Танкист - Валентин Александрович Егоров

и потребовал разрешение на обстрел вражеской. Вскоре воздух загудел от выстрелов танковой пушки. Мишка стрелял, практически не прицеливаясь, но каждый выпущенный из пушки снаряд находил свою цель. Первые пять снарядов поразили три передних грузовика, которые разрывами снарядов были развернуты так, что перегородили дорогу колонне. Вторые пять выстрелов арьергард колонны превратили в море огня и разрывов снарядов. А затем Мишка вел обстрел колонны на свой вкус и цвет, выбирая цели по нраву, которая больше всего ему понравиться. Но в основном он выискивал танки и танкетки, а также бронетранспортеры противника.

В этот момент все десантники с брони танка вели огонь на поражение живой силы противника. Прошка уже давно вылез из башни и работал турельным пулеметчиком МГ34 по немцам. В какой-то момент он мысленно прикрикнул Мышенкову, чтобы тот не стоял и не спал бы на одном месте, а сближался бы с противником, чтобы давить врага корпусом и гусеницами танка. Сергей, до глубины души обиженный высказыванием Прошки, сумел-таки КВ поднять на насыпь дороги и пошел вдоль ее полотна в сторону от Борисова. Жители окраинных районов Борисова хорошо видели регулярные вспышки огня, когда стреляли орудия на дороге Минск – Москва До них докатывались и раскатистые звуки орудийных и танковых выстрелов.

А ровно в 13.00 над ближним перелеском вдруг в небо поднялся гигантский столб огня. Над округой пронесся стремительный ураган и только после этого послышался звук взрыва. Во многих городских домах стекла вылетели из оконных рам и фрамуг.

А на шоссе все еще продолжали рваться боеприпасы в грузовиках машин и бронетранспортерах. Но танка КВ там уже не было, мало кто видел, что этот танк, раздвинув корпусом горящие машины, немного прошел по шоссе, на первом же повороте съезде повернул налево и канул в зеленой растительности леса.

В этот момент в имении-усадьбе Старое Борисово, где располагался штаб группы армий «Центр», закончилось совещание. Все его участники вышли на террасу, где для них был приготовлен чай и кофе. Адольф Гитлер был очень доволен результатами, достигнутыми армиями, которыми командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. Он стоял и маленькой ложечкой помешивал молоко в кофе, продолжая незаконченный разговор с фон Боком. Гитлеру очень хотелось на автомобиле проехаться по шоссе Минск – Москва до Смоленска, чтобы собственными глазами понаблюдать за тем, как войска группы армий «Центр» сражаются за этот самый крупный советский город, встретившийся на пути немецких войск. Поэтому он искал возможности переговорить на эту темы с командующим фон Боком, но тот постоянно сохранял на лице выражение гениальной военной строгости и неприступности.

Именно в этот момент где-то на окраине Борисова последовал оглушительный взрыв и над городом поднялся столб пламени. Фюрер вопросительно посмотрел на фон Бока, а тот в свою очередь перевел свой взгляд на обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Зелевски, который нес непосредственную ответственность за обстановку в тылу его армий и который находился в нескольких от них шагах. Фон дем Бах-Зелевски на скорости подлетел к командующему войсками и фюреру, далеко выбросил правую руку вперед и громогласно объявил:

– Мой фюрер, войска СС в рамках учебной программы провели учебно-тренировочный бой по уничтожению крупного партизанского отряда.

Адольф Гитлер тут же потерял ко всему интерес. Одному из своих военных адъютантов он шепнул на ухо о том, что ему все надоели и что он хотел бы где-нибудь отдохнуть в одиночестве. Адъютант тут же всех расшвырял локтями, вышел на середину комнаты и объявил о том, что фюрер устал и хочет отдохнуть. Генералы и полковники тут же потянулись вон из этого помещения.

3

Прошка стоял и смотрел на два скола брони на танковой башне, сюда попали два немецких снаряда и, не пробив брони башни, ушли рикошетом. Сейчас он всеми силами пытался вспомнить, когда же это произошло, когда и кто все-таки стрелял по их танку? Но у него в памяти ничего такого не сохранилось, он не мог вспомнить такого момента, когда кто-то по ним стрелял из противотанковых орудий. Все время боя ему казалось, что немцы были настолько ошеломлены их появлением, что с первого и до последнего его момента они практически не сопротивлялись, а бежали и искали укрытия от их пуль и снарядов. Мишка подсчитал, что во время боя он выпустил 10 бронебойных и 14 фугасных снарядов. Слава богу, что они так вовремя нашли этот склад-арсенал, а то после этого боя у них почти не было бы снарядов для танковой пушки.

Но и они не обошлись без потерь, погиб Андрей Васькин, дурацкая пуля попала ему в бедро и разорвала крупную кровеносную артерию. В течение минуты парень лишился крови и заснул с улыбкой на мертвенно бледном лице, так никого не предупредив о своем смертельном ранении. Ночью они похоронили его со всеми полагающими почестями. В какой-момент Прошка решил, что это не честно друзей хоронить, завернув их тела в плащ-накидки и положив на одно неглубокой могилы. Он создал иллюзию похорон большого военачальника с прохождением парадным строем войск и трехкратным винтовочным салютом. Они, все члены экипажа танка, стояли на постаменте, а перед ними другие бойцы опустили тело Андрея Васькина в могилу и его закопали, а затем перед ними парадным шагом прошла рота почетного караула.

Николай, Ренат и Болек так и не поняли, что с ними произошло, но они сквозь слезы улыбались, понимая, что их Андрюшка погиб во славу своей родины.

Подошел Сережка Малышев, который сегодня был несколько возбужден:

– Ты, знаешь, Проша, сегодня, когда мы вместе рыли могилу Алешке, то я разговорился с Болеком. Он вдруг мне прямо в лоб заявил, что всею душой ненавидит Красную Армию, которая превратила его в настоящего раба. Два года срочной службы он простоял часовым на том складе, который мы взорвали, день и ночь охраняя деревянные и металлические ящики с патронами, гранатами и снарядами. Как был до армии безграмотным, так им и остался, как у него не было рабочей специальности, так он ничему на этом складе и не научился. Как был таджиком на побегушках для сержантов и командиров, который был нужен для того, чтобы чего-нибудь принести или унести, так им и остался.

Мышенков мало курил, но смерть Андрея Васькина, выбила его из привычной жизненной колеи. И он закурил солдатскую махорочную самокрутку, от дыма которой даже у Прошки слезились глаза. Он говорил, рассказывал о Болеке, одновременно захлебываясь от приступов махорочного кашля.

– Он даже подумывал о том, чтобы уйти к