Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний! - Юлия Славачевская

– Ты тоже хочешь получить свою порцию люлей? – устало поинтересовалась я, разглядывая добровольца. Сил сражаться уже не осталось. Только чувство долга.

– Гы-гы, – отказался от подобной чести Монь, мотая лохматой башкой и сменяя вопросительное выражение морды на умильное и любвеобильное.

– Тогда чего ты хочешь? – не поняла я тонкого намека на толстые обстоятельства.

– Гы-гы, – ответил он мне и начал подтягивать к себе с далекоидущими намерениями.

Намерения я разгадала в самом зародыше и решительно их пресекла, погрозив пальцем:

– Но-но! Не балуй!

Монь расстроился, хлюпнул, лизнул меня в щеку и облапил. Сдавив в дружеских объятиях, животное уютно покачивало меня, как младенца.

Безусловно, это успокаивает и расслабляет, но вместе с тем навевает на некоторые малоприятные мысли. Почему такое обращение ассоциируется у меня с пустышкой и подгузником? Непонятно…

Настойчиво высвободившись из сильных лап Моня, я благодарно улыбнулась единственному утешителю и продолжила свой путь к выстраданной крыше над головой и вожделенной горячей воде с мылом. Все остальные участники нашей освободительной компании впредь активных позывов к общению не испытывали, лишь следовали за мной по пятам укоризненно-молчаливыми призраками (пытались давить на мою неокрепшую психику обиженными физиономиями).

А вот на меня это сейчас не действует! Если выбирать между собой и всеми ними, то выберу я себя! В конце концов, я у себя одна, а мужиков вокруг много! А по поводу еще одного исключения – Мыра я, так и быть, подумаю после того, как приму ванну и плотно пообедаю.

Когда я свернула за угол, как мне было указано, в глаза бросилось внушительное двухэтажное здание из темного нетесаного камня, увенчанное потрясающей вывеской, которая ласкала своим содержанием взор и душу усталого путника. Надпись гласила: «Мама Мума и Ко. Покой и уют. У меня как дома!»

Прелесть! А «Ко» – это звание или должность? А какая, в сущности, разница? Главное, был бы сервис хороший, а кто там его оказывает – дело десятое!

Приблизившись, я увидела внизу небрежно накорябанную гвоздем по краске дописку, скорее всего оставленную особо успокоенным постояльцем: «За деньги!» Еще ниже другим почерком добавили текст с тремя восклицательными знаками: «За очень большие деньги!!!» И завершалось все возмущенной фразой совсем уж каракулями: «Дома стока не дерут!»

Изумительная реклама! Четкая и быстро расставляющая все точки над «i». Но платить все равно не мне, так что вперед, к благам местной цивилизации!

Местечко было, судя по всему, довольно оживленное, невзирая даже на грабительские цены. Входная дверь постоянно хлопала, впуская и выпуская посетителей. За те несколько минут, что я шествовала к входу, туда-сюда проскочило с десяток жаждущих уюта. Один хлипкий индивидуум до того изголодался по домашнему теплу, что даже после того, как его нежно вынесли наружу и положили на самое лучшее место во дворе (в огромную помойную лужу, в которой весело хрюкали свиньи-аборигены), все так же настойчиво стремился внутрь. Ну желал мужчинка приобщиться к покою и уюту, ничего не скажешь!

Я его так понимала! Наверное, как никто другой! Мне бы вот тоже к чему-нибудь мягкому и теплому приобщиться… к чистой постели, например. Часиков этак на тридцать – сорок. Можно и больше. И, чур, не кантовать!

Попав-таки внутрь и дав глазам привыкнуть к смене освещения, я оглядела громадный, заполненный битком зал и усомнилась в наличии свободных мест. Мечта отдохнуть и привести себя в относительный порядок приготовилась сделать мне ручкой. Поймав ее за хвост и строго попеняв на малодушие, трусость и нетерпение, я приготовилась к мужественной борьбе за место под солнце… прошу прощения, оговорилась – крышей.

– Чем могу быть полезна? – раздался оглушительный бас, прерывая мои внутренние метания и сомнения.

Обернувшись на звук голоса, я обмерла. За стойкой стояла… Нет, не так!.. За стойкой стояло… Нет, скорей возвышалась волосатая гора, на самом верху которой моргало два внимательно разглядывающих и оценивающих меня глаза. От счастья лицезреть такое диво у меня «в зобу дыханье сперло» и мысли погнали бешеными скакунами. Ага… помните Газманова – «мои мысли, мои скакуны»? Так вот, мои погнали гораздо быстрее, ручаюсь.

Это кто? Мама Мума? Или Ко? И как это самое «Ко» в таком случае расшифровывается? Господи, у них тут вообще нормальные обитатели бывают? Или одни Мумы, Мыры, Мони да еще Къяффы? Или это только я на их фоне выгляжу жутким монстром, а они все нормальные?..

Сзади хлопнула дверь, и волосатая копна за стойкой перенесла свое внимание на вновь прибывших.

