Стоит ли им жить? - Поль Крюи

Я мог видеть его в зеркале каждое утро, когда садился бриться. Первый поверхностный взгляд на борьбу, происходившую в Цинцинати, убеждал в том, что я и сам виноват, и все мы виноваты в нашей преступной терпимости к массовому убийству детей — с помощью условий, созданных руками человека.

Стояла осень, было не очень жарко, и не так уж скверно пахло в Цинцинати. Мы с Рией довольно весело собирались посмотреть на работу цинцинатских исследователей. Уезжая из Уэйк-Робина, где было столько солнца и цветов, где воздух очищен дыханием озера Мичиган, мы считали для себя большим подвигом покинуть нашу тихую долину, обменяв ее на зловоние Цинцинати.

Мы прокатились по открытой, солнечной Индиане и распили бутылочку воды под названием «Железный конь». Проехав линию прекрасных лесистых холмов, окружающих Цинцинати, мы спустились в сумрачную гавань, где бывает темно даже днем…

Такова эта низменная часть города в долине реки Огайо. Такова гавань, где у вас, если вы имели несчастье здесь родиться, вдвое меньше шансов дожить до годовалого возраста, чем у ребенка, рожденного в холмах. Здесь, где сознательный младенец вообще не захотел бы родиться, мы наблюдали работу наших безмикроскопных охотников за микробами. Они не являлись носителями каких-нибудь устрашающих званий и титулов, но не было также оснований относиться к ним с научным высокомерием. Доктор Флойд Эллен, секретарь цинцинатского общества здравоохранения, весьма любезен; он кажется вам просто приятным, молодым, хотя и седовласым джентльменом, пока вы хорошенько не разобрались в том, с каким поразительным талантом он превращает черные колонки цифр в смертеразрушительную истину.

Патроном Эллена является Бликер Маркетт, который отнюдь не доктор, но в то же время тончайший специалист по части темных сторон муниципального хозяйства. Это маленький овод, кусающий сытых цинцинатцев, — притом совершенно безвозмездно, — чтобы растравить в них недовольство грязью, нищетой, мраком своего города. Ничего нет особо оригинального в исследовательской работе Маркетта и Эллена, — их предупредил за несколько лет Говард Уиппл Грин из Кливлэнда, и мне кажется, что от Грина-то Эллен и взял свою идею. Но поле применения этой новорожденной науки в Цинцинати было прямо удивительным. Слишком удивительным! Настолько удивительным, что не верится даже, как у них могло хватить сил довести до конца свой страшный эксперимент, имевший целью доказать, что смрадный ужас цинцинатского «дна» был, пожалуй, больше, чем… только некрасивым.

Нужно сказать здесь совершенно открыто, что этот контраст между бедностью и богатством можно установить почти в каждом большом американском городе, с теми же печальными результатами для его гражданской репутации. Честь и слава гражданам Цинцинати, что они отнеслись поощрительно к этой страшной науке. Достаточно ли только они учли все ее сложные зловещие выводы? Просто не знаю, с чем еще можно сравнить этот образец гражданской доблести в летописях Америки…

Поводом для развертывания своей оригинальной науки Маркетту и Эллену послужила скандально высокая цифра смертности в Цинцинати. Еще бы, с 1920 до 1930 года цифра смертности в «Городе королевы» все время шла выше средней статистической смертности в САСШ. Между тем как общая цифра смертности в штате Огайо и в остальной части Соединенных Штатов шла вниз, — при бурном ликовании чиновников здравоохранения, — можно было свихнуть себе глаза, чтобы увидеть хоть малейшую наклонность к снижению у зловещей кривой, иллюстрирующей число умирающих цинцинатских жителей.

В статистике «прироста и рождаемости» крупнейших американских городов, Цинцинати, несмотря на энергичную борьбу за здоровье своих граждан, был, разумеется, весьма далек от звания чемпиона. Гораздо больше людей из каждой тысячи населения закапывалось здесь в землю ежегодно, чем в Мильвоки, Детройте или Филадельфии. Делались, конечно, попытки найти какое-нибудь оправдание для этой незавидной славы «Города королевы». И действительно, в Цинцинати ведь была масса стариков! Город не так уж разукрашивал себя в период общего сумасбродства последних лет «бума». Он не швырял безрассудно деньгами на индустриализацию. Поэтому в нем средний возраст населения старше, чем, скажем, в Детройте, куда нахлынули сотни тысяч молодых рабочих, — а ведь известно, что старики умирают скорее молодых!

