушли в баню, женщины и челядь принялись готовить угощение. Бьёрну фру Эйвильда прислала чистую рубашку, Лейкнир отказался: уезжая из Каменного Кабана, он забрал оттуда все свои, и теперь у него имелась с собой чистая рубашка, которую складывала Альдона во время их последнего разговора. Лейкнир разворачивал ее так осторожно, точно из нее могло выпасть что-то драгоценное, и ткань, пять дней пролежавшая в дорожном мешке, казалась ему теплой на ощупь. От нее веяло высушенным горным вереском, чуть горьковатым, пьянящим запахом, который так любила Альдона. Этими лиловыми скрюченными веточками у нее переложены все сундуки…

Неужели это никогда не кончится? Держа в руках полуразвернутую рубаху, Лейкнир стоял над скамьей и, зажмурившись, с усилием пережидал приступ острой душевной боли. Чем дальше от него отходило его прежнее счастье – счастье видеть Альдону рядом и смутно надеяться на будущее, – тем более ярким и драгоценным оно казалось и тем сильнее мучила утрата.

После еды понемногу завязалась беседа. Асольв расспрашивал Торварда ярла, как живет его сестра Хёрдис теперь, Торвард расспрашивал, как она жила раньше. Но Асольв твердил, что немного может ему сообщить.

– Я знал ее только тогда, когда она жила с нами, – говорил он, не смея упомянуть, что Хёрдис родилась от рабыни и сама считалась рабыней. – А потом, когда ее забрал к себе великан, мы ее больше не видели.

– А где она жила у него? Говорят, это место называется Великанья долина? Это ведь недалеко отсюда?

– Недалеко. Лейкнир проводит тебя, ярл, если ты непременно хочешь посмотреть это место. Но лучше бы тебе туда не ездить. Хоть великана давно нет в живых, в Великаньей долине сохранилось много злого колдовства. Там живут чары, а с чарами никому из людей лучше не встречаться.

Вскоре речь зашла о путешествии Торварда и Хельги, о Бергвиде Черной Шкуре. Теперь Эйра оживилась и сыпала вопросами о Бергвиде, не заботясь, вежливо ли это по отношению к Торварду.

– Как хорошо! – приговаривала она, и ее темные глаза горели воодушевлением. – Я всегда говорила, что Бергвид конунг – великий герой! Не каждый умеет и сражаться, и призывать к себе на помощь тайные силы земли и воды!

– Еще бы – ведь он сын конунга! – соглашался Асольв и почтительно поглядывал на Торварда. – На сыне конунга лежит особое благословение богов. Ему многое подвластно, о чем нам не следует и мечтать!

– Ну, здесь Бергвид не слишком отличился! – вставил Лейкнир. – Он бежал от битвы!

– Не бежал, а отступил с честью! – возразила Эйра. – Ты подумай! – внушала она брату, беспокойно двигая пальцами перед грудью, как будто побуждала его думать поживее. – Ведь у него было меньше людей и кораблей! Да, Бьёрн, ты же сказал, было пять кораблей против четырех?

– Четыре против трех.

– Вот, видишь! Сколько у него было могущественных противников: двое конунговых сыновей, – Эйра бросила язвительный взгляд на Торварда, – да еще Даг Кремневый! И однако Бергвид не был разбит и даже посадил один корабль слэттов на камни!

– Наоборот! – поправил Лейкнир. – Это слэтты посадили на камни Бергвидов корабль!

– Ну, неважно! – Эйра отмахнулась от этой мелочи. – Но он ушел, а твои слэтты остались в дураках!

При этом она снова посмотрела на Торварда, имея в виду, что к нему это тоже относится. Он недоуменно усмехнулся, не понимая, за что племянница матери так его невзлюбила, и не мог решить, чем отвечать на эту враждебность. Ссориться с женщиной он считал ниже своего достоинства, и недоброжелательность Эйры, для которой он не видел причины, скорее изумляла его, чем задевала.

