Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Андрей Воронин

– Вот, – слегка стесняясь, сказал Женька, демонстрируя старшим компаньонам этот бесполезный, с точки зрения Андрея Липского, предмет. – Отцу когда-то подарил сослуживец, а он отдал мне, потому что…

– Понятно, – пришел ему на выручку Андрей. – Потому что неудобно. Этот хобот с лампочкой на конце должен мешать при письме.

– Да. Ну и вообще… Сами понимаете, это больше игрушка, чем ручка. Видите, фонарик, лазерная указка… Короче, тут есть один секрет. Смотрите. – Придвинув к себе пустой конверт, Женька несколько раз черкнул по нему ручкой, оставив пару отчетливых черных закорючек. – Видите, пишет. А вот так… – Он повернул наконечник ручки против часовой стрелки. – А так – видите? – не пишет. Я сначала не понял – думал, испортилась, – а потом вспомнил, что в ней еще и ультрафиолетовый фонарик есть. Видите?

На конце ручки зажегся ярко-синий глазок. Прикрыв ладонью от света исчерканный уголок конверта, Женька направил на него тонкий синий луч, и, подавшись вперед, Липский увидел рядом с черными закорючками другие, светящиеся призрачным голубовато-белым светом. Ему все стало предельно ясно; судя по тому, что господин Стрельников сидел в прежней позе и спокойно курил, не проявляя ни малейшего интереса к демонстрируемому младшим компаньоном фокусу, он сообразил, что к чему, чуточку раньше.

– Понимаете? – снова заговорил Женька. – Я сидел и думал: ну что это за карта такая, на которой ничего не разобрать? Как на географии в младших классах – контурная… Посмотрел случайно на полку, а там эта ручка в коробочке. Ну, и…

Стрельников, по-прежнему ничего не говоря, вооружился пультом дистанционного управления. Откуда-то из-под потолка, занавесив окно и наглухо отгородив гостиную с камином от внешнего мира, опустилась плотная штора. Верхний свет начал медленно меркнуть. При убывающем мерцании точечных светильников Женька Соколкин бережно, с должным пиететом извлек карту из полиэтиленового конверта и направил на нее луч ультрафиолетового фонарика. На пожелтевшей бумаге засветились извилистые контуры ручьев и возвышенностей, многочисленные крестики, условные значки и пунктирные линии – словом, все то, на отсутствие чего несколько минут назад сетовал Андрей Липский, вплоть до подробной инструкции, которая была мелким куриным почерком записана слева от карандашного контура безымянного острова.

Часть II. Безымянный остров

Глава I. В море и на суше

Ровный прохладный ветер клонил к земле серебристо-зеленые метелки никем и никогда не кошенной травы, в которой светлели россыпи каких-то незнакомых Андрею мелких цветов, и гонял по сухому шероховатому бетону взлетно-посадочной полосы мелкий мусор. Он дул с северо-востока (с норд-оста, напомнил себе Андрей) и пах морем – солью, йодом и гниющими на берегу водорослями, которые выбросил на берег недавний шторм. Он пах мидиями и рыбой, головоногими и кашалотами, большими белыми акулами и дымами стоящих на рейде военных кораблей. Еще он пах дальними странами – Андрей, по крайней мере, считал, что должен пахнуть, – потому что дул не с какого-нибудь моря, пусть Черного или даже Средиземного, а – внимание, товарищи, ощутите важность момента! – с Великого, или Тихого, океана.

Андрею то и дело приходилось напоминать себе о важности момента, которую он никак не мог до конца прочувствовать. Они сидели здесь уже вторые сутки, дожидаясь прибытия Стрельникова с багажом, и успели слегка соскучиться среди голых, продуваемых всеми ветрами сопок и дощатых бараков. Даже Женька Соколкин устал лазать по каменным лбам и скользким от водорослей валунам вдоль линии прибоя. Ощутить душевный подъем было сложно, поскольку до сих пор все это больше всего напоминало скверно организованную экскурсию, когда вас за ваши же деньги вывозят в пустынную местность, красотами которой можно любоваться от силы полчаса, после чего экскурсовод предлагает вам осмотреть окрестности и тихо испаряется в направлении ближайшей забегаловки.

Повернувшись к ветру спиной, сгорбившись и загородившись локтями, Андрей принялся чиркать зажигалкой. Прикурить сигарету удалось с четвертой попытки. Ветер подхватил облачко дыма и стремительно унес в сторону материка.

– Вот погодка, – по обыкновению что-то жуя, посетовал Слон. – Вроде лето, вроде море, а купаться почему-то не тянет – ну ни вот столечко! Слушай, а где Япония?

