Россия. История успеха. После потопа - Александр Горянин

Неостановимое движение России преодолело все катастрофы и срывы нашей истории. Наше историческое развитие отмечено глубокими катастрофами – ордынским нашествием, Смутой, Расколом, большевистской революцией и ее последствиями, фашистским нашествием. Иногда к ним добавляют вторую половину правления Ивана Грозного и «революцию» Петра I. За выживание государства в ходе этих катастроф поручиться было бы невозможно. Но вопреки им (или благодаря им – история никогда не даст однозначного ответа) окраинный народ страны глухих лесов и болот, удаленный от морей и главных трасс мировой торговли, очень рано вышел на мировую арену и начал упорное движение к первым ролям в мире. В минуты смертельной опасности что-то нас всегда выручало – казаки на военных границах, столкновение наших врагов между собой, «остервенение народа, зима, Барклай иль Русский Бог…».

Развитие русских представительных органов прерывалось четырежды: (1) ордынским нашествием; (2) присоединением вечевых республик Новгорода, Пскова и Вятки к Москве; (3) мобилизационным режимом Петра I и охранительной политикой нескольких его преемников; (4) большевистским переворотом 1917 г. Несмотря на это, на протяжении всей своей истории Россия двигалась (или возобновляла движение после каждого из названных перерывов) в направлении развития выборного представительства разных уровней. Это заставляет думать, что демократическая модель развития естественна для России.

Древняя вечевая демократия, развиваясь между Х и XVI вв., приобрела упорядоченные формы и двухуровневую структуру. Аристократическая Дума, действовавшая с IX по конец XVII в., принимала самостоятельно и в отсутствие царя большое количество решений, включая важнейшие. Земские соборы были «советами всея Земли», на них было принято множество судьбоносных решений, определивших курс русской истории, выбрано шесть царей. Функционировали низовая выборная демократия (земское самоуправление) и суд присяжных («лучших людей»), дополнительно упорядоченные земской реформой Избранной рады в 1550-х гг.

Петр I внедрил столько чужеземного, так вестернизировал верхушку общества, что свое, допетровское, в последующие времена даже на уровне обсуждения начало восприниматься (и отвергаться) как нечто безусловно отсталое, хотя это не так. XVIII в. – 1-я пол. XIX в. – самый долгий провал в истории российской демократии и выборного представительства. Тем не менее и этот период отмечен семью созывами выборных комиссий для составления нового Уложения (свода законов), двумя десятками проектов конституции и парламентского устройства, эмансипацией дворянства, учреждением Государственного совета. Все сословия и социальные группы сохраняли право самоуправления. Верховная власть делегировала часть властных функций дворянскими и городским корпорациям и общинам.

При всем отличавшем ее своеобразии Россия – страна с редким населением и недостаточной экономической базой – не выходит за пределы схемы, присущей почти всему европейскому континенту. Упрощенно эта схема выглядит так: сословное представительство (XIV–XVII вв.) – абсолютизм (от XVI до XVIII в. включительно, в зависимости от страны) – эволюция к конституционализму (весь XIX в.; в России – 1810–1906 гг.). После Великих реформ Александра II (включая земскую) упорное движение России к демократии и выборному представительству возобновилось и привело через полвека к Основным законам 23 апреля 1906 г. и к учреждению Государственной думы. Большевистский переворот 1917 г. стал четвертым разрывом в развитии выборного представительства и демократии в России. Но в 1991–1993 гг. в России победила новая демократическая революция. Эта победа – закономерное, хотя и мало отрефлектированное следствие всей нашей истории.

Русский фактор был решающим в судьбах Европы уже тысячелетие назад. Когда князь Владимир размышлял около 986 г., какую веру избрать для своего народа, судьба континента была на распутье. Предпочти Владимир мусульманство, Европа очень скоро оказалась бы в мусульманском охвате, ибо это динамичное вероисповедание уже господствовало в то время на западном конце Европы – на Пиренейском полуострове, а также на Сицилии.

Избери Владимир иудаизм, это почти наверняка привело бы к восстановлению на юго-востоке Европы иудейского Хазарского каганата, разгромленного отцом Владимира, князем Святославом. При «хазарском» выборе Владимира иудаизм воцарился бы от Каспия и Дуная до Балтики и Белого моря. Излишне говорить, что и в этом случае мировое развитие пошло бы иным путем.