– Удача Бергвида в этот раз оказалась больше, – твердила Эйра. – Выходит, что один конунг весит побольше, чем два сына конунгов! Ведь он заставил вас с Хельги ярлом биться между собой, да, Торвард ярл?

Это был первый раз за все время, когда она обратилась к нему.

– Да, пожалуй, – вынужден был признать Торвард. – Но я надеюсь, это не последняя наша встреча. Моя мать наворожила, что именно мне суждено его убить. Я только не знаю, когда это будет. Думал, что в этот раз. Выходит, срок еще не пришел. Ну, ничего, я молодой, подожду.

Эйра заносчиво вздернула нос, не желая признавать такого предсказания.

– Если человек умеет и сражаться, и творить заклятья, налагать «боевые оковы» – это редкий, это великий человек! – с упрямым воодушевлением продолжала она. Эйра забыла о еде, ее большие глаза вдохновенно сияли на бледном лице, даже легкие прядки темных волос на висках трепетали, как будто тоже были возбуждены и взволнованы. – Бергвид конунг – редкий человек! Я всегда говорила! Это было видно с самого его рождения! С самого рождения его жизнь сопровождали знамения! Когда ему был всего год от роду, он остался старшим мужчиной в своем роду!

– Ну, это еще не редкость, особенно у нас! – проворчал Лейкнир. – Я много таких видел.

Даже сейчас он не забывал об Альдоне и, против воли сравнивая свою сестру с сестрой Бьёрна, страдал от сознания того, насколько уравновешенное, добродушное благоразумие Альдоны выше, чем эта глупая, как ему виделось, и неуместная восторженность Эйры.

– Когда ему было три зимы, ему грозила гибель! – продолжала Эйра, не слушая брата. – Его могли захватить фьялли! Он вырос бы в заложниках, в пленниках у Торбранда Тролля, вырос бы среди позора, унижений, рабского труда! Да, его могли бы сделать рабом!

– Его мать сама продала себя в рабство! – напомнил Торвард. – Фьялли ее даже не видели!

– Значит, ей выпала судьба жить в рабстве! – проворчал Лейкнир. – Бергвид же вырос в рабах где-то на южных берегах. Все так и вышло: от чего он бежал, то и получил. Какая разница?

– Зато никто из фьяллей не знал, где он! – горячо возразила Эйра, на сей раз его услышавшая. – Никто на всем свете не знал, где он, наш будущий мститель! Никто на всем свете, кроме его матери, не знал, что в облике простого раба скрывается настоящий конунг!

Лейкнир свирепо вздохнул и отвернулся, словно хотел сказать кому-то в темном углу: видал ты где-нибудь еще такую дуру?

– А когда пришел его час, он сбросил личину! – ликовала Эйра, в своем воображении снова и снова переживая эту волнующую и такую прекрасную в ее глазах сагу. – И он явился миру, герой, как молния является из темных туч, во всем блеске! Он воззвал к богам, и боги обрушили бурю на головы его врагов!

– Да ты что, влюблена в него, что ли? – Лейкнир посмотрел на сестру, как на сумасшедшую.

– Я не влюблена! – гордо ответила Эйра, будто это само по себе было подвигом. – Но я восхищаюсь им. Это настоящий мужчина, настоящий герой! Ты говоришь, он был рабом, а теперь он конунг! Он морской конунг, конунг всего Морского Пути! Весь Морской Путь дрожит при его имени! Фьялли разорили Квиттинг, они втоптали нас в грязь, унизили наше племя и поставили на колени, и никто не посмел, не смог вступиться за нашу честь, кроме него! Он заставил всех, кто презирал нас, бояться квиттов! Даже фьялли, даже те, кто смеялся над нашим унижением, теперь боятся плавать мимо наших берегов! Он мстит за нас, за каждого из наших убитых! Он мстит за род нашей матери, за разорение наших береговых владений! За каждого из убитых квиттов! И будет мстить! Вот это – настоящий мужчина, настоящий конунг!