Новая Зона. Контур боли - Евгений Прошкин

— Агрессию здесь проявлять некому, — заявил Столяров. — Если что-то пойдет не так, то уж с Доберманом я справлюсь, а…

— А с тобой? — вставил Гарин. — С тобой кто справляться будет?

— Тоже я, — бросил полковник, но, заметив, что такой ответ друга не устраивает, добавил: — При желании я могу тебя пришить в любую минуту, так что ты ничем не рискуешь.

Нельзя сказать, что это объяснение Олегу понравилось, но возразить он не сумел. Он сходил в кабинет и, вернувшись с «венцом», уселся напротив Добермана. Тот смотрел на Гарина глазами коровы, которую ведут не то доить, не то забивать.

— Ты, главное, не волнуйся, — проговорил Олег насколько мог убедительно. — На улицу тебя никто не гонит, все сделаем здесь. Да и сутки твои проклятые, наверно, закончились?

— Нет еще. Но уже скоро, — покорно отозвался сталкер.

Гарин надел «венец» осторожно, как никогда. Выпрямил спину и удобно пристроил руки на коленях, словно он сам был испытуемым.

— Если почувствуешь что-то не то… что угодно, любую странность… Ты меня слышишь? Если возникнет малейшее сомнение, сразу скажи, не жди.

— Сомнение в чем? — уточнил Доберман.

— Ай, прекрати. В себе самом, в книге — в чем угодно.

Олег сконцентрировался, но сознания сталкера пока не касался. Он не спешил, хотел вначале почувствовать обстановку. Гарин подумал, что будет даже неплохо, если кто-то попытается взять его под контроль сейчас, когда он готов на все сто. Уж теперь-то присутствие чужого пси-поля не останется незамеченным. Обнаружить и ощутить его хотя бы на мгновение — это уже много. Этого может быть достаточно, чтобы узнать, кому оно принадлежит. А дальше — работа полковника Столярова: найти и пристрелить. И только так. Тот, кто провел хотя бы одну успешную пси-атаку, не остановится уже никогда — Гарин это знал.

— Так, значит, мне угрожает опасность, — утвердительно произнес Доберман.

— Помалкивай, — обронил Олег. — Или нет, если хочешь говорить — говори.

Столяров напряженно наблюдал за процессом, держа ладонь на рукоятке пистолета.

— Почему же меня не убили раньше? — наивно поинтересовался Доберман. — Это можно было сделать легко. Как и с любым из нас.

— Не отвлекай. — Гарин вдруг задумался. — А действительно, почему? — обратился он к Михаилу. — У них была возможность просканировать Добермана, и у нас она тоже была. Так почему именно сегодня?

— Спроси чего полегче, — вздохнул Столяров. — Что-то, видимо, изменилось. Когда мы дойдем до конца — а мы дойдем, у нас нет выбора, — многие вопросы отпадут сами собой. Или, во всяком случае, покажутся элементарными.

— Хотелось бы верить. Меня вот, например, такой вопрос гложет: я восемь часов пролежал на улице, как собака, а дружбан даже не полюбопытствовал, где я и что со мной.

— Я убежден, что лежал ты не на улице, а у кого-то в гостях. Когда ты уходил, я твердо знал две вещи. — Михаил загнул палец. — Тебя не убьют и не позволят тебе умереть. — Затем загнул второй. — Тебя не выпустят из Зоны.

— Эх, поговорить бы по душам с тем уродом…

— Он бы сам с тобой поговорил, если бы хотел. Если бы считал это нужным.

— Все, хорош трепаться! — заявил Олег.

Он снова сосредоточился, твердо решив, что не упустит ни одной возможности. Закончить дело побыстрее, чтобы полковник ни в чем не смог его упрекнуть, потом забрать хабар — не забыв, естественно, про обещанную премию, — и двинуть из Зоны вон. Теперь уж точно — навсегда, без всяких оговорок. Вернуться в спокойную жизнь с женой и сыном, с телевизором, с водопроводной водой. Чтобы все как у людей.

Доберман кашлянул и виновато посмотрел на Столярова:

— У нас шторы плотно задернуты? Я спиной сижу, мне не видно. А то вы загрузили меня насчет опасности…

— Ты сам загрузился, — ответил Михаил. — Сейчас поправлю.

— Да мне ближе. — Сталкер поднялся и протянул руку к занавеске.

«Снайпер!» — мелькнуло в голове у Гарина. Если кому-то нужно убрать Добермана, это можно сделать гораздо проще, не прибегая к пси-технологиям.

Олег вскочил вслед за Доберманом, намереваясь оттолкнуть его от окна, но в этот момент произошло то, чего он совсем не ждал. Сталкер в одно движение повернул ручки, распахнул вертикальную фрамугу и перевалился через подоконник. Он не подпрыгивал, не карабкался, а просто нырнул на улицу головой вперед. Гарин замер на месте. В мозгу повисла оцепенелая мысль про москитную сетку, которую он снял еще прошлым летом, да так и не удосужился вставить на место.

