«Евросоюз» Гитлера - Андрей Васильченко

Одним из его ораторских «триумфов» стал доклад на тему «Гуманизм и гуманность» на заседании Общества германистов в Ганновере в мае 1943 года. Третий рейх, вещал Рёсснер, снова ведёт «судьбоносную борьбу» против Запада с его «англо-американской гуманистической идеологией» и Востока с его «крайней большевистской формой той же идеологии». Решается вопрос, «удастся ли возникшие на германской основе начала внедрить в духовную структуру Европы, или универсалистские идеи европейской культурной традиции вновь приведут к фиктивному общеевропейскому сознанию…» В апреле 1945 года Рёсснер вместе с начальником Управления Олендорфом и рядом других сотрудников бежит во Фленсбург, где обосновалось т. н. правительство Дёница. Там же он был арестован американцами в мае 1945 года.

Возникает вопрос: где «перекидной» мостик, который вел эсэсовского офицера от германистики к «европейскому проекту»? На самом деле о работе Рёсснера в качестве офицера СД над проектом «Европейского союза» известно очень немного. Однако все-таки сохранились свидетельства и документы, которые позволяют судить о том, что его послевоенное появление в «проевропейском» издательстве «Шталлинг» было отнюдь не случайным. 29 ноября 1942 года на страницах журнала «Рейх», издание которого курировал лично министр пропаганды доктор Геббельс, появилась статья Рёсснера, называвшаяся «Другая Германия». В этом материале его автор задавался вопросом относительно «судьбы европейской культуры». Рёсснер пивал: «Сегодня можно услышать, как выказываются опасения, что в самой чудовищной из всех войн силы рейха настолько сосредоточатся в военных, экономических и технических усилиях, что для таких отвлеченных сфер жизни как культура, дух, душа и искусство более не останется энергии. Вместе с тем наши силы не должны быть односторонне сосредоточены лишь в одном из направлений. Чем дольше продолжается война, охватившая всю планету, тем реальнее становится угроза, что по этому пути пойдет вся Европа. Кто же тогда даст гарантии сохранности европейской культуры? Кто позаботится о ее будущем?» Отвечая на этот вопрос, Рёсснер делал достаточно смелое заявление: «Вероятно, ход мировой войны подтвердил правоту тех нейтральных культурных критиков, которые много лет назад предостерегали от того, чтобы национал-социализм пошел по пути односторонне военного, „прусского“ превалирования, когда его жизненная энергия и организационные возможности могли спасти Европу от большевизма, но не были в состоянии породить новую форму европейской цивилизации и культуры». На самом деле подобного рода журналистские ходы были всего лишь уловкой, некой игрой с читателем. В действительности Ганс Рёсснер не намеревался критиковать ни военную политику, ни военное (на тот момент) превосходство Третьего рейха. Его задача состояла в другом – ему надлежало положить начало процессу «очеловечивания» Германии, под которой в тот исторический момент в первую очередь подразумевался нацисткой режим. Он призывал не бояться того, что военные триумфаторы задвинут в тень всех остальных. Очевидно, что некоторые из фраз адресовались представителям оккупированных европейских территорий: «Из исторических примеров мы знаем, что проигравшие в войне становились неявными победителями в духовной сфере». В непрерывной игре тени и оттенков, Рёсснер как бы завлекал читателя в тенета идеологических ловушек: «Никто не будет отрицать, а солдат в самой наименьшей степени, что война по сути своей разрушительна, никто не приукрашивает ее. Также никто не спорит с тем, что война мобилизуется все силы рейха в невидной ранее степени». Однако подобная мобилизация преподносилась автором не как негативное для сферы европейской культуры, а как по-своему позитивное явление. Для этого даже использовалась цитата из Ницше: «Пиши кровью и ты узнаешь, что кровь есть дух».

В своей статье Ганс Рёсснер говорил о «другой Германии». «Другая Германия», противопоставлялась с одной стороны «тайной Германии» (так обычно именовали затаившихся оппозиционеров-антифашистов и просто скрытно недовольных гитлеровским режимом) и другой стороны она должна была отличаться от господствовавших в Европе представлений о Германии как «варварской стране». Рёсснер пытался снять дилемму выбора между гуманизмом и варварством, намекая, что, одержав победу, Третий рейх якобы явил Европе чудеса процветающей культуры. В частности в статье говорилось: «Они [европейцы] почитают нас как народ мыслителей и поэтов, но при этом тайком надеются лишить этот народ политической воли. Они восхищаются Ницше как „великим европейцем“, но признают пруссака Бисмарка и созданную им империю. Наконец, они с распростертыми объятиями готовы воспринять гуманизм Томаса Манна, но вместе с тем осуждают самую великую немецкую революцию[3]». Рёсснер пытался сформировать условные принципы, согласно которым Европа искренне восприняла «другую, неправильно понятую Германию», и тем самым после предполагаемой военной победы Третьего рейха были бы сняты внутриевропейские (в первую очередь культурные) противоречия. Не удивительно, что подобного рода воззрения после легкой трансформации оказались востребованными в послевоенный период. Заменив пару идеологических клише, компания высокопоставленных офицеров из СД продолжала превозносить «новую Германия» (в очередной раз «новую») как хранительницу европейской культуры. Не удивительно, что все они либо получили «новую личность», либо все-таки оказавшись перед судом, в итоге были фактически оправданы, получив приговор в качестве «невольных попутчиков преступного режима».

