Демон воздуха - Саймон Ливек

Он прекратил преследование и закричал:

— Стой! Держи его! Держи вора!

Тут же я увидел, как в проходе между рядами возникли две мускулистые фигуры. Оба человека замерли, глазея на разыгрывающуюся перед ними сцену, несколько мгновений решали, как поступить, потом побежали мне навстречу.

Я остановился — почти содрал кожу на босых ступнях. Сзади меня преследовал взбесившийся тип с ножом, орущий: «Держи вора!», а навстречу неслись два рыночных стражника, в чьи обязанности входила поимка воров. Времени на раздумья у меня не оставалось — иначе я бы не сделал такой глупости.

Одним прыжком я попробовал перемахнуть через циновки с украшениями в соседний проход. Я-то надеялся, что, выбравшись на свободное пространство, смогу удрать, но вместо этого только треснулся рожей об землю да разнес в пух и прах чей-то лоток.

Я пытался встать на ноги, когда по ушам мне больно резанул пронзительный старушечий крик, а на спину и на голову градом посыпались тумаки. Меня подняли и скрутили мне руки, не переставая наносить удары. Старуха продолжала вопить и злобно браниться, а потом меня чем-то огрели по голове, и я потерял сознание.

ШЕСТОЙ ДЕНЬ

НОЖА

Глава 1

— Не вздумай дрыгаться! — раздался женский голос.

А я и не помышлял. Мне казалось, что я уже пытался пошевелиться когда-то очень давно, но боль, тошнота и какое-то противное ощущение внутри моего организма свели все мои потуги на нет.

К тому же я понимал, что скоро умру. Так зачем же дергаться, если все равно ничего не поможет? Я попробовал не дышать из-за боли в ребрах, но добился лишь более мучительных ощущений. И все же я сумел забыться. Я почти полностью отключился, но тут же очнулся из-за резкой боли — словно в меня воткнули обсидиановый нож.

— А ну не дергайся! — Снова тот же голос. Что-то тяжелое навалилось мне на плечо, придавив меня к земле. — Рот открыть можешь?

Я только мычал в ответ, потому что мои губы и язык распухли из-за того, что я их прикусил.

— Ну-ка попробуй выпить вот это.

Я не видел, что мне предлагают, так как не мог поднять веки.

— Выпей! Поможет. Ребра будут не так болеть.

Жидкость потекла мне в рот, проливаясь по щекам и подбородку. Вкус у питья был на редкость мерзкий, напоминал блевотину и обжигал глотку.

Я закашлялся. И от новой боли у меня совсем перехватило дыхание.

— Ну-ка выпей еще немного, — снова послышался этот низкий грудной голос, в котором угадывались обольстительные нотки.

Я был слишком слаб, чтобы отказаться от зловонного пойла. У меня не осталось сил даже выплюнуть его.

— Ну а теперь спи, — сказала женщина.

И я уснул.

Проснувшись, я сумел немного приоткрыть глаза. Передо мной маячили какие-то смутные очертания, тени и пятна яркого света, сливающиеся в одно целое, все вокруг имело красноватый оттенок. Я затруднялся понять, что вижу перед собой, пока не придумал зажмурить один глаз. Сразу же вся круговерть исчезла, и я сообразил, что нахожусь в каком-то доме, а по бликам догадался, что на улице либо светает, либо вечереет.

Голова раскалывалась от боли, я снова закрыл глаза и застонал.

Рядом со мною кто-то зашевелился — хоть в ушах у меня и звенело, но я расслышал этот слабый звук. Чья-то рука приподняла мою голову, мне приложили ко лбу какую-то теплую, густую кашицу, от которой начало щипать кожу. Я снова застонал. Когда жжение поутихло, я почувствовал, как чьи-то проворные умелые пальцы накладывают мне на голову повязку.

— Говорить можешь? — Это был все тот же женский голос.

Я только замычал в ответ.

— Ну ладно. Отдыхай. Здесь ты в безопасности.

Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в какой-то крохотной комнатушке совершенно один — только какая-то противная, неистребимая вонь составляла мне компанию.

Я лежал на спине посреди комнаты, устремив взгляд в потолок. Теперь мне наконец удалось разлепить веки, правда, смотреть тут оказалось не на что, кроме серой штукатурки. Повернув голову набок, я принялся изучать глазами стену, но и здесь не встретил никакого разнообразия, если не считать двух огромных расплывшихся пятен, судя по всему, образовавшихся от сырости. Им надо бы починить крышу, пока не начались летние дожди, подумал я и повернулся в другую сторону.