Затем нужно принять во внимание, что десятую часть населения Цинцинати составляют негры. А разве не факт — слегка, академически, так сказать, плачевный, — что цветные, с тех пор как они из обыкновенных рабов превратились в рабов капитала, мрут, как мухи, в наших северных городах? Во всяком случае, нас интересуют, главным образом, данные, касающиеся белых. А эти данные, создавшие нам такую печальную известность, собраны весьма грубо и приблизительно. Больные тянулись из всей округи за сотни километров в соблазнявшие их больницы Цинцинати, — а если уж ты попал в больницу, то будь готов к смерти, — и из тысячи умиравших в этих приютах спасения большинство было вовсе не цинцинатцами!

Таковы были, в общих чертах, оправдания, утешавшие огорченных, общественнонастроенных граждан из цинцинатского общества здравоохранения. Но оправдания неуместны в охоте за истиной. И, спускаясь с холмов, откуда гавань с извивающейся по ней рекой выглядит так живописно, спускаясь в сумрак этой гавани, которая так страшна вблизи, — делая это изо дня в день, Маркетт и Эллен крепко уяснили себе простую истину…

Существуют два совершенно разных города Цинцинати. Так же, как есть два Нью-Йорка, Чикаго, Бостона и Сан-Франциско.

Но ведь это же детское открытие. Оно, вероятно, не раз приходило в голову тем тысячам цинцинатских интеллигентов, которые ежедневно снуют вниз и вверх по разным делам. Это должны были, разумеется, заметить и университетские доктора и охотники за микробами. Это, может быть, даже чересчур наглядно. Такое открытие можно было сделать в любом большом городе мира от Токио до Глазго. И вот Маркетт и Эллен, сделав этот контраст живым и ярким, превратили его в одно из самых жутких открытий в истории борьбы человека со смертью.

Один Цинцинати, который имеет еще некоторое право называться «Городом королевы», который можно увидеть на открытках, — это город типичных американских домов, от скромных до самых изысканных. Цинцинати холмов, который Флойд Эллен определяет, как сотню тысяч на высшей ступени экономики, — в этом городе нам незачем особенно задерживаться.

Расстанемся с тем, что рекламные писаки назвали бы «шикарным обслуживанием в Отеле Нидерланд-Плаца», где мы отдыхали, запасаясь силами к предстоящему испытанию, и отправимся с Маркеттом и Элленом в другой город, расположенный в низине, имеющей претензию называться «Уютной долиной реки Огайо». Здесь их мастерская, их лаборатория. Это так называемая гавань, где в некоторых кварталах по двести человек стиснуты на площади в двести квадратных метров — и это в нашей громадной, просторной Америке!

Это их «фабрика правды», где убийство занимает второе место в ряду причин смертности среди цветных джентльменов, где белые мальчики учатся у своих цветных братьев искусству удара, сражающего противника насмерть.

Это Цинцинати, где кожа маленьких мальчиков и девочек остается бледной даже в летнее время, когда они резвятся на зеленых площадках; а эти площадки таких размеров, что если бы они все сразу на них собрались, то пришлось бы не меньше пятнадцати тысяч малышей на один гектар…

Такова эта гавань, этот Цинцинати, который доктор Флойд Эллен определяет, как сотню тысяч на низшей ступени экономики.

Для ознакомления с печальными картинами жизни в шумной и тесной лаборатории Маркетта и Эллена, мы с Рией были поручены вниманию миссис Тукер с ее энергичными школьными сиделками и мисс Айдесон из «Лиги улучшения жилищ». Но прежде чем эти своеобразные охотники за микробами поведут нас по темным улицам, где громадные толпы цветного населения не разучились еще смеяться над своим несчастьем, нужно хорошо усвоить себе одно наблюдение Бликера Маркетта, а именно, что огромное большинство этих квартиронанимателей — люди хорошего гражданского образца, нисколько не ответственные за условия, в которых они живут.

Итак, мы отправились. Мы шли быстро, стыдясь самих себя, мимо белых людей, забывших о том, что такое улыбка. На каждом шагу мы натыкались на кошек, собак, иногда на крыс. Я не мог долго смотреть на бурную пляску маленькой белой оборванки, старавшейся развить тепло, которым одежда не могла ее обеспечить…

(Она превращала энергию в тепло, чтобы согреть свое полуголое тело…

Жизнь — это борьба за энергию, говорит знаменитый химик Фредерик Содди…

Эта маленькая танцовщица расточительно тратила энергию, которую могла бы сберечь с помощью хорошего платья…