Кокаиновый сад - Андрей Васильевич Саломатов

ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ДЖИНА

Очнулся Дыболь на скамейке у озера. Он лежал, поджав ноги и по–детски подложив ладони под голову. Перед глазами у него волновалось под холодным пронизывающим ветром потемевшее Калитниковское озерцо. Рядом со скамейкой валялась пустая бутылка из под джина. Накрапывал мелкий дождь и было не по–летнему промозгло.

Саша поднялся на ноги, отшвырнул от себя пустой глиняный черепок, из которого он пил за собственное семейное счастье, и обнаружил, что переместился назад в том же виде, в каком его застал Джин в землянке — на нем были лишь жалкие остатки брюк. Обхватив себя руками за плечи, Дыболь побежал к скверу. Он на чем свет стоит материл Джина и на бегу думал, как без ключей от квартиры попасть домой.

Дело шло к вечеру, из–за непогоды в скверике не было ни единого человека, и только в поникшей от дождя, пожелтевшей листве безобразно гулял ветер. Бежать по раскисшей тропинке было трудно — разъезжались ноги. Один раз Саша подскользнулся и упал в лужу, что, впрочем, не добавило ему грязи. Для города вид у Дыболя был дикий и даже жуткий. Саша знал об этом и после стольких дней, проведенных в лесу, ощущал себя снежным человеком, случайно забредшим в цивилизованное место.

Неожиданно в конце тропинки показался человек, и Дыболь мысленно чертыхнулся. Он не без основания опасался, что его примут за маньяка или сумасшедшего и чего доброго вызовут милицию. Объяснять же стражам порядка, как он умудрился довести себя до такого состояния, Саша не собирался, прекрасно понимая, что подобная искренность приведет его прямиком в психиатрическую больницу.

Решив обогнуть прохожего, Дыболь ещё раз всмотрелся в спешащую ему навстречу фигурку, и остолбенел. Это была Роза. Та самая девушка, которой он сделал предложение и получил отказ.

Балансируя на скользкой глинистой тропинке, Роза спешила к Саше и ещё издали принялась подавать ему знаки. Одной рукой она прижимала к груди довольно большой сверток, другой же энергично помахивала в знак того, чтобы Дыболь остановился.

Подпрыгивая от холода, Саша поспешил девушке на встречу. У него не укладывалось в голове, как Розочка могла вычислить его появление на скамейке. Не менее странным ему казалось и то, что девушка вообще решилась выйти ему навстречу.

Они сошлись под железобетонной стеной Калитниковского кладбища и секунды три молча разглядывали друг друга. Роза была необыкновенно хороша. Ее огромные, по–коровьи влажные глаза смотрели на Дыболя с восхищением и любовью, и от этой странной метаморфозы Саше сделалось немного не по себе.

— Здравствуй, — сказала Розочка и наконец протянула продрогшему мокрому Дыболю сверток. — Завернись. Это плед.

— Сп–пасибо, — ответил Саша. Он тут же развернул сверток и с наслаждением укутался в толстый верблюжий плед.

— Пойдем, — не отрывая от него взгляда, сказала Роза, увлекая Дыболя за собой. — Ты же можешь простудиться.

Рука об руку они пошли по тропинке, и Саша, словно очнувшись от гипноза, вдруг подумал: «Все понятно. Опять Джин колбасит».

— Ты знаешь, — начала Роза. — Я поняла, что… что… В общем, я согласна.

Всего одна секунда понадобилась Дыболю, чтобы понять смысл этой таинственной фразы и принять решение. Даже не посмотрев на девушку, он быстро пошел вперед и добравшись до угла обернулся. Оставленная под дождем Розочка стояла там, где он её покинул, и с несказанной скорбью и удивлением смотрела ему вслед.

— Мне надо подумать, — крикнул ей Саша. — Эти ж дела так не делаются. Я тебе позвоню.

Махнув Розочке на прощанье рукой, он галопом помчался к дому.

УЛЫБКА КАУНИЦА 

1

Нельзя сказать, что Тюрина на работе любили или хотя бы уважали. На него, скорее, не обращали внимания. Привыкли, как привыкают к предмету не очень нужному, который вроде и стоит на виду, но уже не воспринимается глазом в отдельности, а является как бы составной частью производственного интерьера. Из всего числа сослуживцев Тюрин не выделялся какими-нибудь особыми качествами. Не был заметно добрым или наоборот - злым. Не изнурял никого чрезмерным занудством или оригинальными идеями, поскольку у Тюрина их никогда не было. Случалось, у него просили денег до получки, но это происходило крайне редко, только после того, как проситель получал отказ у всех своих старых заимодавцев. Но и в этом случае Тюрин редко шел навстречу. Отчасти, потому что сам жил на 120-тирублевую зарплату, да и не было у него привычки помогать или входить в положение.

Много лет Тюрин тянул лямку рядового служащего - инспектора отдела кадров. За это время он идеально приспособился к своей небольшой зарплате и так распределял деньги, что у него не бывало даже трешки на непредвиденные расходы. Все было заранее распланированно на две недели вперед, от получки до аванса и от аванса до получки.

Работа у Тюрина была несложной, и выполнял он её совершенно автоматически. Регистрируя больничный лист, он мог, например, и слушать радиопередачу, и разговаривать с сослуживцем, и поигрывать ключами от сейфа в такт музыке.

Дома Тюрин жил значительно разнообразнее: прочитывал две центральные газеты, а раз в месяц - журнал "Юный натуралист". После работы Тюрин ужинал, поливал кактусы, смотрел телевизор и на ночь обязательно выстирывал что-нибудь из своего небогатого туалета. Свою маленькую однокомнатную квартиру гостиничного типа Тюрин содержал в образцовом порядке. Раз в год наклеивал новые обои, все время одного и того же желтого цвета. Красил двери и рамы, белил и без того идеально белый потолок. Раз в неделю Тюрин учинял генеральную уборку и каждый день проводил профилактический осмотр квартиры: то пушинку поднимет, невесть как залетевшую к нему на девятый этаж. А то газеты переберет, да и увяжет в стопку капроновым шпагатиком. В общем, порядок у Тюрина был устойчив так, что время совершенно не оседало в этом жилище. В квартире царило вечное настоящее без намеков на будущее или прошлое. Впрочем, о прошлом здесь напоминала одна вещица - большая репродукция в тяжелой раме из мореного дуба - добротная типографская копия картины Бернардо Беллотто "Дворец и парк Кауница в Вене", отпечатанная перед войной в Германии. На пожелтевшей мелованной бумаге в ослепительной канцлерской ливрее стоял человек с птичьим лицом. Каждый стежок на его роскошной одежде, каждый квадратный миллиметр золотого шитья был выписан с тщательностью обманки. Стерильное пространство, в котором обитала фигура знатного вельможи, как бы продолжало комнату. Туда хотелось войти, как