Современники - Борис Полевой

С ходу взяв бегом все четыре марша управленческой лестницы, запыхавшийся, возбужденный Сергей Борисович вломился — именно вломился! — в директорский кабинет. Директор говорил по телефону.

Ожидая конца телефонного разговора, Сергей Борисович сел, достал из кармана письмо и стал перечитывать его, строку за строкой.

— Слушаю вас, дорогой, — неожиданно пророкотал у него над ухом директорский бас.

Сергей Борисович вздрогнул. Директор стоял у него за спиной и, может быть, уже успел даже заглянуть в письмо. Ничего не говоря, он протянул директору листки. Тот отошел к окну, приблизил письмо к лицу и стал читать его, как читают близорукие люди, словно обнюхивая строчки.

И опять Сергей Борисович с тревогой следил за выражением лица читающего. Ему казалось, что директор назло читает подчеркнуто медленно, что некоторые строки пробегает даже по нескольку раз. Дойдя до конца четвертой страницы, до подписей, он вдруг вернулся на вторую. «Перечитывает эти пунктики: «а», «б», «в», — догадался конструктор и удивился: — Странно! Как это раньше не бросалось в глаза, что он такой тугодум?»

Дочитав наконец письмо, директор сложил его, убрал в конверт и задумался. Этот спокойный, самоуверенный человек, казалось, был скорее расстроен, чем разгневан. Это особенно встревожило Сергея Борисовича.

— Как вам нравится сие оригинальное послание? Высшие технические авторитеты одобрили, институты благословили, отовсюду похвалы, а вот товарищи Зыков, Карпухин и Семенов хотят быть бо́льшими католиками, чем сам папа.

Он принялся было рассказывать о своей беседе с руководителем шеф-монтажа, но директор снова развернул письмо, и снова на второй странице.

— Что ж, и так бывает, — сказал он вдруг, отрываясь от письма и поднимая свою большую круглую голову.

— Что бывает?

— А вот это. — Своей мясистой рукой, которая, как это хорошо знал Сергей Борисович, когда-то, в первую пятилетку, была рукой молотобойца, директор бережно разгладил смявшиеся листки письма.

— И это говорите вы, который и устно и печатно так хвалил машину? Выходит, мы с вами обманывали народ, партию?..

— Никого мы с вами не обманывали. Просто…

В этот момент пронзительно-длинными звонками телефон просигналил, что вызывает междугородная. Директор поднял трубку:

— Да, это я, соединяйте… Из министерства… Пока я говорю, вы прочитайте повнимательнее обратный адрес на конверте…

Директор говорил с министерством долго. Разговор шел о «малютке», которая еще несколько часов назад занимала все помыслы Сергея Борисовича. Теперь он сидел рядом и даже не прислушивался. Он смотрел на конверт, где под тщательно, должно быть по линейке, проведенной чертой был выписан обратный адрес. Смотрел и думал, в какой это связи может быть с незаконченной фразой директора и что последует за словом «просто».

Между тем директор положил трубку:

— Можем себя поздравить. К концу следующего года надо выпустить для Куйбышевской не менее пяти «малюток». Не подведете с проектированием? — Он энергично потер одну о другую свои большие руки.

— Зачем вы мне посоветовали перечитывать адрес? — угрюмо спросил Сергей Борисович.

— Ах, вы об этом?.. Знаете, что я бы на вашем месте сделал? — Большое, мясистое лицо директора, с жестким чубом, нависающим на квадратный лоб, с тяжелым подбородком, вдруг как-то помолодело. — Я бы на вашем месте, дорогой мой Сергей Борисович, потребовал для себя командировку, сел в самолет и айда туда! А? Дохнул бы тамошнего воздуху, ухи бы тамошней знаменитой стерляжьей похлебал, ну и… и критику бы послушал. А?

— Как! Только что вы требовали ускорить проектирование «малюток»?

— Это не я, это министр от нас с вами требует. Слышали разговор? — Он повел рукой в сторону телефона. — И все-таки поезжайте… В письме вон правильно говорят: не увидев их фронта работы, его и не представишь… Едете?

— Странно все это как-то, внезапно и, простите, несерьезно, — дернул плечами Сергей Борисович. — Я, конечно, подумаю…

Он встал, медленно пошел к двери и, уже взявшись было за ручку, обернулся, не скрывая горькой усмешки:

— Если вы, конечно, считаете необходимым, что ж, прикажите выписать командировку…

И уже в приемной он услышал за спиной веселый директорский бас:

— Кланяйтесь товарищам Зыкову, Карпухину, Семенову! Большой им привет!