– Там, – лаконично ответил Андрей, ткнув сигаретой приблизительно в южном направлении.

– Жалко, – сказал Слон, вглядываясь в мглистый морской горизонт, – не видать.

– Доберемся до места – может, и увидишь, – без особой уверенности предположил Андрей.

– Надо будет шефу идею закинуть, – сказал Слон, – сгонять на пару дней к узкоглазым – типа на экскурсию выходного дня. Там же в самом деле рукой подать! Заодно тачку тебе прикупим взамен твоей «шкоды». Солидную такую, конкретную тачку, чтоб даже без мигалки вся Москва дорогу уступала…

– Танк, – невинным тоном подсказал стоявший рядом Женька.

– Цыц, мелочь пузатая, – сказал Слон. Он был с Женькой на короткой, дружеской ноге и уже дважды, несмотря на молчаливое неодобрение Липского, таскал его в дальнюю бухту стрелять из пистолета по пивным жестянкам. – Много ты понимаешь! Хотя танк – это вещь. В натуре, без базара.

– Отвечаешь? – с вызовом спросил Женька. Глаза у него смеялись, и Андрей отвернулся, пряча улыбку. «Они сошлись – вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…» Тьфу!

– А спросить, как надо, сумеешь? – принимая игру, набычился Слон.

– Кончайте этот уголовный ликбез, – сказал Андрей и посмотрел на часы. – Долго нам еще здесь торчать?

– Пригородная электричка – и та, бывает, опаздывает, – рассудительно произнес Слон. – А это тебе не электричка, а специальный борт.

Вообще-то, Слона звали Николаем, а для друзей он был Никола. Собственно, сейчас, когда рядом с ним не было малорослого худощавого Моськи, на слона он нисколечко не походил. На смену деловому костюму и модному пальто, придававшим его внушительной фигуре в меру нелепый, комичный вид, пришел пятнистый полевой камуфляж, в котором он словно бы родился. Здесь, на заброшенном военном аэродроме в пятнадцати верстах от медленно приходящего в полное и окончательное запустение рыбацкого поселка, Слон приобрел свой естественный, природный облик, и насмехаться над ним мог только обормот наподобие Женьки Соколкина, еще не до конца избавившийся от детской иллюзии, что он на свете самый умный и ироничный. На тот случай, если это заблуждение юного охотника за сокровищами невзначай разделит какой-нибудь совершеннолетний гражданин Российской Федерации, поясной ремень Слона оттягивала тяжелая поцарапанная кобура, под клапаном которой недвусмысленно отсвечивала вороненым металлом рукоятка пистолета. Точно такая же, разве что гораздо более новая, висела на поясе у Андрея. Поначалу Липский пытался хранить оружие в номере так называемой местной гостиницы, но Слон сделал ему по этому поводу строгое внушение («Ввалил по первое число», – хихикая, прокомментировал эту воспитательную беседу Женька), и Андрей был вынужден признать его правоту: действительно, с таким же успехом он мог оставить оружие на прилавке поселкового магазина, в пыли посреди улицы или, что то же самое, просто презентовать его одному из здешних алкашей.

Ветер гнал по ясному небу рваные клочья облаков, похожие на подмокшую вату, и хлопал тентом оставленного на одной из рулежных площадок командирского «уазика». Он дергал и трепал одежду, словно предлагая поиграть, пробежаться наперегонки по пустой, словно специально предназначенной для этого полосе. Обесцвеченный солнцем и непогодой полосатый конус ветроуказателя над пустующей будкой диспетчерской вытянулся параллельно земле, указывая своим острым концом почти строго на запад. Над головами с обманчивой медлительностью проползла, волоча за собой белую шерстяную нитку инверсионного следа, серебристая точка движущегося в сторону Японии самолета. Андрей проводил ее взглядом, снова поймав себя на ощущении нереальности происходящего. Он будто грезил наяву или играл в какую-то странную военизированную игру вроде полузабытой пионерской «Зарницы» или новомодного пейнтбола. За те без малого три месяца, что прошли со времени памятных событий в пансионате «Старый бор», ощущения истерлись и потускнели, как долго бывшая в употреблении купюра. Овладевшая было Андреем золотая лихорадка прошла, как болезнь, оставив после себя лишь легкое недоумение: а что, собственно, это было? И когда Стрельников сказал: «Вы готовы? Ваш вылет послезавтра», Андрей чуть было не ляпнул: «Вылет? Куда?»

Впрочем, он оставался профессиональным журналистом и не мог себе позволить оставить эту историю дописанной только до половины. Ей нужен был финал – счастливый или нет, не суть важно; важно, чтобы он был окончательным: да – да, нет – нет.