Я вас жду - Михаил Шмушкевич

— Коля, что «но»? — тороплю его умоляющим голосом. — Прошу без жалости…

— Состояние больного по-прежнему, можно сказать, неважное. После обеда Катенька займётся им. Она, знаешь, догадалась, что ты сидишь у меня. Просила тебя позвонить ей часиков в пять, перед концом смены.

«Часиков в пять… А сейчас? Двадцать минут первого». «Она уйдёт домой! — Я пришла в ужас от одной мысли об этом. — Какой может быть конец смены, когда ребёнок так мучается? Это же не станок, за который станет другой рабочий, не машина, которую можно остановить, если на работу не вышел сменщик!»

— Она уйдёт домой? — вырывается у меня. — Коля, разве так можно?

У Грибаченко растерянный вид. Ему, вижу, очень неловко, он не знает, что и ответить.

— Понимаешь, — подбирает он слова. — Боюсь, как бы она совсем не свалилась с ног. Трое суток не покидает больницу, трое суток!.. Главный на каких-то курсах, два врача, старшая сестра и няни гриппуют…

«Я сразу обратила внимание, что у неё под глазами тёмные круги», — вспоминаю.

— Да-а, — вздыхает Грибаченко. — Раньше у меня было иное представление об этих вещах, а теперь я воочию убедился, что труд педиатра, Галка, не легче учительского.

Грибаченко по образованию — педагог. Он, правда, до того, как его избрали секретарём, проработал в школе всего один учебный год.

Вхожу в положение Екатерины Васильевны, но от этого боль за Руслана не притупляется. Хочется, чтобы молодая женщина непременно осталась в больнице ещё хотя бы на сутки. Ради моего Руслана.

Коля снова закуривает. На сей раз без спроса. Он стоит у окна, ко мне спиной, пускает в открытую форточку навстречу клубящемуся пару синие петли дыма.

— Я, пожалуй, пойду, — говорю.

— Куда? — спрашивает Грибаченко.

— Пройдусь, не хочу тебе мешать.

— Зайди в ресторан, чего-нибудь перехвати. Там неплохо готовят.

— Не люблю ресторанов.

— Но ты же, я понимаю, голодна! — Он достаёт из кармана ключ, кладёт на стол. — Валяй, Галка, к нам. В холодильнике поройся, что-нибудь найдёшь… Пошёл бы с тобой, да не могу: Малюка из Покотиловки ждём, бюро начинается. Катин телефон 4-17. Иди и не падай духом, наша возьмёт, — подмигивает он мне весело. — Ну, рассеянная же!.. Ключ возьми, ну чего?..

Ровно в пять звоню в больницу. Екатерина Васильевна, отвечают, наверху, советуют позвонить позже. На второй звонок следует такой же ответ. Когда же становлюсь более агрессивной, объясняют: «Она как раз у вашего мальчика».

— А как он себя чувствует?

— Дело идёт к выздоровлению. Улыбается, всё поел, добавки попросил…

— ?!! А с кем я говорю?

— Разница-то вам какая? С санитаркой.

И санитарки знают, что в подобных случаях положено отвечать родителям. В семь часов вечера к телефону подходит сама Екатерина Васильевна. Она со мной откровенна: особых изменений в сторону улучшения пока нет. Подчеркнув «пока», она добавляет: «Завтра к этому времени, надеюсь, обязательно будут».

— А завтра в больнице я вас, конечно, не застану? — замечаю как бы между прочим, мягко, даже угодливо.

— Почему?!

— Трое суток без отдыха…

Приятный звонкий смех.

— Что, Грибаченко уже успел вам нажаловаться? Вот старый кляузник!.. Он сам мне недавно звонил, интересовался, как там Руслан и сказал между прочим, что собирается нас с вами помирить… — С той стороны провода вновь доносится смех. — «Каким образом?» — интересуюсь. Коля советует: «А ты её пригласи на ночлег к нам. Автобуса-то на Сулумиевку сегодня больше не будет».

— Не беспокойтесь, Екатерина Васильевна, доберусь попутной, а нет, дождусь электрички.

— Вот уж напрасно, — голос её становится строгим. — В грузовике холодно, электричкой — поздно, потом… вы же захотите узнать, что с мальчиком… Ключ от нашей квартиры у вас есть… Обещаю к девяти непременно прийти. К тому времени, возможно, и Коля освободится.

Молчу.

— Оставайтесь, прошу вас, — настаивает она. — Пожалуйста, не стесняйтесь.

А я собиралась пересидеть ночь в помещении райкома комсомола.

Спасибо, уговорили, — отвечаю. — Только немного задержусь: в десять отцу Руслана звонить буду.

— Всё же решили?..

— Не советуете?

Пауза. Слышу её дыхание.

— И да, и нет. Болезнь не из лёгких, но надеемся… Тут скорее дело такта. Отец может обидеться, что его-не поставили в известность. Знаете что? Звоните от нас, я его успокою, пусть сам решает.

