Странница - Тамара Воронина

— Я уж думал…

— Я вот тоже… думала. А ты мне мешаешь думать.

— И буду мешать, — пообещал Милит. — Например, сегодня. Можно?

— Можно, — вздохнула Лена. Милит засмеялся.

— Удивительно. Вот хоть бы еще одна женщина отвечала так просто! Вечно ведь «там посмотрим», «приходи — увидишь»… Ты совершенно не умеешь кокетничать.

— А раньше ты не замечал? Не умею. И учиться уже поздновато.

— Не учись, — серьезно попросил Милит. — Оставайся одна такая, которая не умеет. Я пойду работать, ладно? Такие олухи собрались, по сто раз повторять приходится.

Лена милостиво его отпустила, а сама присела на ближайшее крыльцо. Эльфы работали удивительно ровно. Без перекуров, без спешки, без лени, точно, аккуратно. Эх, ну почему дома таких строителей днем с огнем… И в загулы не уходят, хотя, как все мужчины, не отказываются от выпить и закусить. Собственно, и люди в Сайбе, и крестьяне в деревнях работали так же. Ну и понятно, не за зарплату, которую задерживают, а если не задерживают, то никуда не денутся, выплатят, потому что нет дураков за такую работать — мотив всегда один. Нет, два, второй: да я не пил, начальник, ну подумаешь, пузырь с Васькой на пару раздавили…

Эльфам надо было выжить, устроиться на новом месте. Свою многотысячелетнюю историю они оставили в рушащемся Трехмирье. От нее уже мало что осталось, судя по рассказам Гарвина. Сожжен и разрушен Ларм, синий город эльфов, построенный из белого камня, который с возрастом начинает голубеть, и сразу видно, когда какой дом построен. Нет больше синего города. Нет огромной библиотеки эльфов. Нет стенных росписей, старинной резьбы, затейливого плетения решеток. Ушли эльфы — умер город.

Когда эльфы уходили, с собой они могли взять все, что хотели, — сколько могли унести в руках. В повозках были раненые и вещи, необходимые для всех: палатки, инструменты, раскладные кровати, одеяла, отборные семена, оборудование. Для спасения культуры не было возможностей. Конечно, Лиасс не бросил все: ровно две вместительные повозки были нагружены книгами и произведениями искусства, Лена не знала, куда их девали здесь. Книги — малая часть того, что было в библиотеке. Совсем недавно Лиасс показывал ей Ларм: эльфы иллюстрировали книги. Ей было жалко город. Очень жалко. И не она утешала Лиасса, а Лиасс ее: «Главное, мы живы, мы напишем новые книги и построим новый город. Наша история начинается заново».

Четвертая часть всех эльфов не увидит нового города. Людей погибло непропорционально больше, но и осталось тоже непропорционально больше. Сходить посмотреть, что там в Трехмирье? Вернуться через несколько месяцев и обнаружить вернувшегося шута. И свихнувшегося Милита…

— Красиво работают, верно?

Лена вздрогнула. Почему высокие (самый маленький эльф был выше Маркуса) мужчины передвигаются так легко? Ведь весят они сообразно росту. Самый здоровенный тут, конечно, Милит, и тянет он уж точно под сто килограммов, но и он ходит, словно по воздуху, а не по земле. Рядом с этими мужчинами Лена чувствовала себя неуклюжей коровой. Гарвин ростом поменьше, так, обычный, средний, метр восемьдесят пять, а тоже подошел неслышно, сел на крыльцо неслышно, и ведь, наверное, не только что сел.

— Красиво. Ты полюбоваться или хочешь со мной поговорить?

— Я тебе неприятен?

— Нет, — удивилась Лена, — явно наоборот. Ты людей не любишь, а я человек.

— Я не не люблю людей, — засмеялся Гарвин. — Я их ненавижу. Спокойно, глубоко и убежденно. Только какое отношение это имеет к тебе?

— Я человек, Гарвин.

— Конечно. И твой Проводник тоже. Считаешь, что я не способен выделить в толпе определенных людей? Я ненавижу людей как расу. Как разрушителей, убийц. Но не каждого человека в отдельности. Конечно, когда я обрушивал на деревню проклятие ворона, я не думал, что там есть хорошие добрые люди, которым эльфы не мешают. Но это война. А здесь войны нет…

— И это тебе мешает.

— Мешает, — кивнул он, помолчав. — Мне не стоило уходить из Трехмирья, Аиллена.

— Я тебя за шиворот не тащила.

— Я тебя и не упрекаю. Если бы не пошел я, не пошли бы и Паир с Вианой. Да и сам… я так хотел увидеть Владыку…

— Как видишь, он в полном порядке. Даже всю свою мощь обрел.

— Милит тебе сказал? Дурак.

— Может, и дурак. Но дурак честный.

Гарвин сосредоточенно посмотрел себе под ноги.

— У тебя действительно нет ко мне особой неприязни, Аиллена?

— Нет. Правда, особой приязни тоже. Ты меня пугаешь.

— Неудивительно. Я пугаю не только тебя. Отведи меня обратно в Трехмирье, Светлая.

— Спасибо. А потом как я стану смотреть в глаза Лиассу?

— Он поймет.

— А как я стану смотреть себе в глаза в зеркало?

— А тебе что? — искренне удивился Гарвин. Вот он — точно не поймет. Все равно не поймет или просто не поверит.

— Мне не хочется отводить кого-то на верную смерть. Это раз. Мне не хочется, чтобы на деревни Трехмирья падало проклятие ворона. Это два. Мне не хочется, чтобы эльф, которого я знаю, собирал магическую силу с помощью некромантии. Это три.

— Трехмирье все равно проклято. И проклято Светлой.

— Но не мной, хотя я там некоторое количество народу кровью и забрызгала. Оно уже было проклято к тому времени.

— Трехмирье все равно гибнет.

— Пусть гибнет, — пожала плечами Лена. — Вряд ли я смогу его спасти, даже если начну благословлять каждый кустик. Мне на эти благословения искренности не хватит, потому что мне не нравятся люди, готовые убивать за большие глаза и острые уши. Так что пусть провалится в тартатары, только без моего непосредственного участия. Я не поведу тебя в Трехмирье. И Маркус не поведет своими Путями. Это я тебе обещаю.

Гарвин покусал губы.

— Мне не место здесь, Аиллена. Неужели ты сама не видишь.

— Я вижу, что остальным с тобой неуютно. Ничего. Потерпят.

Гарвин взял ее за руку. Что, магия в ход пойдет?

— Я некромант, Аиллена. Полная противоположность тебе. Ты даешь силу, я отнимаю. Это оправданно только на войне. А здесь — мир. Сюда люди пустили эльфов.

— Так положено считать, — перебила Лена, — или ты в этом искренне убежден?

— Убежден.

— Значит, не все потеряно. Если ты сам это осознаешь…

Теперь он перебил:

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Спасибо, что веришь в меня. Но я — не верю. И Владыка не верит. Ты даже не представляешь, насколько я стал силен.

— И что, тебе мало силы? Еще у кого-нибудь отнять хочешь?

— Не хочу, — горько усмехнулся он. — Ты видишь: я отравляю все вокруг себя. Эльфы начинают сомневаться. Начинают опасаться людей.

— А ты язык придерживай, — посоветовала Лена. — Не искушай. А то вон Милита за честность осуждаешь, а сам хочешь быть честным. Прикидывайся. Из уважения к Владыке.