На противоположной тоже испачканной пятнами стене я разглядел какие-то малюсенькие огоньки — они напоминали звезды, только располагались как-то слишком уж равномерно и горели не так ярко. Я прищурился, пытаясь их рассмотреть. Несколько раз моргнув, я всмотрелся в них, и постепенно они выстроились в две параллельные линии, пространство между которыми заполнила такая чудовищная боль, словно кто-то пытался вогнать деревянный колышек в мою голову. Меня замутило.

Я безвольно откинулся назад и снова уставился в потолок. Потом закрыл глаза и судорожным глотком отогнал подступавшую тошноту. Так я и лежал неподвижно в потемках, пока противная слабость не отступила.

Вскоре из всех ощущений осталась только монотонная пульсирующая боль в голове — такая знакомая боль, что мне казалось, я давно свыкся с нею. Она даже послужила мне своего рода утешением, так как напоминала о том, что я пока жив. А еще у меня дико ныли ребра всякий раз, когда я переводил дыхание.

Меня беспокоил омерзительный запах. Даже самые нищие лачуги в Мехико содержались в чистоте, но в этой конуре стояла смердящая вонь, как в давно не мытой уборной, где к тому же сдохла собака.

Я больше не вертелся по сторонам, а пытался оглядывать комнату искоса — так же, как надменный богач смотрит на нищего. Новая тактика возымела успех. Мебели я вокруг не обнаружил, зато понял, что это за огоньки. Теперь, когда в глазах у меня не двоилось, я разобрался, почему они выстроены в одну линию. Оказалось, это дневной свет пробивается через дырочки в плетеной циновке на двери. Он являлся здесь единственным освещением, благодаря которому все в комнате приобретало размыто-серый цвет.

Судя по равномерной яркости этих огоньков, солнце не светило прямо в дверь, но насколько оно отклонилось от зенита, я понять не мог. Я даже не знал, какой сегодня день.

От нового приступа тошноты я даже застонал.

Меня мучил вопрос: где я и как долго здесь нахожусь?

Я начал понимать пугающую правду еще до того, как успел взглянуть на стену против двери и сообразить, что темные пятна, которые я принял за влагу, оказались стенными росписями, уже знакомыми мне. Я видел их, когда приходил в этот дом выведать что-нибудь о Сияющем Свете и мать юного торговца радушно приняла меня, сообщив, что сын ее отправился в изгнание.

Теперь я узнал и голос, совсем еще недавно звучавший надо мной. Это был голос Лилии.

Я тотчас же попытался сесть. Но остановила меня даже не резкая боль, а новое открытие — оказывается, я был крепко-накрепко привязан к доске, не дававшей мне не то что пошевелиться, но и просто вдохнуть воздуха полной грудью.

Я находился в западне, в руках своих врагов.

До сих пор я хотел, чтобы поскорее пришел убийца, все ждал, что эта женщина приведет его, но теперь, будучи беспомощным, как грудной младенец, я передумал умирать.

А проклятая вонь, как я теперь понял, была моей собственной.

От боли и отчаяния я громко застонал, и тут же во дворе раздались шаги. Потом циновку на двери отодвинули, и в комнату ворвался солнечный свет.

— Что здесь происходит? — хотел сказать я, но у меня вырвалось лишь мычание.

В ответ я услышал только громкое сопение, когда меня вместе с доской подняли и понесли к выходу. Меня отволокли в тень и примостили стоя у стены.

Когда боль от пульсирующей в голове крови поутихла, я осторожно огляделся.

Отец Лилии сидел посреди двора, прислонившись спиною к стволу фигового дерева, и не сводил с меня недоброго взгляда.

— Надеюсь, ты оценил, что тебя принесли ко мне домой, а не куда-то еще?

Я только замычал.

— Ты уж извини, брат, но придется тебе говорить более внятно, потому что слух у меня стал совсем никудышный.

Приложив немыслимые усилия, я все же сумел выдавить из себя что-то вроде:

— Как… я… здесь… оказался?

— Как-как? Вынесли тебя из комнаты, чтобы прибраться там. Ты же все там загадил, хотя моя дочь и ухаживает за тобой. Кстати, правильно сделали, что поставили тебя вертикально, а то не миновать тебе застоя в легких.

Через двор в комнату прошли мужчина и женщина с ведром и тряпкой. Мужчину я узнал моментально — это был слуга по имени Верный. Судя по выражению его лица, относиться ко мне лучше он не стал.

Я хотел задать вопрос, но у меня вырвался лишь какой-то дурацкий звук.

— Не знаю, — ответил старик. — Но кажется, тебя там здорово обработали. Хорошо, что Лилия пошла тогда не домой, а на рынок.