Сама дура виновата (СИ) - Хаан Ашира

— Д-дарина… — Егор вскинул голову. Он уже вел влажную дорожку языком от моей шеи к груди и сейчас туман похоти в его глазах не спешил рассеиваться. — Ты… Я… Что — остальное? Кроме тебя у меня в жизни есть только мой блог.

— Это и есть твоя жизнь, — я приподнялась на локтях, мягко отстраняя его. — И ты меня в нее не пускаешь.

Егор помедлил, словно еще надеялся вернуться к своему занятию, но, встретив мой взгляд, перевернулся на спину и длинно выдохнул, глядя в потолок.

— Ты хочешь, чтобы я тебя снимал в роликах? — спросил он у потолка, но я как-то догадалась, что вопрос относится ко мне.

— А если да?

Егор потер пальцами глаз, снова перевернулся на живот и смерил меня очень трезвым и очень неуютным взглядом. Провел ладонью по моему бедру, по животу, сжал пятерней грудь и сказал с какой-то странной, словно сожалеющей интонацией:

— Понимаешь… для девушек с твоей фигурой… — он замялся, но тут же выправился, продолжил бодрым голосом: — Нет, я не говорю, что таких нет в тиктоке, есть! Но это особый сектор, понимаешь? Они снимают или юмор, или что-то тематическое про плюс-сайз. А у меня другая совсем аудитория, к нам приходят посмотреть на красивых людей.

Он осекся и замер, почти сразу осознав, что сказал.

Поспешил исправиться:

— Я не… Ты для меня самая красивая! — Егор потянулся меня поцеловать, но я отшатнулась.

— Ты сам не слышишь, как это звучит?..

— Слышу… Но Дар… — Егор обнял меня за плечи, но я стряхнула его ладонь.

— Я видела твое интервью. То, где ты говоришь, что тебе не может понравиться толстая девушка, — сообщила я ему.

— Ну это же ерунда… — он снова потянулся ко мне, но…

Я села на постели, отодвигаясь и поправляя платье.

— Думаешь, я не в курсе, что в современном мире ценят сиськи и жопу и не ценят личность? Еще как в курсе, Егор! Даже про твою Агату говорят…

— Она не моя! — быстро возразил он.

Я только хмыкнула.

— Даже про твою Агату говорят, что она тебе не пара, потому что у нее плоская жопа! Думаешь, я не догадываюсь, что сказали бы про меня? Но ты ведь…

Неожиданно для себя я всхлипнула, хотя была уверена, что совершенно спокойно и разумно обсуждаю наши отношения, а не устраиваю истерику.

— Ты ведь… — я забыла, что хотела сказать.

Что он?

Что?

Где-то в районе переносицы что-то жглось, словно там скопились слезы и разом превратились в кислоту.

— Ты ведь тоже думаешь, как все они… — сумела выдавить я из себя. — Тебе стыдно меня показывать. Я понимаю, ты не первый такой…

Прикусив губу, чтобы не расплакаться, я отвернулась, уперлась ладонями в матрас, чтобы встать и… уйти? Куда? Я этот чертов комод даже не отодвину. А если отодвину — то там, за дверью, дикая веселая толпа друзей, перед которыми я сейчас не хочу появляться.

— Дарина… — Егор поймал меня в последний момент, не дав подняться, обнял двумя руками, прижав к себе спиной, запутался в волосах и еле слышно прошептал: — Я тебя люблю.

— Меня? — взвилась я. — Меня? Толстую? Старше тебя? Такую, что стыдно показать? Влюбиться в меня может только полный дурак!

Я отпихнула его руки и все-таки вскочила, попутно стирая слезы с лица.

— Сама дура! — неожиданно зло буркнул Егор, оставшись сидеть на коленях среди измятых простыней.

Красив он был в этот момент — феерически. Хоть снимай и показывай всем шести миллионам за дополнительную плату. Взъерошенный, злой, в одних джинсах, низко сидящих на бедрах. И с выражением злого отчаяния на лице.

— Еще какая, — отозвалась я, глядя на него. — Еще какая, Егор.

— А ты мне ничего не хочешь сказать? — сощурился он, глядя на меня снизу вверх.

— Нет.

— Жаль.

— Нисколечко, — мотнула я головой. — Было бы глупостью любить человека, который тебя стесняется. Как тебе еще не западло меня трахать было! Пацаны же засмеют!

