ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут она нажимает на какой-то рычаг на своем тренажере, и вижу я, как из тренажера этого здоровенная палка с набалдашником выдвигается. Вот, блин, думаю, до чего в интим-салонах технологии дошли: и спортом занимайся, и… В общем, пристроилась она на эту бандуру, та ее раскачивает как надо, а Надежда только постанывает, на меня глазеет, хохочет и сама себе груди тискает! Кешаня, веришь, много у меня было разных баб, но чтоб такая бесстыдная и ненасытная - впервые!
Я аж отвернулся и глядеть на это паскудство не стал. Лежу себе на ковре, думаю, как бы отсюда свалить по-тихому. Одно обидно: эта паразитка, перед тем как со мной сексом заняться, всю мою одежду в какой-то люк на полу кинула и пяткой тот люк прихлопнула. А куда я голый выберусь? И выберусь ли? И как там ты, в одиночестве за накрытым столом сидишь?… Размышляю, в общем, на актуальные темы. Тут, слышу, паразитка откачалась-отвизжалась, слезла со своего похабного фаллотренажера и ко мне под бок - бух на ковер! «Хорошо тебе со мной?» - интересуется, а глаза у самой, как у наркоманки после передозы. «Бывало лучше»,- дипломатично так отвечаю. Думал: прибьет за такие слова, но ничего, обошлось. Промолчала и только стала вокруг себя по ковру руками водить. «Эй,- говорю,- озабоченная, так и будем лежать? Мы же вроде собирались твоего ненаглядного африканского Луи искать?» А она так засмеялась тихонечко: «Зачем его искать?! Он сам придет!»
Ну, думаю, не дом, а клиника для буйных психов! Если сейчас сюда еще и этот Луи явится и нашу парочку в этаком виде обнаружит, быть как минимум большому международному конфликту!
Тут, смотрю, один ковер на стене отъезжает в сторону. Все, понимаю, хана, Луи подгреб собственной персоной! Сейчас застанет меня со своей невестой и разделает на суповые наборы для домохозяек! По двадцать три пятьдесят - кило… Но, к моему удивлению, это оказался никакой не Луи. Подходит к нам, лежащим, явная баба в возрасте, дородная такая и темнокожая…
– Типа как Вупи Голдберг? - осенило Викентия.
– Точно! Я еще тогда подумал, кого же она мне напоминает?! Ну, на этой бабе хоть кое-что из бельишка было, типа комбинашки шелковой, чуть ниже пупа, да, и чулки черные. Я еще тогда подумал: зачем негритоске черные чулки? Надевала бы белые или там красные… Для контрасту. Волосы у той Вупи на голове заплетены в кучу косичек, а на концах что-то типа золоченых пуговиц мотается. Экзотика, короче. Подходит ко мне, на ковре распластанному, эта самая экзотика и начинает задушевно улыбаться. А я внутри себя начинаю стенать и плакать, потому как еще одной ненормальной бабы мне уже не вынести и грыжа мошонки мне обеспечена вместе с неоперабельным ущемлением крайней плоти!
– Что ты несешь, дурак, таких и болезней-то нет…
– Вот если бы эта баба на меня насела, то были бы! - глубокомысленно поднял палец Степан.- Но бог миловал. Постояла она надо мной, оглядела всего с головы до копчика и повернулась к Надежде со словами: «Ты покрупнее жертву не могла найти? Кошелка ты дырявая! Тебе бы только о промежности своей думать, а не о деле! Смотри, Аукера, не исполнишь своего замысла, лишишься и того, что имеешь!»
Надежда ей что-то принялась вякать на иностранном языке. Поругались они так минуты две-три, потом Вупи махнула рукой:
– Ладно, хватит препираться! Пора дело делать.
Достала откуда-то (из воздуха, что ли?!) длинный ремень и вокруг меня его уложила. Я было подняться хотел, но тетка так на меня глянула, что я обратно лопатками в ковер вжался и только глазами за процессом наблюдаю.
А от ремня этого пованивает как-то странно. Пригляделся я: елы-палы, это ж змеи дохлые, между собой за хвосты и головы связанные!
– Змеи? - переспросил Викентий.
– Они самые! И их там было потом - сказать страшно.
– Ну… Ты все-таки говори. Может, банан съешь?
– «Съешь»! Я, Кешаня, с тех пор как в этой больничке оказался, и рад бы что поесть, да не могу: тут же все обратно выхлестывает!
– Что врачи говорят?
– Отходняк, говорят, после наркоза. А я так сам себе думаю: это все со мной из-за того, что Надежда и ее Вупи тогда делали. Ты слушай…
Вупи эта тоже заголилась (чулки, правда, оставила), но там смотреть не на что: живот отвис, задница размером с кресло; отстой, короче. Вот. И легла Вупи на ковер слева от меня, а Надежда лежит справа. И ни ногой, ни рукой они за ремень вонючий не цепляются. Полежали-полежали, да и запели. Мотив, знаешь, знакомый: вроде «Ой, мороз, мороз!», а слова все непонятные. И жуткие какие-то. Потому что под эти песнопения со всех углов, из-под ковров, с тренажеров, с потолка даже полезли змеи! Но ко мне, правда, ни одна тварь ползучая не приблизилась даже, видно, из-за ремня. А уж по этим бабам как змеи ползали - триллер, и только! Смотрю: у Надежды к грудям две змеи присосались, одна вокруг головы обвилась, с извращенкой этой лижется-целуется, а еще один, здоровенный такой, вроде удава, прямо промеж ног полез! Гляжу на черномазую: та совсем под змеями скрылась, одни глаза блестят, жутко так. И уже ничего не слышно в комнате, кроме змеиного шипения… Чувствую, сознание у меня от этого мутится, и тут…
Надежда и Вупи разом руки, обвитые змеями, подняли да как закричат: «Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга!»
– Это ведь настоящее имя того самого Луи! - воскликнул, не помня себя, Викентий.
– Знаю,- хмуро кивнул Степан.- Тут я его и узрел. Он с потолка спускался, полупрозрачный такой. Сам смуглый, а одежды вроде простыней, белые. И на голове что-то блестящее, наподобие короны. А глаза нечеловечьи - цвета расплавленного золота глаза.
– И что?!
– Он метаться стал под потолком, а змеи все за ним. Но, видно, он змей не очень любил, потому приземляться на пол не стал и еще принялся в тварей ползучих какими-то блестящими дротиками кидать, да метко так! Я ему ору: «Мужик, вали отсюда, тут сплошной экстрим, и меня с собой захвати!» Тут он на меня и поглядел…- Степан замолчал, откинулся на подушку, полуприкрыл глаза.
– И что? Что? - назойливо вопрошал Викентий, которому весь рассказ Степана мог показаться фильмом в жанре экшн, кабы не его собственная жизнь.- Степан, ты не молчи только. Тебе плохо? Воды? Пива?
– Ничего не надо,- изменившимся, осевшим каким-то голосом заговорил Степан, не открывая глаз.- Он увидел меня - единственного защищенного от змей, и… Дальше ничего не было. Темнота. Наверное, я сознание потерял. Надолго. Очнулся от боли и увидел, что негритоска и Надежда пальцами режут мне живот и вкладывают туда змею… Но я понял, что это бред, и опять отключился. Совсем очнулся уже здесь, в клинике. Оказалось, врачи меня подобрали прямо у порога, я весь кровью истекал. Они меня на операционный стол, вскрыли - а у меня внутри нож был золотой. В виде змеи. Нож они, конечно, себе забрали и теперь говорят, что у меня был аппендицит. Такого аппендицита заклятому врагу не пожелаешь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});