Комната смерти - Джеффри Дивер

Она мрачно рассмеялась:

— Что это, собственно, за оперативный спецотдел, в котором работает капитан Майерс?

— Это же ты у нас служишь в полиции. Я думал, ты знаешь.

— Никогда не слышала.

Они немного помолчали, и Райм ощутил здоровым плечом, как она напряглась.

— Давай, Сакс, выкладывай.

— Знаешь, Райм, не нравится мне все это дело.

— То, о чем ты уже говорила Нэнс? Сомневаешься, стоит ли связываться с такими злоумышленниками, как Мецгер и наш снайпер?

— Именно.

— Полностью с тобой согласен, Сакс, — кивнул Райм. — За все эти годы ни одно расследование не вызывало у меня сомнений. В них не было темных пятен. А тут их полно. Однако нам не стоит кое о чем забывать.

— Мы вызвались добровольно.

— Это так. И можем уйти, когда захотим. Пусть Майерс и Лорел найдут кого-то другого.

Амелия молчала и не шевелилась — по крайней мере, насколько мог ощущать Райм.

— Это дело не понравилось тебе с самого начала, — напомнил он.

— Да. И мне хочется от него отказаться. Мы слишком многого не знаем об участвующих в нем игроках, о том, что у них на уме, каковы мотивы.

— Я всегда знал, что мотивы для тебя главное.

— И когда я говорю об игроках, я имею в виду не только Мецгера и Брунса, или как там его зовут, но также Нэнс Лорел и Билла Майерса… У меня дурные предчувствия, Райм. Да, ты в них не веришь. Но ты большую часть карьеры занимался криминалистикой, а я работала на улице. Есть такая вещь, как интуиция.

Минуту или две они молча любовались соколом, который, будто желая покрасоваться, распростер крылья. Птицы этого вида невелики, но с близкого расстояния впечатляют по-королевски, как и быстрый, но проницательный взгляд сокола, устремленный в спальню. Обладая непревзойденным зрением, они могли высмотреть добычу на расстоянии многих миль.

Символы…

— Но ты ведь хочешь продолжить? — спросила Амелия.

— Понимаю, о чем ты, Сакс, — сказал Райм. — Вот только для меня это узел, который необходимо распутать. Я не могу этого так оставить. Впрочем, ты можешь отказаться.

— Нет, — поспешно прошептала она. — Я с тобой, Райм. Мы вместе. Вместе.

— Вот и прекрасно. Теперь я…

Договорить он не успел — губы Сакс накрыли его рот, и она начала жадно, почти отчаянно его целовать, откинув одеяло. Она перекатилась поверх него, обхватив его голову. Он ощутил прикосновение ее пальцев к затылку, ушам, щеке. Пальцы то напрягались, то расслаблялись, лаская шею, висок. Губы Райма переместились на ее волосы, затем за ухо, на подбородок и снова замерли на ее губах.

Райм пользовался вновь действующей рукой для работы со сравнительным микроскопом «Бауш энд Ломб», телефоном, компьютером и лабораторной центрифугой. Но еще не пробовал привлечь ею Сакс к себе, ухватить за верх шелковой пижамы и плавным движением стянуть через голову.

Возможно, он смог бы справиться и с пуговицами, но ему не терпелось.

Вторник, 16 мая

III

Хамелеоны

Глава 24

Райм выехал из гостиной в выложенный мрамором коридор прихожей.

Доктор Вик Баррингтон, специалист по спинномозговой травме Райма, вышел следом, и к ним присоединился Том, закрыв дверь в комнату. Сама мысль о том, что врач может приходить с визитом на дом, была родом из иной эпохи, если не из иного измерения, но когда из-за характера травмы Магомету было проще прийти к горе, многие приличные доктора поступали именно так.

Баррингтон во многом не соответствовал традициям. Черный чемоданчик он заменил рюкзаком фирмы «Найк», а сам приехал на велосипеде из больницы.

— Спасибо, что пришли так рано, — сказал доктору Райм.

Было шесть тридцать утра.

Врач Райму нравился, и он решил воздержаться от вопросов, что такого срочного случилось вчера, из-за чего пришлось отложить встречу. От любого другого он наверняка бы потребовал объяснений.

Баррингтон только что завершил последний осмотр перед операцией, намеченной на двадцать шестое мая.

— Я посмотрю результаты анализов, но не вижу никаких признаков, что по сравнению с прошлой неделей произошли изменения. Давление у вас очень хорошее.

Это было проклятием пациентов с повреждениями спинного мозга. Приступ автономной дисрефлексии мог в течение нескольких минут резко поднять давление, что приводило к инсульту и смерти, если не было немедленного вмешательства врача.

— Объем легких с каждым разом все лучше. Могу поклясться, вы сильнее меня.

Баррингтон никогда не говорил неправду. Задавая следующий вопрос, Райм знал, что получит честный ответ.

— Каковы мои шансы?

— На то, что у вас снова заработает левая рука? Почти сто процентов. Пересаженные сухожилия и электроды вполне надежны…

— Нет, я не это имел в виду. Речь о шансах пережить операцию и обойтись без катастрофических последствий.

— Ну… с этим несколько иначе. Даю вам девяносто процентов.

Райм обдумал услышанное. Операция не могла помочь его ногам, и с этим ничего нельзя было поделать, по крайней мере, в ближайшие пять или десять лет. Но он пришел к выводу, что для инвалида ключом к нормальной жизни являются руки. Никто не обращает особого внимания на человека в инвалидном кресле, если он способен держать нож и вилку или пожать вам руку. Но когда кому-то приходится его кормить и вытирать подбородок, само его присутствие вызывает ощущение дискомфорта, будто разбрызганная по полу грязь. А те, кто не отводит взгляда, смотрят с деланым сочувствием — мол, бедняга.

Девяносто процентов… вполне разумно, чтобы вернуть себе большую часть жизни.