Четырнадцатое, суббота - Владимир Жариков

Мы плыли до темноты и отмахали от русалочьего озера приличное расстояние. На следующий день погода нас не порадовала. Моросил дождь, дул мокрый и колючий ветер и вообще было мерзко и противно. Через час послышался шум порога.

— Это они, — мрачно сказал Лешек. — Дури.

В первый порог мы вломились без просмотра. Я, как наиболее опытный лоцман, занял место у руля, Вольф с Левой сидели на веслах, Лешек стоял на носу и шестом отталкивался от камней. Первый порог был достаточно простого, шиверистого типа, то есть небольшой уклон и хаотически разбросанные валуны, поэтому такая тактика имела смысл. Но дальше, когда перепад высоты стал серьезнее, появились крутые сливы и высокие стоячие валы, один из которых плюнул Лешеку в морду и сбил его с ног, я понял, что стиль прохождения пора срочно менять.

В первом же удобном месте мы причалили к берегу на отдых. Я собрал все весла, укоротил их топором и привязал к цевьям небольшие перекладинки. Дело в том, что поначалу мы использовали на нашей доре академический, то есть уключенный способ гребли. Это быстрый и энергетически выгодный способ, но на гладкой воде. В пороге он не годится, поскольку гребец сидит спиной вперед и не видит, куда плывет. Недаром же индейцы придумали каноэ. Вот я и переделал наши весла в канойные, показал ребятам как ими работать, то есть прямые и управляющие гребки, после чего мы отправились пешком по тропинке вдоль берега посмотреть, какие сюрпризы река приготовила в этом пороге, нет ли там засад или ловушек. В целом все было чисто, надо только придерживаться основной струи и по возможности уходить от стоячих валов, они здесь высокие и могут залить нашу дору по самые фальшборта.

— У-ух! У-ух! — это мы прыгаем с вала на вал, свергаемся с водопадов, мокрые по самую макушку.

— Давайте, давайте! — кричу я. — Влево, поработаем! Чтобы нашу фелюгу не размолотило в щепки!

Мы оставили по правому борту здоровенный «троллейбус», скатились с водопадика в пенную «бочку».

— Работаем, работаем! Не тормози, сникерсни! — надрываю я голосовые связки, перекрикивая шум порога.

В лодке уже по колено воды, она стала тяжелая и практически неуправляемая, но впереди, за поворотом, блестит зеркальная гладь плеса. Последний прижим к отвесной скале. Пытаемся уйти от валов, это получается плохо, потому что и мы устали, и лодка почти не слушается. Вода, «бочка» за «бочкой» обрушивается в нашу посудину. Еще бы один вал, и мы пошли бы ко дну, но, к счастью, этого вала не было. Расходясь по сторонам водоворотами и воронками, струя выносит нас на спасительный плес.

— Только не раскачивайте лодку! — предупреждаю я. — Если черпанем воды — пойдем кормить рыб.

— Знаем без тебя!

Зачалившись, выходим на твердую землю и просто лежим пластом, отдыхаем. Потом начинаем отчерпывать из доры воду.

— Дальше небольшой тихий кусок, — сказал Лешек, — а потом, через версты три, «Чертовы Дури» — совсем сильный порог! Может, пойдем дальше пешком?

— Ну уж нет! — решительно ответил я. — Или боишься?

— Я нет! — поспешил заверить Лешек.

Молодежь! Самое страшное для них — признаться в собственном страхе. А что тут такого? Я и сам иногда боюсь. Просто верю в свои силы и в то, что кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Так что, все хорошо. Одно плохо, все мы насквозь мокрые. Зря я оставил у бабы Яги в избе свое сплавное снаряжение — гидрокостюм, защиту от камней… А гермомешок пригодился, хоть видеокамера не промокла и продукты. Надо было и гермомешков побольше с собой захватить, да кто же знал, что сухопутное путешествие превратится в водное.

Отчерпав из лодки воду, мы перекусили хлебом, вареными яйцами и вареной картошкой. Интересно, она всегда тут росла или за Сине-морем у них есть своя Америка?

— Этот фрукт всегда здесь был? — спросил я, откусывая от большой желтоватой картофелины.

— Нет, его сотворил Великий Волше…, короче, Бэдбэар, — ответил Лева. — Он так и сказал: «Я дарю вам это чудо — пищу богов. Сей плод станет вашим вторым хлебом!»

— Не плод, а клубень.

— Какая разница! Главное — вкусно.

Следующий порог и в самом деле оказался посерьезней предыдущего. Два раза мы налетали на камни, при этом дора так жалобно трещала, что казалось — это последние секунды ее жизни. Внезапно в окружающем мире мне померещилось что-то до боли знакомое. Черт, это же Пасть Дракона, один в один! Такой же язык на входе, два камня-клыка, моляры, глотка. Только все как бы слегка миниатюрнее, а водопад на выходе чуть меньше и более пологий. В середине порога Лешек сломал весло. Мы свалились с водопада лагом (боком, то есть) и лишь по счастливой случайности не перевернулись. И когда, наконец, последний вал остался за кормой, и мы потихоньку, чтобы не расплескать, направили залитую по самые фальшборта нашу посудину к берегу, я готов был поклясться, что в моей биографии еще не случалось более рискованного прохождения.

