Сердце Сапфо - Эрика Йонг

— Прежде эта статуя была тазом для ножных ванн, и котором омывали грязные ноги, куда плевали и блевали, а теперь ему поклоняются. Вещи редко бывают тем, чем кажутся!

Фараон, явно чувствуя себя неуверенно, воздвиг множество сфинксов и колоссальных статуй по всему Египту. Он ввел систему налогообложения, согласно которой каждый житель под страхом смерти должен был давать отчет о своих доходах чиновникам. Одна десятая часть от доходов каждого египтянина принадлежала государству. Собирая такую дань, Нехо построил в Египте выдающиеся монументы. Но даже они не могли унять его страх относительно будущего. Фараона приходилось постоянно уверять в его величии. Это и стало моей — и Эзопа — обязанностью.

Я обнаружила, что существует много видов рабства. Одно дело — рабство мельничных жерновов, другое — рабство в борделе, третье — быть выданной замуж за человека, который тебе противен. Но самое ужасное рабство — быть нужной человеку, наделенному властью. Какой бы ни была моя жизнь до встречи с Нехо, теперь она стала самим Нехо. Это был сильнодействующий наркотик (я имею в виду быть незаменимой для фараона), но мое положение не имело ничего общего со свободой. А поэту нужна свобода. Как и женщине. У меня не было времени думать о Клеиде или Алкее. Или о моих братьях и Родопис. Я постоянно была готова к тому, что понадоблюсь фараону.

Мы путешествовали по стране, инспектируя строительные проекты фараона, двигались вверх и вниз по Нилу и пустыне. Много времени мы проводили, планируя гробницу фараона с ее массивными колоннами, вытесанными из громадных блоков золотистого камня. Если бы жизнь фараона можно было удлинить жизнями тех, кто погиб, раздавленный камнями его гробницы, он бы жил вечно. Но он никогда не был доволен. Его всегда беспокоила вероятность нападения на Египет соседей. Он опасался персов, лидийцев, хетов, финикийцев, даже греков, которыми восхищался и которым подражал. Его беспокоило, что великая египетская цивилизация клонится к закату. На протяжении трех тысяч лет египтяне властвовали над миром. Их воины были самыми сильными, их художники — самыми искусными, их поэты — неподражаемыми. Их скульпторы умели обрабатывать самые твердые камни. Их ювелиры создавали прекрасные украшения. Их ткани были лучшими. Их деревянная мебель — самой оригинальной. С помощью мумификации они предохраняли тело от разложения. Они умели строить такие сооружения, что весь остальной мир только взирал на них, разинув рты. Но теперь и в других царствах постигли эти искусства, а египетская монархия шла к разрушению и смерти. Нехо не был похож на фараонов времен славы Египта и знал это. Его мучили сомнения.

Я многому научилась, будучи его учителем, — много узнала о мужчинах и о жизни. Я узнала, что даже сильные мира сего чувствуют себя незащищенными, что даже богачи чувствуют себя бедняками, что даже любимые чувствуют себя нелюбимыми. Женщины многое получают от любви. Нет, физическая близость с фараоном не возбуждала меня, она возбуждала во мне жажду власти. Мне нравилось то, что я необходима властелину целого народа. Я начинала понимать мою мать.

Хотя меня это и мучило, я оставила моих братьев в рабстве еще на полгода, после чего обратилась к фараону с просьбой освободить их, а потом отослала обоих на Лесбос спасать состояние. Я им никогда не говорила, что и живых они остались благодаря мне, но, думаю, они это и так понимали.

— Когда увидите вашу прекрасную золотую племянницу Клеиду, скажите ей, что ее мама всем сердцем любит ее.

Слезы потекли по моим щекам, когда я произнесла имя дочери. Клеила уже, наверно, научилась ходить, а может, и говорить. Неужели я видела ее в последний раз больше года назад? Узнала бы я ее, если б увидела? Нет, думать об этом было слишком мучительно.

Мои братья поцеловали мои ноги и поблагодарили за свое освобождение. Они были тише воды, ниже травы, как и предсказывал Эзоп.

— Сапфо, теперь ты главная в семье. Если бы ты только могла вернуться домой вместе с нами, какая это была бы радость. Мы пошлем за тобой, как только ты будешь прощена. Мы будем неустанно трудиться на тебя.

Ларих поцеловал меня в обе щеки.

— Будь благословенна, — сказал он, а потом прошептал мне на ухо: — Я никогда не забуду, что ты спасла меня от мельничных жерновов.

Даже Родопис исполнила свое желание — побывала в Дельфах, где преподнесла на алтарь двенадцать громадных вертелов для жертвенных быков. Она была очень довольна собой и попросила аудиенции у фараона.

— С какой стати я должен встречаться с этой шлюхой? — спросил Нехо.

— С той, что она вернулась из Дельф, где, возможно, услышала какие-то намеки на будущее, — мудро заметил Эзоп.

Мы пытались по выражению лица Нехо понять его настроение — с тиранами всегда ведешь себя так.

— Пусть придет! — громогласно приказал фараон.

Появилась Родопис. Как всегда, привлекательная и розовощекая. В своих высоких сандалиях она маленькими шажками приблизилась к фараону, согнулась пополам и поцеловала его ноги. Она распростерлась перед ним, показывая сквозь прозрачный хитон свои распрекрасные ягодицы.

— Встань, — раздраженно велел фараон.

— Царь, я вернулась с великого омфала в Дельфах.

— Нам это известно.

— Я сделала пожертвование на алтарь и разговаривала со многими тамошними мудрецами. Они говорят, что Пифия имеет важные известия для Египта, но сообщит их только особому посланнику фараона. Другие великие правители уже прислали своих посланников — Ллиатт, Навуходоносор, цари Персии и хетов. Все они ждут, когда заговорит Пифия. Египет — единственное царство, откуда нет посланника в Дельфах. Я опасаюсь за Египет, царь. И без всякой корысти предлагаю тебе свои услуги.

Услышав это, фараон насторожился. Чем они богаче, тем больше любят получать подарки от своих подданных.

Эзоп беспокойно закашлялся.

— Царь, мы должны обсудить это щедрое предложение. Почему бы нам не отпустить дам?

Меня и Родопис проводили в маленькую комнату по соседству с тронным залом фараона, где мы под бдительным оком придворных начали перешептываться.

— Я встретила там твоего друга, — язвительно прошипела Родопис. — Еще одного широко известного поэта-изгнанника.

— Алкея?

— Его самого. Он, может быть, и путешествует с прекрасными юношами, но в постель ложится с прекрасными девушками.

— Ты лжешь!

— Да нет. Я сама испытала радости любви в его постели, и — Афродита мне свидетельница — он такой любовник, что даже богини встали бы в очередь перед его постелью.

Мне это, конечно, было известно, и я испытала укол ревности. Я не возражала против того, что Алкей получает удовольствие с мальчиками, но вся кипела, услышав, что он получал удовольствие и с Родопис. Я старалась не выдать своих чувств.