Кстати, а почему она так дернулась и многозначительно моргнула? У местной бандерши пляска святого Витта? Или мне от усталости уже всякое непотребство мерещится?

– Здоров, Мума! – послышался радостный голос тролля.

Глазки лукаво блестят, на роже улыбка до ушей нарисовалась с клыками девять на двенадцать. И чего обрадовался, спрашивается? «Дом, родной дом»? Так?

– И тебе не хворать, – в тон ему ответила волосатая мадама.

Ага, значит, нечто – мама Мума. Дело осталось за малым – выяснить, кто тут «Ко», чтобы невзначай не скончаться в следующий раз от «приятной» неожиданности.

– Приютишь? – полюбопытствовал Мыр, обходя деревянную барную стойку.

Я застыла мраморной статуей.

– Куда ж я от тебя, красавчик, денусь! – кокетливо подмигнула туша и в свою очередь поинтересовалась: – Девушке ванну приготовить?

– Спасибо! – Моя душа размякла от благодатных слов.

– Да не за что, – махнула необъятной лапищей Мума. – Сама женщина, знаю, каково это – быть неухоженной. – И заговорщицким шепотом добавила: – Эти жалкие мужчины ничего не смыслят в нашей красоте. Зато, шалуны, очень хорошо на нее реагируют, веришь? Смотри! – заорала, одним воплем перекрыв шум зала: – Эй, ты! Где ты там?

Пока я трясла головой, пытаясь привести в порядок на минуту оглохшее ухо, из-под стойки вылез зеленый лысый сморчок, про каких нелестно отзываются «от горшка два вершка». Он уставился на волосатую гору влюбленными глазами:

– Да, дорогая. Я здесь, дорогая. Ты что-то хотела, дорогая?

– Как я выгляжу? – грозно нависнув над несчастным, прорычала Мума, всем своим видом сигнализируя, КАКОЙ ответ из всех возможных она считает единственно правильным и приемлемым.

Сморчок телепатически уловил невербальные сигналы или был уже ко всему привычен, так как сложил худенькие ручки в молитвенном жесте и с благоговением прошептал, в экстазе закатив блестящие глазенки:

– Божественно! Твоя красота, дорогая, безгранична и безбрежна!

Вот это уж точно, точнее не бывает! Как тонко подмечено – «безгранична»! У мамы Мумы границ не наблюдается вообще, и ее очень много – в частности!

– Вот видишь! – торжествующе обернулась ко мне Мума, перед этим кратко приказав сморчку: – Брысь! – И кокетливо поправила несуществующий локон. Проводив глазами уползающее обратно под стойку компактное приобретение, именуемое мужчиной, пожалилась мне: – Эх-х! Если бы не моя врожденная душевная хрупкость и женская слабость, разве бы я поддалась уговорам и вышла замуж за такое ничтожество? Все мы, женщины, иногда не можем устоять перед сладкими словами лживых обольстителей! – И дама деликатно смахнула мизинчиком слезу.

«Ничтожество», оно же «обольститель», пискнуло снизу:

– Никогда, дорогая! Только в силу обстоятельств ты связала свою судьбу с ничтожным мной и отдала мне свою восхитительную руку и прекрасное сердце!

Меня передернуло от взгляда на чудовищных размеров лапу. С ужасом обозрев необъятную грудь и представив масштабы упомянутого сердца, я содрогнулась повторно. Супруг прелестницы и впрямь вышел ей под стать – в том смысле, что легко поместился бы у нее в сердце. Буквально.

– Сладко поет! – удовлетворенно заметил монстр в женском обличье. – За то и терплю дармоеда уже целый год. Иначе бы уж давно сменила, благо недостатка в ухажерах не испытываю. Но я что-то разболталась не в меру. – Величественно указала монументальной ручищей: – Пойдем, девонька, я провожу тебя в купальню.

С этими словами она вышла из-за стойки, а у меня начался шок. Просто накрыло волной обалдения от увиденного. Я даже слова произнести нормально не могла, лишь открывала и закрывала рот, стараясь выдавить из себя хоть что-то в благодарность и не поперхнуться набежавшей слюной.

На милой волосатой красотке была надета узкая юбка до полу с двумя разрезами спереди до бедра. Вверху, создавая некоторую видимость талии, юбку удерживал широкий кожаный пояс ярко-алого цвета с громадными серебряными бляхами. Из разрезов выпирали мощные тумбообразные ноги в черных сетчатых чулочках с подвязками чуть выше колен. (Каждая нога в своей верхней части могла поспорить размером с моей талией.) На подвязках красовались кокетливые красные бантики, частично скрываемые нависающими над ними складками кожи. Зрелище, доложу я вам, было феерическое! Все мужчины в зале выкатили глаза, остолбенело пялясь на местную красавицу. Некоторые, мне показалось, даже подавились едой или питьем. Надеюсь, от восхищения, а не по другой причине. Ибо попасть маме Муме под тяжелую карающую стопу я бы никому не пожелала. Лучше уж под асфальтовый каток. Менее болезненно и смерть более… гуманная.