Если говорить о таинственным образом пропавших специалистах, занимавшихся в недрах Третьего рейха разработкой «европейского проекта», то нельзя не обратить внимание на то, что подобно Долецалеку и Шнайдеру странным образом в число погибших оказались зачислены Вернер Дайц и Георг Шмидт-Рор. Никто не видел их гибели, не было обнаружено их тел, во всех случаях предполагалось, что они погибли во время боев, которые вели подразделения фольксштурма. Даже если допустить, что начальника отдела из состава «Наследия предков» и ценнейшего специалиста в области планирования, экономики и химии все-таки призывал в фольксштурм, то их исчезновение в любом случае выглядит странным. Как знать, может быть, они получили новые документы и оказались более удачливыми, нежели Долецалек и Шнайдер, а потому и не были изобличены. В пользу этой версии говорит внезапное появление в послевоенной Германии специалистов по европейской интеграции. Еще недавно ничего из себя не представлявшие люди, вдруг начинали говорить профессиональным языком и употреблять формулировки, которые весьма напоминала обороты и лексику Вернера Дайца. Одним из таких деятелей был Вальтер Хальштейн, с которым Вернер Дайц пересекался в годы нацистской диктатуры в Академии немецкого права.

У Вальтера Хальштейна тоже было две биографии. Ознакомившись с одной, хочется в кинематографической манере воскликнуть то ли «Славный парень!», то ли «Хороший немец!». В послевоенный период Вальтер Хальштейн всячески содействовал возвращению Германии в «лоно цивилизованного мира»: профессор Джорджтаунского университета (США), активный сотрудник ЮНЕСКО, создатель Европейского объединения угля и стали, инициатор созыва Парижской конференции, советник федерального канцлера ФРГ, статс-секретарь министерства иностранных дел Западной Германии, председатель еврокомиссии по созданию «общего европейского рынка», глава Международного европейского движения, кавалер баварского ордена «За заслуги», лауреат международной премии имени Карла Великого. И все бы ничего, если бы не было у Вальтера Хальштейна второй биографии.

Вальтер Хальштейн родился в 17 ноября 1901 года в Ростоке, в лютеранской семье правительственного чиновника. В 1925 году защитил в Берлинском университете диплом по юриспруденции. Затем работал в области международного права, с 1929 года являлся приват-доцентом все того же Берлинского университета. Обо всех последующих событиях официальные биографы Хальштейна, собственно как европейские историки либо вовсе не вспоминают, либо вспоминают, но весьма неохотно. Дело в том, что Вальтер Хальштейн был членом многих нацистских организаций – позже он при каждом удобном случае заявлял, что никогда не поддерживал режима Гитлера, однако после крушения Третьего рейха подобное заявляли едва ли не все немцы подряд. Принимая во внимание, сколько в те дни появилось «антифашистов» и «оппозиционеров» остается только задаться вопросом: как Гитлер вообще пришел к власти? Можно было бы поверить в трусливый конформизм Хальштейна, мол, поддерживал преступный режим во имя самосохранения, но документы говорят совершенно о другом.

Сразу же после прихода Гитлера к власти Вальтер Хальштейн вполне успешно и безболезненно прошел унификацию, то есть был включен с состав профильных национал-социалистических организаций. Поначалу он стал членом Национал-социалистического союза юристов. Затем (после преобразования союза) стал членом Национал– социалистического союза правозащитников. 30 сентября 1935 года, подтверждая свою лояльность гитлеровскому правительству, он принес клятвенные заверения следующего содержания: «Принимая присягу при вступлении в должность, я, профессор, доктор права Вальтер Хальштейн заявляю: в послевоенное время [после Первой мировой войны, т. е. с 1918 г.] я был членом следующих организаций: получив степень младшего юриста, я входил в ассоциацию стажеров рейха, а будучи профессором, я входил в Ассоциацию немецких университетов рейха. В настоящий момент я являюсь членом Национал-социалистского союза немецких юристов, Национал-социалистского союза учителей и преподавателей».