Ведущий конструктор поморщился и пожал плечами…

Сергей Борисович Пухов вылетел на юг в понедельник, а уже в пятницу директор получил от него телеграмму:

«Задержите изготовление узлов «пять» и «восемь-бис», будут конструктивные улучшения. Приезде объясню. Пухов».

Через пять дней прибыла новая телеграмма:

«Прошу продлить командировку десять дней. Срочно присылайте Нечитайло эскизами «малютки» для консультации здешними инженерами, рабочими-новаторами. Вероятны существенные усовершенствования. Сроки наверстаем. Приезде доложу массу интересного. Зыков, Карпухин, Семенов приветствуют. Пухов».

В тот же день конструктор Нечитайло, нагруженный папками и трубками чертежей, вылетел на Волгу.

СВЕРШЕНИЕ МЕЧТЫ

Это случается редко, но все же бывает, когда под влиянием большой радости с человека как бы спадает груз лет и даже самые сдержанные люди, вдруг превращаясь в детей, начинают веселиться с таким шумом, что через час-другой, придя в себя, и сами удивляются, вспоминая об этом.

Так было на Волго-Доне, когда на отрезке между первым и вторым шлюзами канала, сближаясь, двигались навстречу воды двух великих рек. Внешне не происходило ничего такого, что потрясло бы воображение. Два сильных потока, устремляясь по еще сухому руслу канала, несли в буроватой гриве пены щепки, обломки досок, строительный мусор.

По масштабам всех сооружений они были и не очень велики, эти два потока, разбегавшиеся по всему простору широкого искусственного русла. Но строители канала, занявшие в эти мгновения его берега, и гости, приехавшие сюда ради этого события, видели в быстром сближении вод итог гигантских работ. Им казалось, что это руки двух великих, воспетых народом рек тянутся одна к другой, чтобы навсегда сомкнуться в историческом рукопожатии.

И строители, имена которых за эти годы узнала и полюбила страна, экскаваторщики, бетонщики, скреперисты, монтажники невиданных конструкций, инженеры, прославившиеся смелостью технической мысли, прорабы, парторги — боевые организаторы славных строительных коллективов, — все они, как живого героя, преодолевшего невероятные трудности и гордо приближающегося к победному финишу, приветствовали эту воду, заполнявшую с двух сторон последний сухой отрезок канала. Солидные люди, позабыв о возрасте и положении, бежали вслед за движущимися потоками, бросали в них цветы, зеленые ветки, носовые платки и даже собственные шляпы.

В эти мгновения, когда вода в канале вот-вот должна была сомкнуться и ликование людей, покрывавших оба берега, нарастало, поодаль от всех, на гребне откоса, сидел высокий, костистый, загорелый человек в куртке и брюках из грубого брезента, так густо пропитанных маслом и покрытых ржавчиной, что они коробились и казались сделанными из жести.

На ладони его большой узловатой руки лежали толстые странные часы в затертом жестяном футляре. Из-под козырька кепки, надвинутого на нос и защищавшего от солнца, человек этот следил за током воды и за циферблатом, по которому кружилась секундная стрелка. Он был неподвижен, лицо его хранило выражение спокойной сосредоточенности, и только серые, глубокие, очень выразительные глаза выдавали большую радость.

Глядя со стороны на его неподвижную фигуру, нельзя было и предположить, какая буря чувств клокочет в душе этого внешне спокойного, медлительного человека. А между тем он, Павел Тимофеевич Недайхлеб, бригадир монтажников, прославившихся в последние месяцы, волновался как никогда. Ведь это и его труд воплотили в себе величественные сооружения. Ведь это и он, сын Украины, посильно помог соединению двух великих русских рек. Ведь это и его работа проходила сейчас свою последнюю, но самую суровую, самую придирчивую, беспощадную проверку — проверку водой.

Он волновался не меньше тех, кто бурно приветствовал несущиеся навстречу друг другу потоки. Для того, чтобы скрыть это свое волнение, он и сел в стороне с часами в руках, стараясь поймать историческую секунду, когда сомкнутся посланцы двух рек.

Нет, он не был новичком на строительстве, этот монтажник, воздвигший на своем веку много сложных металлических конструкций.

Сын сумского сахаровара и сам сахаровар по семейной традиции, он с юных лет устремился к профессии строителя. Сахароварение, которому посвятил себя его отец, старый рабочий, не тронуло его пытливого ума. Отслужив действительную военную службу, Недайхлеб не вернулся домой. Он пошел на стройку.