Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Мак-Гилл Моуэт

Она продолжала выполнять свои обязанности, пока Пауло и другие рабочие не начали за нее тревожиться. Они чувствовали, что даме в положении не следует трудиться столь усердно в столь холодной воде. И попытались уговорить ее уйти в отпуск. Но Бланш не пожелала. Она нашла собственный выход из дилеммы.

Как-то днем, когда она была уже на втором месяце, Пауло дал сигнал к спуску. Бланш, вместо того чтобы помчаться к слипу, вылетела за ворота и исчезла. Пауло удивился, но он удивился еще больше, когда несколько минут спустя она вернулась, слегка цапая за задние ноги большого спаниеля, принадлежавшего губернатору Сен-Пьера.

Она безжалостно загнала беднягу в трансбордер и не выпускала, пока спуск не завершился. А тогда принудила его собирать клинья с ней вместе.

— Она всего раз поучила этого пса, — сказал Пауло, — и с тех пор он знал, что от него требуется. Ему это не нравится. Mon Dieu, в первый раз он визжал как черт, но ничего не мог сделать. А потом, чуть я дам гудок, Бланш бежит за ним. Один раз он спрятался, но на другой день она изловила его на улице и почти оторвала ему ухо. И с тех пор он слушается.

До родов Бланш пополнила ряды своей бригады и так хорошо обучила подневольных помощников, что они справлялись с работой и без нее. Когда ее щенки подросли и отправились в море на разных судах, Бланш сохранила свою бригаду, не потому что так уж нуждалась в помощниках, а, остается предположить, ради удовольствия превращать в честных рабочих псов компанию «городских» бездельников.

— Иногда она обучает новичка, — продолжал Пауло. — Доберман, он совсем новый. И плавает плохо. Надеюсь, он не утонет. А то его хозяин — новый начальник жандармов, еще один чертов французик из Парижа…

В тот же день «Счастливое Дерзание» забралась на трансбордер, освободившийся от траулера, и во мгновение ока вознеслась на берег. Среди всех этих машин она выглядела совсем игрушечной, жалким ничтожеством в сравнении с «Сэнди-Пойнтом» на соседнем слипе. Как неизящно выразился Майк:

— Вид такой, будто «Сэнди-Пойнт» родила заморыша. Остается надеяться, что он выживет.

И правда, «Счастливое Дерзание» смахивала на больного ребенка. Не только цвет ее корпуса был жутким, но и общее состояние ее здоровья оставляло желать лучшего. Когда конопатчики собрались, чтобы обследовать ее мокрое днище, они только прищелкивали языками, покачивали головами и выразительно закатывали глаза.

Тем не менее они взялись за дело, и взялись с великим усердием. Невероятные количества смольной пакли исчезали в ее зияющих швах. Целый брус, до того прогнивший, что нож входил в него, как в масло, был заменен новым. Все деревянные уплотнители были высверлены и на их место поставлены другие; устранены были и многие другие ее недомогания.

Тео подробно проинструктировал нас, как ее следует выкрасить заново.

— Будьте так любезны, месье, удалите эту зелень! — наставлял он нас. — Корпус должен быть черным, накрашенная ватерлиния будет белой. Днище будет красным. Под планширем любезно проведите желтую линию. Палубы будут светло-коричневыми. Ее мачты вы отчистите, проолифите и клотики выкрасите белой краской. Когда вы кончите, она уже не будет выглядеть как выуженная из моря старая дохлятина, она будет выглядеть как хороший баскский корабль!

В ближайшие дни приготовления к крещению закончились. Ими занимался зять Тео Мартин Дютен, взявший на себя роль церемониймейстера. Мартину предстояло заручиться согласием доминиканского монаха официально окрестить шхуну, заказать баскский морской флаг, которому предназначалось развеваться на нашей мачте, решить филологическую задачу перевода названия «Счастливое Дерзание» на баскский, спланировать обряд крещения и в заключение подготовить великолепный банкет в честь возрождения баскского торгового флота.

Наш спуск на воду тоже сам по себе стал праздником. Пока Бланш собирала своих подручных на трансбордере, на борту у нас столпились почти все рабочие с верфи, а также испанские моряки, нагруженные дарами в честь знаменательного события — в основном жидкого типа. Трансбордер плавно ушел под воду, и «Счастливое Дерзание» вновь оказалась на плаву. Множество услужливых рук принялись отвязывать удерживавшие ее канаты. И трансбордер с трудящимися собаками остался позади. Майк завел обалдуйку, и мы подошли к главной правительственной пристани. Спуск прошел отлично, а лечение, которому она подверглась на верфи, казалось, избавило «Счастливое Дерзание» от течи. Это был законный повод для дальнейшего празднования, и мы все отправились в кафе «Л’Эскаль».

Мы с Майком покинули «Л’Эскаль» в очень поздний час этого темного и туманного вечера. Захватить с собой фонарик мы не позаботились, так что единственным источником освещения было мягкое сияние, словно исходившее от нас обоих, такое блаженное тепло нас переполняло. На то, чтобы отыскать порт, у нас ушло черт знает сколько времени. А когда мы его отыскали, то не могли решить, в какой именно его части находимся. Еще час мы ощупью брели вдоль стенки набережной, больно ушибая голени о швартовы траулеров.

«Счастливое Дерзание» словно сквозь землю провалилась. И я решил, что нам лучше отложить поиски, вернуться в «Л’Эскаль», разбудить Эллу и попроситься переночевать. Однако Майком овладело ирландское упрямство, упрямее которого нет ничего. Ворча себе под нос, он тащил меня за собой, пока мы не споткнулись о еще один швартов.

Только к «Счастливому Дерзанию» он никакого отношения не имел, а привел нас на осклизлую палубу поистине допотопной шхуны, которая с незапамятных времен покоилась у дальнего конца стенки.

Много-много лет назад «Алмазная», как звалась эта шхуна, перестала цепляться за жизнь и полузатонула у причала. Однако в ее проплесневевшей каюте проживал моряк, столь же древний, как она сама. Видели его очень редко, когда он выскакивал из кормового люка и торопливо пересекал Плас в направлении наиболее дешевого бара.

Обнаружив нечто знакомое, Майк осторожно забрался на борт «Алмазной» с твердым намерением разбудить ее шкипера и навести у него справки относительно местонахождения нашей собственной шхуны.

Крышка люка сдвинулась, и из него высунулась голова здешнего гнома. Свет керосинового фонаря в его руке озарял морщинистое лицо с запавшими щеками в седой щетине. Он, казалось, знал, что нам нужно, и взмахом фонаря пригласил нас перелезть на палубу катера, который находился при последнем издыхании и принадлежал нашему доброму другу Пауло. А бок о бок с катером уютно устроилась наша беглянка.

В порт прибыли задержанные туманом два иностранных траулера, для них потребовалось место, и «Счастливое Дерзание» перегнали сюда, а перегонявшие ее матросы не сочли нужным поставить нас в известность о