Михаил каким-то чудом оказался у окна раньше Олега и свесился вниз.

— Держи меня! — крикнул он Гарину. — И сними «венец»! Снимай его быстро!

Олег стряхнул со лба обруч и, когда тот упал на пол, откинул его ногой подальше. Одновременно он вцепился Столярову в ремень и заглянул через его плечо.

Полковник поймал Добермана за ботинок. Неизвестно, каких усилий ему это стоило, но он держал взрослого мужика одной рукой — хотя казалось, что ему и схватиться-то было не за что.

— Не дури! — стонал Михаил. — Мы тебя вытащим! Олег, неси веревку! Бегом!

Доберман висел вниз головой, и понять выражение его лица было невозможно.

— Сколько времени? — отстраненно спросил он.

— Без пятнадцати полночь! Не бойся, все будет хорошо!

Сталкер медленно согнул в колене ту ногу, за которую его держал Столяров.

— Во-от, молодчина! — прошептал полковник. — Только осторожно!

— «Перезарядив на ходу винтовку…» — процитировал по памяти Доберман. — «Спрыгнул в окно цокольного этажа…»

С этими словами он дотянулся до ботинка и дернул конец шнурка.

Когда Гарин подскочил к окну с мотком троса, Доберман уже был внизу. Он падал без воплей, без кувырканий — смиренно и беззвучно, как мертвая птица. Отдельно летела его книга, которую он умудрился незаметно взять со стола. Книга летела дольше: взмахивала обложкой, будто усталыми крыльями, трепетала пробитыми страницами. Они летели врозь, но упали рядом — чудной безобидный сталкер и книга, зачитанная насмерть.

— Ну вот… натворил делов… — пробормотал Михаил.

И, выбросив пустой ботинок, закрыл окно.

Глава четырнадцатая

Ночью Гарин спал плохо — можно сказать, не спал вовсе, а балансировал между болью и ужасом. Каждые полчаса Олег просыпался и раз за разом силился уразуметь, действительно ли он проснулся, или пробуждение ему только приснилось. К утру это бредовое состояние настолько его измотало, что он поднялся с постели и решил больше не ложиться — и через пять минут снова уснул, сидя на кухонной табуретке.

Когда в дверях появился Михаил, он все понял без слов. Полковник сел рядом, помолчал какое-то время и неожиданно сказал:

— Второго убивать намного легче. Хотя тоже тяжело. И третьего, и четвертого — тяжело, что бы там ни говорили. Но первого покойника не сравнить ни с чем. У тебя это случилось в Зоне, там совсем другое.

— Здесь, — хмуро поправил его Олег. — Зона — это не «там». Это здесь.

— Да… Зона — она как война. А бывает, что и хуже. Не разберешь, где свои, а где чужие. Это самое пакостное. Но еще паршивей, когда ты даже не понимаешь, по каким критериям делить людей на друзей и врагов.

Могло сложиться впечатление, что Столярову необходимо выговориться, и в этой ситуации перебивать его было бы жестоко. Но Гарин слишком хорошо знал Михаила и сразу догадался, что это не исповедь разведчика, а попытка домашней психотерапии.

— Завязывай песни петь, — хмуро сказал Олег. — Твоя болтовня мне не поможет. Само все пройдет. Как всегда. Но не сразу, не сразу…

— Какова вероятность того, что это действительно был суицид? — Михаил перешел к делу еще быстрее, чем Гарин ожидал.

— Вероятность нулевая. Доберман боялся смерти, в этом смысле он был человек абсолютно нормальный. Из окна он выбросился под влиянием чужой воли.

— Ты что-нибудь при этом почувствовал? Кого-нибудь засек?

— Нет! — выпалил Олег и плотно сжал губы.

Столяров вздохнул, потер шершавыми ладонями колени и, поднявшись с табуретки, начал готовить завтрак.

Гарин просидел неподвижно несколько долгих минут — глядя в стену и слушая надсадное шипение примуса. Михаил за спиной открывал консервы, что-то куда-то сыпал и позвякивал посудой. Закрыв глаза, Олег представил, что находится не в спальном районе Москвы, а на скудном, но душевном пикнике. Ему хотелось на мгновение отдохнуть и избавиться от ощущения Зоны, которое пронизывало каждый глоток воздуха. Выгнать из головы пси-войну, подумать о чем-то простом и хорошем, как спелое яблоко.

Не получилось. Вместо этого Гарин почему-то вспомнил свою первую операцию в Зоне, тогда еще не здесь, не в Москве. Незавершенное дело отозвалось ударом по самому дорогому — по семье. Все в жизни нужно доводить до конца, иначе проблема будет тянуться тяжелым хвостом, который однажды напомнит о себе и момент для этого выберет самый неподходящий.