В случае же принятия Владимиром латинского толка христианства в Восточной Европе со временем возможно утвердилась бы мощная коалиция славян-католиков или, не исключено, даже единое русско-польское государство, и это также означало бы совершенно иной сценарий хода европейских событий.

Шесть великих держав прошлого с ярко выраженными завоевательными тенденциями были низведены в разряд обычных стран либо распались на составляющие главным образом благодаря военным усилиям Руси – России. Это Хазария – великая (согласно А. Кестлеру[67], и не только) держава IX–X вв., Золотая Орда, Польша (великая держава между Люблинской унией 1569 г. и концом правления Яна Собеского в 1696 г.), Швеция (гроза Европы между Вестфальским миром 1648 г. и Ништадтским миром 1721 г.), Высокая Порта (Турция), Австро-Венгрия. Ну и не забудем, кто положил конец бодрому маршу Гитлера к мировому господству и благодаря кому сегодня школьники по всей Европе не изучают «Майн Кампф» в качестве вершины человеческой мысли под надзором расово проверенных учителей в сапогах.

Судьба России странно симметрична судьбе Испании – при всем внешнем несходстве двух стран. Почти одновременно сбросив чужеземное иго, оба народа немедленно начинают долгую экспансию за пределы Европы: Испания – на запад и юго-запад, Русь – на северо-восток и восток. Обе страны, сами того не ведая, выполняли важнейшую историческую задачу Старого Света по открытию дотоле неведомых пространств земного шара, причем, по меркам глобуса, их вклад в решение этой задачи почти одинаков: Испания может записать в свой актив примерно 12,5 млн км2 новооткрытых жарких земель (Южную Америку без Бразилии и Гвианы, Центральную и часть Северной Америки, Филиппины), Россия – 12 млн км2 холодных (Сибирь, Аляску, Алеуты, Грумант, ставший позже Шпицбергеном). Это если не считать (а собственно почему?) открытия ледяной Антарктиды в январе 1820 г.[68].

Симметрия на этом не кончается: когда Наполеон посчитал Испанию и Россию слабыми звеньями Европы, он обломал зубы и там, и там (правда, в Париж вошли русские войска, а не испанские). В XX в. и Россия, и Испания пережили кровавые гражданские войны и тоталитарные диктатуры, но избавление не было принесено им на штыках иностранных армий, как в Германию, Италию или Японию, – нет, и Испания, и Россия избавились от своих диктатур своими же внутренними силами. Но по большому счету наша страна, несмотря на ее роль в истории Европы, не обнаруживает сходства судеб с другими европейскими странами. Хотя черты типологического подобия неизбежны, а ситуативных и просто частных примеров сходства исследователь может найти сколько угодно, в целом Россия совершенно уникальна и не похожа ни на кого. И слава Богу!

Россия никогда не попадала в зависимость от Запада. Практически всякое государство и во все времена стремилось к территориальному расширению – по крайней мере, до всемирного признания во второй половине XX в. положений международного права, объявивших такие стремления незаконными. Расширялись, как правило, в сторону меньшего сопротивления. В Западной и Центральной Европе со времен падения Римской империи все воевали против всех, до кого могли дотянуться. В этой части мира нет страны, избежавшей в своей истории участи быть кем-либо завоеванной. Но Европа – клин, сужающийся к западу, так что натиск на запад был менее перспективен, на восток же пространство только расширяется, а сопротивление, как считалось, ослабевает.

В России мало кому неясен смысл немецкого выражения «Drang nach Osten» (натиск на восток), но на восток обращались устремления отнюдь не только Германии, но и любой европейской страны, имевшей хотя бы малейшую возможность эти устремления реализовать. Объектом итальянской экспансии стали (вторично, после времен Римской империи) Истрия, Далмация и Албания; венгерской – Словакия и Семиградье (Трансильвания); австрийской – Словения, Внутренняя Хорватия и Босния; польской, между XIV и XVIII вв., – Литва, Белая Русь, галицко-волынские земли, Подолия, северские княжества; шведской – Финляндия, Ингерманландия, Эстляндия, Лифляндия; немецкой – полабские славяне, пруссы, латыши, эстонцы, Чехия, часть Польши. Русская экспансия также имела преимущественно восточный вектор[69]. Но при этом Россия сама несколько раз становилась объектом направленной на восток экспансии.