Лагерь мы устроили сразу за порогом. Примерно в километре вниз по реке от нашего лагеря виднелся мост. Там проходила та самая дорога, по которой наш, еще конный тогда, отряд, полный великих надежд, спешил в Алмазную долину на встречу с Великим… и так далее. Когда же это было? Целую вечность назад!

Высушив у костра одежду и, чем Бог послал, отужинав, мы устроились на ночлег под перевернутой лодкой, поскольку дождь все продолжал моросить. Мне снился сон, что мы никак не можем причалить к берегу. Лодку залило, мы сидим в воде по уши, гребем изо всех сил, но как ни стараемся, до берега достать не можем. Мы и на самом деле лежали в воде. За ночь река разлилась и затопила наш бивак.

— Мужики, а давайте испытаем как бы в действии прибор, — предложил Лешек. — Ну, который мы из этого НИИ типа сперли? Достал этот дождь совсем!

— Перебьешься! — отрезал я. — Еще катаклизм какой устроим, только этого не хватало!

— Да какой катаклизм, блин, солнышко только вызовем!

— Лешек! — строго произнес Вольф. — Уймись!

Чтобы согреться, мы скорее перевернули лодку на киль и поплыли. Лешек вместо сломанного весла греб рогатиной с привязанным к ней платком. Сзади остались бушевать «Чертовы Дури». Хорошо, что мы прошли их вчера, сегодня, по высокой воде, попытка была бы не для слабонервных. Правда, себя я к слабонервным не отношу, но и к самоубийцам тоже.

Тряпица на рогатине Лешека, которую он использовал в качестве весла, совсем размочалилась и оторвалась. Лешек бросил рогатину на дно лодки и сердито смотрел на воду. Мы, хотя уже и согрелись, продолжали лениво грести, в чем особой нужды, собственно, не было. Река Синява несла нас сама и с приличной скоростью, нужно только подруливать, чтоб лодку не крутило и чтобы не впилиться носом в берег. Дождь перестал, но погода по-прежнему стояла пасмурная и гнусная. Гнусная в переносном и прямом смысле слова — комары просто озверели и атаковали нас даже на воде.

— Долго нам еще плыть? — спросил Лева, похоже, чисто риторически.

Я достал карту.

— До границ Шема Ханства верст тридцать-тридцать пять. По реке, учитывая меандры, может, и полста. Завтра, наверное, можно будет пытаться взлететь.

— Андреич, — сказал Лешек. — В твоей коробке со снадобьями есть такой… этот…

Он все никак не мог сформулировать мысль. Чего ему нужно в моей аптечке? Пантокрин? У них что, с Эльвирой проблемы? В таком нежном возрасте?

— …такой, такая кругленькая, маленькая, прозрачная с желтыми шариками.

— Покажи, — я достал банку из-под кинопленки, исполняющую роль аптечки и открыл крышку.

Он указал пальцем на пробирку с таблетками но-шпы.

— Можешь мне ее дать?

— Таблетку? Заболел, что ли?

— Да нет. Эту, прозрачную.

Понятно, ему нужна пробирка. Я пересыпал таблетки в пустой спичечный коробок и отдал освободившийся пузырек Лешеку. Лешек вытащил из рюкзака краешек ковра-самолета, срезал ножом немного ворса, сунул в пробирку и закрыл крышечку.

— И что получилось? — съехидничал Лева. — Талисман воздухоплавателя?

— Ета… Индикатор.

— Индикатор чего?

— Полета. Как ворсинки поднимутся вверх, значит АГЗУшки действуют, можно лететь.

— Мокрый ковер не полетит, — сказал Вольф. — Надо бы его вечером высушить. Как ты говоришь, Вань, у пионерского костра. Кстати, почему он пионерский?

— Долго рассказывать. Короче, пионеры, ну в смысле первопроходцы, всегда грелись у огромных таких костров.

Вечером мы натянули между деревьев веревку, развесили на ней ковер и развели костер.

— Смотрите! — сказал Лешек.

В пробирке ворсинки ковра сгрудились вверху у пробки, словно прилипли к ней. Лешек перевернул пробирку кверху дном, и все ворсинки, словно намагниченные, перекочевали к донышку.

— Завтра можно лететь.

Хмурое утро, хоть и без дождя, все равно оказывало действие гнетущее и невеселое. Над лесом висел туман, прелый воздух отдавал плесенью, даже птицы чирикали как-то тоскливо и раздраженно. Разве что комарам было наплевать на погоду, они нападали на нас бодро и самозабвенно.