Девичьи игрушки - Андрей Чернецов

– И сколько – для начала?

– Сейчас, видите ли, у меня нет нужной суммы, но в качестве задатка – тысяча долларов сойдет?

– Допустим, – неопределенно высказался Савельев.

Толстунов сунул было руку во внутренний карман пиджака…

И в следующую секунду сердце майора екнуло, потому что в комнату без стука ввалился Зайцев.

– Вадим Сергеевич. – Лейтенант был слегка взволнован. – Мы там нашли тайник!

Увидев сдвинувшуюся на шарнирах стенную панель, Вадим понял задумку неизвестного архитектора и не мог ею не восхититься.

При ремонте особняка строители чуть сдвинули внутренние перегородки, проведя новый коридорчик. В результате образовалось помещение, найти которое можно было или тщательно промерив все стены, или по чистой случайности – как это и произошло.

– Я просто случайно увидел, – взволнованно жестикулировал Зайцев. – Смотрю – щель. Думаю – вроде непорядок, может, что прятали внутри, а там целая комната.

В результате архитектурных ухищрений получился длинный и узкий, сходящийся на клин зал без окон с одной дверью, через которую и вошел Вадим. Стены были покрашены салатовой краской, а полы застелены зеленой, под малахит, плиткой. Освещался зал несколькими бра в зеленоватых же плафонах. Переступая порог, майор ожидал увидеть все что угодно.

Черный алтарь, залитый потеками крови и увенчанный рогатым черепом.

Склад нацистских мундиров и знамен, увенчанный портретом Гитлера в рост человека.

Груду ворованного антиквариата ему по пояс. Наконец, камеру пыток, увешанную разнообразной садомазохистской атрибутикой.

Но ничего этого не было.

Узкая койка у стены с надувным матрасом.

Простой стол, на котором стояли огарки разноцветных свечей и какие-то лампадки. Табурет. И больше ничего.

Непонятно.

Вадим подошел к столу.

Свечи. Судя по виду, самодельные; синие, красные, черные… Черных было особенно много. В чашечках лампадок на дне оставалась пахучая жидкость, в которой плавали полусгоревшие фитили. Ароматические курения, догадался Вадим.

Он что, медитировал тут или молился?

Савельев взял лампадку, принюхался – запах был острый и тяжелый, похожий на церковный ладан. От запаха засвербело в носу, как от шампанского.

Тут он заметил стоящее на краю стола маленькое зеркальце странного черного цвета.

Майор прикоснулся к тонкой каменной пластинке, взвесил ее на ладони…

Посмотрел в антрацитовую глубину.

И… словно что-то непонятное обрушилось на него, нахлынуло со всех сторон…

Из-за блестящей черной грани на него смотрел он сам, Вадим. Но почему-то был не в пиджаке, а в форме подполковника ВДВ, да еще старого образца. Потом – он в гражданской одежде, у какого-то коттеджа. Потом – страх ожег его неробкую душу – сгнивший труп, пролежавший многие месяцы под дождем и солнцем, в истлевшей камуфляжной форме, в каких-то горных зарослях. И он почему-то откуда-то знал, чей это труп.

Все три картинки промелькнули в глубине черного камня, кроме которого, казалось, в мире ничего не было.

– Вадим, Вадим, что с тобой?! – Борисыч тряс его за плечо. – Ты как неживой стал!

– Да нет, ничего. – Следователь поставил зеркало на место, изо всех сил делая вид, что с ним все в порядке.

– Ладно, ждем труповозку, опечатываем помещение и по домам.

Когда, сдав покойника, они разошлись, было уже сумеречно.

Сыщик доехал до станции метро «Красные Ворота» и переулками направился к дому. Он любил этот район, где жил и вырос. Когда-то знал каждый двор и каждый дом от Садового до Бульварного кольца…

Здесь жили его друзья и знакомые. Тут прошло его детство – старая шестиэтажная школа с небольшим сквериком, где на переменах они лазали по деревьям, изображая индейцев.

А вон там стояло двухэтажное здание военного комиссариата, откуда Вадим уходил в армию.

Странно все же: ведь скажи ему тогда – даже во дворе того самого военкомата, что он будет расследовать убийство миллионера, да еще гомосека – не поверил бы ни в жизнь.

Но как же он сегодня оплошал, чуть ведь не влип! Хорошо Зайцев не застал шефа, которому жирный бизнесмен протягивает взятку в штуку баксов.

Вадим и сам теперь не знал – взял бы он деньги или нет.

По нынешним временам безгрешность милиционеру не только не нужна, но даже и где-то вредна. Не для карьеры, а для работы.

«Нетрадиционные методы защиты законности», как выражаются американские коллеги.

А Вадим был все-таки человеком своего времени.

Хотя, пожалуй, какой-другой коллега посмеялся бы над тем, что он получил от щедрот публики.

Замдиректора медицинского центра подарил ему пожизненную семейную страховку на лечение от всех болезней.

Этого талантливого онколога он, вопреки убеждению и подчиненных, и начальства, спас от камеры пожизненного заключения, куда тот должен был попасть как маньяк-расчленитель. (И попутно задержал настоящего маньяка – санитара морга этого самого центра, получив ножевую рану в бедро.)

Работник всероссийского музейного центра предложил Савельеву бесплатный пропуск в любой музей страны – его он подарил тетке и племяннице.

А бизнесмен, чью дочку он вытащил из «коммуны» хиппи-наркоманов – при этом слегка погрешив против УПК и сломав несколько ребер и носов, подарил Вадиму «тойоту».

Был, правда, полуанекдотический случай, когда хозяйка модельного агентства – сама бывшая модель – предложила майору расплатиться «натурой», но он отказался.

Может, и зря – она была вполне милой дамой, чем-то похожей на Варвару…

Мысли его внезапно вернулись к эпизоду с зеркалом.

Он мог бы решить, что это ему почудилось. Будь он другим человеком, он бы себя убедил в этом. Но знал, что ему не почудилось.

Что-то было…

И с этим тоже нужно будет разбираться.

Глава 14.

ИГРАЯ, МАЛЬЧИКИ ЖЕЛАЮТ ЯСНА ВЕДРА

Сиверское озеро, зима 1758 г.

И снова дорога.

Ездить поэт жутко не любил, хотя странствовать ему нравилось. Новые места, новые люди – это всегда любопытно и полезно для сочинителя. Но необходимость долго и нудно добираться из одного места в иное, но вечная тряска и бесконечные пейзажи за окошком, перебранки со станционными смотрителями из-за лошадей… Эх, мать-перемать!

Вот если бы, мечталось часто, заполучить чудесный ковер-самолет, чтоб в один миг домчал из Петербурга в любой конец империи, а то и за ее пределы. Ох, и напутешествовался бы он тогда. Или вот так, по-другому. Закрыл глаза, вообразил себе то место, в которое хотел бы попасть, – и раз! – уже там.