Фантастика, 1982 год - Сборник

У меня все внутри оборвалось… Выключаю автопилот, перевожу самолет в планирование. Начинаю соображать, куда девать шестнадцать тонн нашей техники.

– Командир! - крикнул Матвейчук. - Я сейчас передаю по радио, что моторы отказал!!.

– Я точно знаю этот район, - наклонился ко мне Бондарев. - И не прерывал детальной ориентировки…

Кивнул хлопцам - действуйте! - и выбираю местечко получше. Но что справа, что слева - один черт; для посадки самолета местность никудышная…

Стало тихо-тихо. Машина снижается, горы все ближе, настроение падает вместе с высотой. По передним стеклам текут и смерзаются струйки крови. Здоровенная птичья лапа точно скребет когтями по стеклу.

Надо же случиться такому! Даже над Гималаями в воздухе оказалось тесно, и мы не разминулись с какой-то огромной птицей. Крылатый хищник, властитель местных небес, решил отомстить нашей технике, без труда ворвавшейся в его холодные владения…

Ах, еще бы тысчонки две высоты - и Клинк, возможно, сумел бы вдохнуть жизнь в моторы! Но где их взять, старина?

“Лунные” скалы вылезают со всех сторон и растут, будто мы рассматриваем их сквозь увеличительное стекло.

Вот справа - узкое ущелье, километров на двадцать в длину, а у самого начала его - единственная пригодная площадка.

Подвернули мы с Кузнечиком вправо и сели на нее с убранным шасси.

И только тогда я почувствовал усталость.

Редчайший случай в авиации, и надо же ему достаться на нашу долю! Дело было к вечеру и всего в 347 километрах от цели…

Справа - гигантская дьявольская “расческа” из черно-серых скал, слева - глубокий запекшийся шрам в могучем теле хребта, а сверху сыплются на нас трескучие сухие снежинки, гонимые морозным дыханием гор.

Но вся эта прелесть, сам понимаешь, особенно хороша, когда ты видишь ее у себя под крылом, когда вместо ноющей тишины твой слух бодрит шум моторов и когда стрелки приборов не стоят на нулях…

Клинк от души повозился в носу пилотской кабины и доложил нам обстановку. Крылатый разбойник таранил нас “в лоб” и буквально вывернул наизнанку все хозяйство включения зажигания, разомкнул контакты, оборвал проводники и выключил моторы.

И вот мы одни, под крышей мира, на самом чердаке…

Конечно, мы знали, что завтра, пусть через два-три дня, нас найдут, но все же картина не из приятных. Хлопцы мои держались бодро, а Кузнечик с Клинком даже начали сражаться в шахматы. Продуктов у нас вдоволь.

Спали в пилотской кабине, в меховых мешках. При посадке дверь грузовой кабины выломало, и мороз там делал что хотел.

Утро… Бондарев готовит завтрак, Матвейчук включил рацию (благо аккумуляторы целые!) и связывался с Большой землей.

– Командир, - сказал он, - спрашивают: как самочувствие и сможем ли продержаться еще?

– Сможем, - ответил я. - Пусть вышлют другой самолет в экспедицию…

– Они так и делают.

– Ну и отлично.

После завтрака для поддержания духа я предложил ребятам.продолжить шахматный турнир. Кузнечик полез в грузовую кабину, где он накануне оставил доску с отложенной партией, пошарил там и возвратился с лицом, бледным, как синоптическая карта.

– Что с тобой, парень?

– Командир, шахмат нет…

– Будет тебе, Кузнечик!

– Даю слово, командир, и там… чьи-то следы…

Я мигом вылез из самолета, глянул на снег и обмер. Веришь ли, старина, всякая всячина полезла в голову, будто фильтры в мозгу засорились!

– Это… “снежный человек”, - прошептал Бондарев, вылезая за мной.

Тогда я немного успокоился: снежный или другой, во всяком случае, человек, а не дьявол. С пистолетами в руках мы двинулись по следам. Отошли уже метров на пятьсот, как мой Кузнечик ойкнул и присел, а Клинк попятился и почему-то стал умильно приговаривать:

– Кутю-кутю-кутю…

Снова меня бросило в жар. Вижу: из-за скалы выглядывают два волосатых рыжих балбеса и наблюдают за нами. Под мышкой один из них держит нашу шахматную доску.

Но что меня поразило более всего, так это то, что они не убегали от нас! А ведь все, что я слышал и читал до сих пор о йети - “снежном человеке”, говорило за то, что они должны были убежать.

Стали мы ласково увещевать их на разные голоса и подходить ближе. Йети по-прежнему не убегают, только переводят взгляды с нас на самолет, и такое впечатление, что вид нашего самолета внушает им не страх, а, напротив, успокаивает!

– Бондарев, - тихо говорю я, - дай-ка им свою штурманскую линейку. Она белая, блестящая, должна им понравиться.

– Ни за что! - с достоинством произнес штурман.

– Командир, - прервал его Матвейчук, - я им лучше дам хлеба: у меня есть в кармане булка. Дать?

– Попробуй.

Гриша смело подошел к ним и протянул половину булки одному и половину другому. Взяли!

– Молодцы, шахматисты, - подбодрил их Бондарев, и знакомство стало налаживаться.

Дальше - лучше. “Шахматисты” пошли вместе с нами к самолету и без всякой боязни (заметь это, старина!) полезли в грузовую кабину.

Это были крепкие ребята с длиннющими руками, короткими ногами. Головы у них были чуть откинуты назад, заостренные к макушке. Уши острые, большие надбровные дуги и довольно мирно смотревшие карие глаза. Но зубы у них такие, что они могли бы перекусить и подмоторную раму, если бы не питали какой-то удивительной симпатии к технике.

Прошло часа два. Мы пообедали вместе с гостями, и дружба их стала простираться так далеко, что вскоре один из них даже полез целоваться с Клинком.

– Я вижу, что у тебя налаживаются с ними вполне родственные отношения, - заметил Бондарев, жуя колбасу.

– Во-первых, я жертвую собой во имя науки, а, во-вторых, - ответил Клинк, - стоит мне сейчас молвить словечко, и кое-кому из нас несдобровать…

– Нет, нет, тезка., - взмолился штурман, - я сказал это, движимый только чувством юмора и уважения… к науке.

Тут другой йети, как бы желая не обидеть и штурмана, дружески обнял его за плечи, и я явственно услышал хруст чьихто костей. Впрочем, секунду спустя Кузнечик отвлек йети горстью шахматных фигур, и Бондарев был спасен.

Йети, ответив Кузнечику благодарным взглядом, принялся пищать от радости и издавать гортанные звуки.

Часом позже мы вышли из самолета, н йети пошли к горам, оборачиваясь и точно приглашая нас следовать за ними. Любопытство, старина, великая сила, и не каждый совладает с ней!

Мы пошли за ними.

Менее чем в трех километрах от места нашей вынужденной посадки йети стали спускаться вниз по хорошо протоптанной тропинке. Она круто сворачивала за острый выступ скалы, и когда мы обогнули ее, то увидели… Я не могу передать тебе наше изумление. Между скал был прочно зажат корабль, точнее - его останки. Не самолет, а именно корабль, космический корабль.