Миры Прота. Отчёт Прота на Ка-Пэкс - Джин Брюэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое, что он сказал мне при встрече (когда Торстейн привёз его с автостанции в мой офис), было: «Жизнь похожа на вставную челюсть». Я не понял, что он хотел этим сказать, но понимающе кивнул, не желая показаться глупым.
Я предложил знаменитому гуру чашку кофе. Погрозив пухлым пальцем, он подчеркнул:
— Вы строите дом по одной карте за раз!
Приняв его реплику за знак согласия, я попросил секретаря принести кофе. В ожидании ароматного напитка я спросил гостя, где он учился.
— Одна песчинка стоит дороже всех надписей на стене! — ответил гуру с огоньком в глазах. Позже выяснилось, что он не окончил и восьми классов.
Я попытался сменить тему на более отвлечённую.
— Как Вам Нью-Йорк?
— Чем больше гусыня, тем меньше гусак![117] — выкрикнул гость, стукнув кулаком о стол. Так продолжалось полчаса, и я почувствовал сильное облегчение, когда Торстейн забрал его для подготовки к мероприятию.
Семинар знаменитого мозгоправа был назначен на одиннадцать, что нарушило привычное расписание персонала и пациентов. И, тем не менее, народу собралось много. Я не буду передавать дословно содержание семинара; достаточно сказать, что он состоял из унылого перечня афоризмов, проповедей, детских стишков, библейских цитат и бабушкиных сказок, начиная с фразы: «Что есть ложь, если не замаскированная истина?» И заканчивая высказыванием: «С помощью мёда вы поймаете больше мух, чем с помощью уксуса. Но уксус дешевле». К сожалению, на вопросы времени не оставалось, но оратора наградили щедрыми аплодисментами, когда он поспешил к выходу.
На ланче никто не обсуждал выступление великого философа, поэтому я так и не узнал, почему жизнь напоминает вставную челюсть.
Что-то находишь, что-то теряешь. Встреча с Линусом оказалась прорывом. Я просто спросил, почему ему обязательно нужно проверять, закрыл ли он дверь, ровно тридцать два раза перед тем, как уйти. Я уже задавал этот вопрос раньше и получал неизменный ответ:
— Тогда я больше не совершу ошибок.
Я подавил зевок.
— Каких ошибок, например?
— Которые я совершил в научной статье о последовательности ДНК одного из генов, отвечающих за ощущение кислого вкуса.
— Вы допустили оплошность, используя неверные данные для публикации?
— Нет, мне следовало написать иную последовательность, которая не выглядела бы столь явно ошибочной.
Интересно, Линус уже разговаривал с протом?
Я выпрямился в кресле.
— Вы признаёте, что брали данные с потолка?
— Я выдумал все свои данные.
— Но зачем? Все, с кем я разговаривал, и отчёты о Вашей деятельности говорили, что Вы обладаете выдающимся умом, легко можете проводить серьёзные эксперименты и получать значимые и важные результаты.
— Это правда.
— Тогда зачем придумывать данные? Не легче ли просто проводить эксперименты?
— Терпеть не могу эксперименты.
— Тогда зачем пошли в молекулярную биологию?
— Доктор Брюэр, вы встречали моих родителей?
— Да, было дело. Они выдающиеся учёные. Уже один этот факт дал бы вам фору в научном мире.
— Но никто из них не спрашивал, чем я хочу заниматься в жизни. Они оба думали, что я последую по их крупным следам. Моё мнение игнорировалось. Одно шло за другим — что я мог поделать?
Я понимал его проблему и даже отождествил себя с ним. Я почти сопереживал ему. Мой отец тоже полагал, что я пойду по его стопам. Как знать: даже если бы он оставил меня в покое, я всё равно мог стать врачом. Дело в том, что у меня не было права голоса в этом вопросе. Я до сих пор чувствую себя обязанным следовать его желаниям!
Я спросил Линуса, чем бы он занялся в жизни, если бы начал всё заново.
— Хотел бы стать ковбоем, — сказал он мне с самым искренним выражением.
Я почувствовал себя, как за столом во время ужина, когда собака наблюдает за моим приёмом пищи.
— Может, с этим можно что-то сделать.
Линус подполз ко мне, обнял мои колени и разрыдался. Правда в том, что я тоже пустил слезу. Пригладил его волосы и заплакал о нём, о себе и обо всех нас.
В понедельник на обед пришёл Фрэдди. Мы приглашали и балерину, но она не смогла прийти (это и хорошо, так как Фрэдди ест за двоих). Несмотря на несколько прослушиваний на разные роли, он всё ещё был без работы, за исключением преподавания актёрского мастерства в одной из школ города. Фрэд казался подавленным и как будто что-то хотел нам сказать. В прошлый раз он признался, что уволился из авиации, а теперь скажет, что разочаровался в профессии актёра? Она определённо была низкооплачиваемой. Или он переживал, что потерпит неудачу? Как бы то ни было, он всё держал в себе в своей обычной манере.
Я рассказал ему всё, что мы знаем об отце Роберта. В конце разговора мы устроили генеральную репетицию к следующей субботе. Фрэд пришёл домой в старой мешковатой одежде, и мы обсудили структуру его роли и попытались понять, чего можно ожидать во время его визита в госпиталь на следующей неделе. Я без всякого сожаления понял, что сын никогда не был у меня в офисе.
В тот вечер мы смотрели балет по телевизору. Интересно, Фрэд был таким внимательным к деталям, потому что старался мне угодить? Или он просто многому научился у своей сожительницы? Возможно, сын изучал танцоров, чтобы повысить свои шансы на роль в бродвейском мюзикле, кто знает. Кто может проникнуть в голову другого человека, даже если это наш близкий? Только его мать казалась абсолютно счастливой, напевая себе под нос на кухне. Карен не любила балет и не собиралась выказывать притворный интерес. Она всегда была такой, какая есть — ни больше и ни меньше. И, по крайней мере, в её случае этого было вполне достаточно.
БЕСЕДА СОРОК ВТОРАЯ
Еженедельное собрание прошло довольно спокойно. Обсуждали перевод Линуса и Милтона в первое отделение. Милтон провёл около тридцати лет в различных психиатрических клиниках, прежде чем попасть к нам. Подогреваемый общим хорошим самочувствием, я размышлял о безупречной копии «Подсолнухов» Ван Гога, созданной одним из бывших пациентов, и ел пончик с корицей, о чём наверняка пожалею, когда встану на весы. Я рационализировал свой поступок, договорившись с собой, что буду есть пончик только по случаю выписки пациентов.
— Тогда тебе стоит
