Звериный подарок - Юлия Шолох

Теперь назад в кабинет, где еще остались двое. Мы задумчиво стоим напротив них, Дынко нам широко невидяще улыбается.

— Может, на сеновал? — предлагаю.

— Точно! — Ждан тут же хватает Дынко и тащит его к дверям. Тот глупо хихикает.

А я остаюсь с Радимом. Нечасто остаюсь с ним наедине, да еще когда он в состоянии, что не сможет меня остановить. Надо проверить, не болен ли.

Тихо сажусь рядом и кладу ему ладони на голову. Вдыхаю. Не всегда легко найти и уловить болезнь, а бывают и такие, что вообще не найдешь, хорошо, их очень мало. С Радимом все в порядке, ни единого намека на немощь, даже наоборот, все необыкновенно чисто.

На выдохе он вдруг крепко хватает рукой меня за предплечье. Молчит.

— Радим, тебе нужно поспать. Можешь идти, я тебя отведу?

Он кивает и медленно встает, не отпуская моей руки. Немного больно, попытке убрать пальцы не сопротивляется, аккуратно отнимаю их по одному.

Тяжело опираясь на мое плечо, Радим вылезает из-за стола. Надо довести его до двери, но вдруг… он останавливается и теперь уже сам меня удерживает за плечи, наваливается сзади, прижимаясь лицом к моей шее, дыша неожиданно горячо.

И говорит:

— Ты… зачем, ты… зачем это делаешь? Ты же… только думаешь, а у меня вокруг все чернеет. Только… планы строишь, а вокруг меня словно все умирает. Зачем? Ты… правда считаешь, что… без меня будет лучше? Зачем…

Я даже дышать не решаюсь, слушаю его голос и то, как он меня обнимает. Это… приятно. И то, что он говорит, неужели говорит мне? Может, перепутал с кем-то? С пьяных глаз неудивительно. А если нет? Что это значит?

Разобраться не успеваю, рядом возникает Ждан и быстро его от меня отрывает.

— А-а-а, Ждан, — радостно тянет Радим. — Брат, как ты вовремя… не вовремя. Жаль, тебя с нами не было.

— Я уже тут.

Ждан тащит его к входу, по лестнице вниз и на сеновал. Там уже развалился Дынко, Ждан укладывает Радима рядом. А я… не могу уйти. Неважно, что тут Ждан, даже это меня не останавливает, обойдя его вокруг, опускаюсь на колени рядом с Радимом. Несмотря на темноту, четко вижу его лицо, он кривится, как будто зуб болит. Ждан тихо выходит на улицу.

Дотрагиваюсь до его щеки, глажу пальцами, как он… тогда, на берегу. До сих пор не разрешала себе вспоминать тот случай, слишком дикий для воспитанной девушки. Но ведь… это было. Ведь я стояла там, ничуть его не боясь, и рассматривала… с интересом. Рассматривала, как что-то… свое.

Я глажу его лицо, пытаясь стереть эти хмурые больные морщинки. И мне удается, через какое-то время оно разглаживается, Радим шумно вздыхает, и уголки его губ приподнимаются в легкой улыбке.

— Дарька… — тихо шепчет сквозь сон.

Не знаю, сколько так сидела. Особенно после того, что услышала. Не могла понять, что этот парень для меня значит, что за странные чувства у меня вызывает. И что… с этим делать.

Поднялась, только когда спать захотелось так, что, начав зевать, я долго не могла остановиться. Ноги совсем затекли, такое мерзкое ощущение, будто внутри что-то мелкое и живое бегает.

Ждан сидел у порога, прислонившись к стене.

— Спокойной ночи. — Я не очень хорошо себя сегодня вела, пила, глазела на прохожих и смеялась над ними и вот еще… сидела у Радима.

Ждан молча кивает и идет на сеновал. Значит, будет с друзьями ночевать, хотя мог и в таверну уйти. Хорошо им троим, я бы тоже не отказалась от такой дружбы. Жаль, не волк.

Еле доползаю до кровати и с трудом раздеваюсь. Одежду бросаю прямо на пол, завтра мне будет стыдно за свою неряшливость, но сегодня я лишний раз и пальцем не пошевелю!

Так устала, что даже ничего не снилось.

Волки

Ждан давно не ночевал на сеновале. А в детстве они любили так спать, залезали втроем поглубже в сено и болтали о чем-то до полуночи. Хорошее было время.

В деревне у северо-восточной границы, где расположилось звериное войско, день не задался. Уставший Улем вышел из дома, приспособленного под тюрьму, и быстро крикнул подручного:

— Птицу! Самую выносливую, немедленно!

Написать донесение Улем успел до того, как птицу подготовили. Выбрали сокола, он выносливей, и шанс, что его съедят по дороге, меньше, чем когда летит голубь. Хотя когда птица летит над Старым лесом, неважно, какого она размера.

Прикрепив записку к лапе, Улем выпустил сокола, надеясь, что успел. Если бы он верил в богов, пожалуй, даже попросил бы у них помощи. Если бы верил.

Глава 12

Девчонка волчьего народа

С утра уже проснулась, ощущая жгучий стыд. И не только за брошенную кучей на полу одежду. За то, что мне стало плохо на глазах у Ждана. За то, что я пила. За то, что к Радиму приставала безо всякого повода. Ведь мое поведение можно оценить как приставание? Он, скорее всего, не помнит, но ведь Ждан видел, значит, расскажет друзьям-то.

Ох, эти волки! Все началось, когда они появились в моей жизни! Разве я могла подумать когда-нибудь, что за вечер сделаю столько постыдного одновременно? Все из-за них наперекосяк, не знаю уже, что правильно, что нет!

Кстати, волки! Я одеваюсь быстро, хотя получается не очень, и несусь вниз по лестнице.

На сеновале никого нет и коней в конюшне тоже. Почему мне вдруг так грустно? А еще почему так… страшно? Страшно оттого, что они могли уехать, совсем уехать, без меня? Нет, не могли они меня оставить! Точнее, если бы оставили, то это ведь хорошо, я ведь сама хотела? Ведь только вчера жизнь с братом казалась мне лучшей из всех возможных.

Так, пока думать ни о чем не буду. Надо поесть. На кухне Настасья режет овощи для похлебки. Отложила нож на минутку, налила мне чаю и хлеба с сыром дала. Поглядывает с улыбкой, и так стыдно, что она меня видела пьяной, да еще и ночью наедине с Жданом.

— Извини, — вдруг говорю.

— За что? — У нее чуть морковка из рук не вывалилась, была поймана за самый хвостик.

— За мое поведение.

— Тоже мне поведение, тебе далеко… до брата.

— Да? О чем ты?

Она тут же краснеет и молчит. Похмелье сделало меня немного глупее, и не сразу понимаю, о чем речь. О Санькином предложении, которое она восприняла, как неприличное! Но… осталась рядом, работает на него. Неужели так любит?

— Насть, я тебе скажу кое-что, а ты можешь даже не отвечать. Там, где Санька вырос, парень, полюбивший девушку, никогда не посмеет просить у ее родителей руки, не заручившись предварительно согласием любимой. К родителям идут, когда неважно, хочет девушка замуж или нет. Когда насильно выдают.

Настасья не глупа и сразу все понимает. Резко хватается за все подряд — картошку, свеклу, хлеб, посуду. Хватается и тут же бросает. Наконец замирает, с надеждой смотря мне в лицо: