Слова Будды - Ф. Л. Вудворд

Так я слышал. Однажды Возвышенный совершал странствие среди народа Магадха и пришел в Раджагаху. Он оказался около жилища гончара Бхаггавы и пришел к нему. Придя к этому Бхаггаве, он сказал:

– Если не будет тебе неприятно, Бхаггава, я проведу одну ночь под крышей твоего сарая.

– Не возражаю, господин, – ответил гончар Бхаггава, – но здесь есть еще один странник, который только что начал свой первый сезон дождей. Если он согласится, господин, пожалуйста, оставайтесь столько, сколько пожелаете.

А в то время здесь находился некий член рода по имени Пуккусати; он обладал верой в Возвышенного, ушел из дома, чтобы стать странником и вести бездомную жизнь; это и был тот странник, который проводил под крышей гончара свой первый сезон дождей.

Итак, Возвышенный приблизился к досточтимому Пуккусати, подошел к нему и сказал:

– Если это не будет вам неприятно, о бхикку, я проведу одну ночь под этой крышей.

– Помещение достаточно велико, друг! Оставайтесь сколько вам угодно, достойный господин!

Тогда Возвышенный вошел под кровлю сарая, расстелил на одной стороне охапку соломы, сел, скрестив ноги и держа туловище выпрямленным, поставив перед собой в качестве цели внимательность. И Возвышенный сидел так до глубокой ночи. Подобным же образом сидел так до глубокой ночи и досточтимый Пуккусати.

И вот Возвышенному пришла на ум мысль: «Интересно, каково расположение ума этого члена рода. Что, если я спрошу его?» И вот Возвышенный обратился к досточтимому Пуккусати:

– Доверяя кому, о бхикку, ушли вы странствовать из дома для бездомной жизни? Кто ваш учитель? Чью доктрину вы одобряете?

– Друг, есть на свете отшельник по имени Готама, из рода сакьев, который ушел странствовать из своего рода сакьев. Благоприятные сведения об этом Готаме распространились, о мой господин, далеко за пределы его царства: это он, Возвышенный, Арахант, Полностью Просветленный, совершенный в познании, в практике, благотворитель, познавший мир, колесничий для людей, желающих, чтобы их укротили, учитель дэвов и людей, Будда, Возвышенный! Обладая доверием к этому Возвышенному, я и отправился странствовать. Этот Возвышенный и есть мой учитель; доктрину этого Возвышенного я одобряю.

– А где же сейчас обитает этот Возвышенный, о бхикку, этот арахант, который полностью просветлен?

– В северных областях, о друг, есть город, называемый Саватхи; вот там обитает ныне этот Возвышенный, этот Арахант, Полностью Просветленный.

– А видели ли вы когда-нибудь его, о бхикку? Узнали бы вы его, если бы увидели?

– Нет, о друг, я никогда не видел этого Возвышенного; и если бы я увидел его, я не узнал бы его.

Тогда Возвышенный подумал: «Итак, этот член рода ушел странствовать силою веры в меня. Что, если сейчас я научу его дхамме?» И тогда Возвышенный сказал досточтимому Пуккусати:

– Я научу вас некоторому учению, о бхикку. Пожалуйста, послушайте это учение. Будьте внимательны, я буду говорить!

– Очень хорошо, друг! – ответил досточтимый Пуккусати Возвышенному.

(Тогда Учитель объяснил ему подробно шестеричную природу человека. И когда он кончил, он сказал:)

– О бхикку, хорошенько запомните это мое рассмотрение шестеричной природы!

После этого досточтимый Пуккусати воскликнул: «Я нашел Учителя! Я нашел Благотворителя! Всепросветленного я нашел!»

И он вскочил со своего места, набросил одеяние на одно плечо и склонил голову к ногам Возвышенного, говоря:

– Моя ошибка, господин! Моя вина! Таким было мое безумие, такой была моя ослепленность, моя глупость, когда я, не подумав, употреблял слово «друг», разговаривая с Возвышенным! Да примет Возвышенный признание моей вины, как таковой, чтобы в будущем я был более благоразумным.

– Поистине, бхикку, вы ошибаетесь в своем безумии, в своей ослепленности, в своей глупости, обращаясь ко мне таким образом. Однако, поскольку вы увидели свою ошибку как ошибку и как следует признали ее, мы не принимаем ее как вашу ошибку. Ибо в этом, бхикку, заключается рост в благородной дисциплине: когда некто увидел свою ошибку, ему следует раскаяться в таковой и в будущем практиковать самообуздание.

– Господин, можно ли мне получить от Возвышенного полное посвящение?

– А есть ли у вас, бхикку, требуемые чаша и одеяние?

– Нет, господин, у меня нет требуемых чаши и одеяния.

– Но, досточтимый, татхагаты не дают полного посвящения тем, у кого нет требуемых чаши и одеяния.

После этого досточтимый Пуккусати, обрадованный словами Возвышенного, выразил ему благодарность, снова встал со своего места, приветствовал Возвышенного, обойдя его с правой стороны, и ушел, чтобы найти для себя одеяние и чашу.

И вот когда досточтимый Пуккусати ходил в поисках одеяния и чаши, бродячая корова ударила его рогом, и он умер.

Затем многие бхикку пришли к Возвышенному, приблизились к нему и уселись подле него. Сидя таким образом, эти бхикку сказали Возвышенному: «Господин, член рода по имени Пуккусати, получивший наставление от Возвышенного, был убит. Какова его судьба, каково его состояние после смерти?»

– О бхикку, этот член рода Пуккусати – мудрый человек. Он шествовал согласно предписаниям дхаммы и не надоедал мне вопросами о дхамме. Бхикку, член рода Пуккусати разрушил пять оков, которые привязывают нас к рождению в этом мире, и должен будет появиться в мире Брахмы. Он непременно достигнет ниббаны; и ему более не суждено вернуться сюда.

(«Маджджхима-никая» III, 140)

Дхамма глубока

Однажды Возвышенный пребывал среди народа куру в Каммасадамме, в предместье столицы куру. И вот досточтимый Ананда пришел к Возвышенному, приветствовал его и сел подле него. Сидя так, досточтимый Ананда сказал Возвышенному следующее:

– Чудесно, господин! Чудесно, господин! Сколь глубок этот закон причинности, сколь глубоким он кажется! Однако же я считаю его вполне простым для понимания!

– Не говори так, Ананда! Не говори так! Поистине, глубок этот закон причинности, и глубоким оказывается он. В силу незнания, в силу непонимания, в силу отсутствия проникновения в эту доктрину закона причинности мир оказался запутанным подобно клубку веревки, оказался как бы покрыт ядовитой росой, уподобился зарослям травы мунья и болотных трав, оказался неспособным преодолеть ужас распада, пути горя и гибели, оказался неспособным выйти за пределы бесконечного движения по кругу (повторных рождений).

У того, Ананда, кто пребывает в созерцании наслаждения всем тем, что связано с вожделением, вырастает страсть; страсть есть условие рождения вожделения; вожделение есть условие становления. Обусловлены ими рождение, разрушение и смерть, печаль и страдание, горе, сожаление и отчаяние. Так возникает вся эта масса зла.

Это подобно тому, как если бы существовало большое дерево, чьи корни уходят в глубину и в стороны и поглощают сок. Поистине, Ананда, столь большое дерево, так питаемое, так обеспечиваемое питанием, будет прочно стоять в течение долгого времени.

Точно так же, у того, кто пребывает в созерцании наслаждения всем, что связано с вожделением, возрастает страсть. И, как я сказал... из страсти возникает вся эта масса зла.

Но у того, Ананда, кто пребывает в созерцании горести всего, что связано с вожделением, страсть исчезает. Благодаря исчезновению страсти прекращается и вожделение; поэтому прекращаются также и становление, рождение, разрушение и смерть... страдание и отчаяние. Так прекращается вся эта масса зла.

Предположим, Ананда, что где-то стоит большое дерево; приходит человек с топором и корзиной и срубает это дерево под корень. Он срубает его под корень, окапывает его ствол вокруг ямой, вытаскивает из земли все корни, даже маленькие, все их ответвления. Далее он разрубает древесину на поленья, раскалывает их, а затем расщепляет на щепки. Потом он сушит щепки под ветром и на солнце, сжигает их в огне, собирает золу в кучу и рассеивает ее по ветру или высыпает в быстро текущий ручей, чтобы тот унес ее прочь.

Поистине, это большое дерево, срубленное таким образом под корень, превратится в подобие пальмового пня, обратится в ничто; и в будущем оно не сможет дать новые побеги.

Точно так же, Ананда, у того, кто пребывает в созерцании горести всего, что связано с вожделением, прекращаются страсти; и с прекращением страстного вожделения прекращаются также становление, рождение, разрушение и смерть, печали, страдания, горе, сожаление и отчаяние. Таково прекращение всей этой массы зла.

(«Сутта-нипатта» II, 92)

Оковы

(Махакали спрашивает Учителя о предмете святой жизни, или брахмачарья:)

– Следовательно, господин, бхикку живут святой жизнью под руководством Возвышенного именно ради постижения практики дхьяны?

– Конечно, нет, Махакали. Не ради этого бхикку живут святой жизнью под моим руководством. Есть другие цели, более высокие и более прекрасные, о Махакали, для осуществления которых бхикку живут святой жизнью под моим руководством.