Я обрадовалась. Отлично, лучше быть не может! И тут же усомнилась: сможем ли мы сказать Трофиму Иларионовичу правду, не встревожив его. Наоборот, то, что я осталась у Екатерины Васильевны, напугает…

— Я, понимаете, заказала вызов с переговорной…

— Вам виднее. Итак, до встречи на Ломоносова.

С квартирой Багмутов меня связали тотчас.

Я держала трубку, слышала его «алло, алло, вас слушают», торопливый возмущённый голос телефонистки: «Вторая кабина! Почему не отзываетесь? Отвечайте, абонент вас слушает» и… продолжала молчать. Лишь опасение, что нас в конце концов разъединят, помогло мне побороть немоту.

— Добрый вечер, Трофим Иларионович. Это я, Галина Троян.

— Добрый вечер, Галочка.

— Вы меня слышите? Алло, слышите? — тянула я время, чтобы подавить застрявший в горле ком. — Да? Как себя чувствуете? Грипповали? Уже прошло? Опасен не так грипп, как осложнения…

Трофим Иларионович догадался, что я хожу вокруг да около.

— Галочка, что с вами? Не нравится мне ваш голос. Вы, вы сами не больны?

— Я? Я здорова, а вот… Руслан прихворнул. Только, пожалуйста, не волнуйтесь, ничего опасного, он в райбольнице, — выпалила я последние слова одним духом. Перевела дыхание и несколько более сдержанно добавила. — Лечащий врач, очень толковая женщина, говорит, что ему уже лучше, температура падает. — И, вспомнив разговор с санитаркой, передаю её спасительную ложь слово в слово. — Дело идёт к выздоровлению, улыбается, всё поел, добавки попросил. Диагноз? Крупозное воспаление лёгких, после гриппа, конечно…

Трофим Иларионович молчит. В чём дело? Не случилось ли с ним чего-нибудь? Разволновался, сердце…

— Галочка, завтра к вечеру буду в Каменске, — заявляет сорванным голосом Трофим Иларионович. — Сегодняшний вечерний поезд уже ушёл.

— А вы не волнуйтесь, ничего страшного, — успокаиваю его. — Я сама… Буду звонить, писать… Честное слово!

— Я вам верю, Галочка, но я всё же приеду.

…Екатерина Васильевна и Коля меня уже ждали. Хозяйка, определила я сразу, успела немного поспать. Лицо хозяина, одетого в ситцевый фартух, с большим кухонным ножом в руке, выражало чрезвычайную озабоченность.

— Дозвонились? — спросила Екатерина Васильевна так просто, душевно, словно я её давняя подруга.

— Да. Завтра к вечеру приедет.

— Прекрасно, — сказала она и, в ответ на мой встревоженный взгляд, поторопилась добавить. — Профессор уедет со спокойным сердцем. Когда я уходила, у Руслана было тридцать восемь и одна.

Я кинулась ей на шею, стала целовать.

— Екатерина Васильевна, Катенька, вы, вы… кудесница! — У меня из глаз хлынули слёзы облегчения.

Катенька устало улыбнулась. Коля, глядя со стороны на эту картину, был весьма тронут. Шутка сказать, я так превозносила его супругу, о которой всего несколько часов назад отзывалась далеко не лестно!

Минуту спустя я уже уговаривала Катеньку прилечь, отоспаться как следует.

Она отшучивалась.

— Нас подводит шеф-повар — битый час картофель варит.

— А я ему помогу, — направилась я на кухню. — Коля, иду на вы.

— Не сметь! — отозвался Грибаченко. — Супруга у меня ревнивая, вмиг глаза выцарапает! Тем более, что каким-то образом разведала о наших прошлых отношениях, — добавил он, ставя на стол блюдо с дымящимся картофелем.

— Не сочиняй, Коля, какие отношения? — спросила я, чувствуя, что краснею.

— Так уже и забыла! Вспомни, как я перед тобой на коленях стоял, а ты доказывала, что устраиваю тебя только как секретарь райкома.

Екатерина Васильевна смеялась своим чудесным смехом, а я, не отрывая от неё глаз, думала: счастливая пара!

Потом мы ужинали. Катенька, сидевшая напротив, вдруг посмотрела на меня пытливо.

— Перед тем, как уйти домой, я делала обход и снова заглянула к Руслану. Он открыл глаза. «Как дела, парень?» — интересуюсь. «Мне уже лучше», — отвечает.

— Как?! Руслан с вами разговаривал?!

— Я же говорила, температура немного упала.

— Да, но он…

— Троян, совесть надо иметь! — стукнул Коли вилкой по тарелке, стараясь почему-то «разрядить атмосферу». — Ты не на пленуме, на котором всех перебиваешь. Ешь, картошка — объеденье, пальчики оближешь…

Катенька всё же продолжала:

— «Доктор, а где Галина Платоновна?» — спрашивает парень. А я в свою очередь: «Кто это?» Руслан отвечает: «Моя мама».