Да, и так выражаться я тоже умею.

Такое филологическое кунг-фу — иногда к ситуации подходит только определенная лексика.

Тут я уже готова была переходить к обсценной.

— Я обожаю тебя трахать! — упрямо возразил Егор.

— Такую жирную?

— Да! Такую сочную и мягкую!

— Значит ты врешь не мне, а своим подписчикам?

— Я даю им то, что они хотят!

— Нет, Егор. Ты даешь им то, что не боишься дать…

Я отошла от постели к окну, оперлась на подоконник и долго стояла, глядя в осеннюю темноту. Молчала. И Егор молчал, хотя я спиной чувствовала его напряжение.

— Что я должен сделать, чтобы ты вернулась ко мне? — спросил он, прервав слишком долгую паузу.

— Сам догадайся, не маленький.

— Я не буду рушить всю кампанию по раскрутке ради твоих капризов!

— Или маленький… — задумчиво сказала я, в оконном отражении глядя на то, как он встает, делает несколько неслышных шагов в мою сторону, но останавливается.

А потом разворачивается и идет к двери.

Я ждала скрежета отодвигаемого комода, но все равно вздрогнула всем телом, когда услышала его.

Когда дверь открылась и снова закрылась, я даже поворачиваться не стала. Просто рванула запечатанное уже на зиму окно, распахивая его, потому что запах подаренных им роз, пропитавший всю комнату, почему-то стал меня душить.

Глава тридцать девятая, в которой героиня встречается со своей истинной любовью, а мы узнаем кое-что про Элку

Как это часто бывает на многолюдных вечеринках, все давно забыли, в честь чего гульба. А кто помнил — им было уже все равно, где именинница, у них были свои развлечения.

Судя по взрывам хохота за дверью — нескучные.

Это было к лучшему — можно было запереться и всласть порыдать.

Вот такие мои тридцать лет случились — у меня все было хорошо, а потом стало очень-очень плохо. И миллион разноцветных роз и не только роз никак не помогал почувствовать себя лучше.

Проснулась я в стылой комнате — забыла закрыть окно. За ним уже занимался мрачный питерский рассвет, на телефоне не было ни одного сообщения и надежда, что все мне только приснилось, оказалась обманкой.

В коридор я вышла на цыпочках, опасаясь, что кто-то где-то еще догуливает. Но никаких признаков вечеринки, кроме безумного количества пустых бутылок на кухне, о которые я чуть не споткнулась, обнаружить не удалось.

Есть у Элки такая привычка — ловить вусмерть пьяных гостей и заставлять мыть посуду, убирать со стола и оттирать заблеванные унитазы. Они потом с утра все равно ничего не помнят, а утром зато просыпаешься не как в борделе после набега Золотой Орды, а будто девочки-институтки чаепитие с куклами проводили.

Я поставила чайник и отправилась чистить зубы и на поиски выживших.

Против удивления в ванной не было обнаружено ни одного спящего гостя, в коридоре под вешалкой тоже, а дверь в комнату Базиля так и была распахнута и там не было ни души.

Понятно — гостей выпроводили. А сами-то куда делись?

Элкина дверь была закрыта, но я на правах подруги тихонечко ее толкнула. В конце концов, что я там нового увижу? За четыре года соседства чего только не случалось…

Гм.

Ну разве что этого.

На Элкиной кровати из-под одеяла торчали четыре башки.

Собственно Элкина, Базиля, курьера и Андрюши.

Ну вот все и нашлись.

А хорошо ребята погуляли…

Так же тихо я прикрыла дверь, вернулась обратно на кухню, где как раз выключился чайник и принялась делать себе чай, время от времени по-дурацки хихикая.

Ну Элка дает…

Однажды я спросила ее, почему она тащит в постель всех подряд, а она пожала плечами и ответила, что в детстве брала в кровать все свои плюшевые игрушки, чтобы им не было скучно и они не грустили.

Я как-то не нашлась, что ответить, и на этом тема была закрыта.

Так что я просто занялась своим чаем, не заморачиваясь чужой личной жизнь. Я еще от своей-то не очухалась. Думать о чае было безопаснее, чем о Егоре.

Чай я делаю по собственному рецепту.

«Особый осенний» — для замерзающих гидов, которые все время на ногах.