Счастья тебе, дорогуша! - Татьяна Веденская

– Так, грузчик! – Жанка, наконец, раздобыла нам малоинициативного, даже апатичного мужичка с тележкой. Делать ему на такой жаре явно ничего не хотелось, а тут еще мы с банками своими. Креста на нас нет. Лучше бы так ему, горемычному, денег на пиво дали.

– Оплата почасовая.

– С какого это ляда? – возмутилась Жанка, но он был неприступен, слупил с нас страшные деньги, да еще и отказался сумки в машину грузить без дополнительных бонусов и поощрений. Поощрять его мы не стали, сгрузили все сами в Жанкину «Вольво». Пряный воздух вокзала бил прямо в нос, а шум города даже немного оглушил меня, закружилась голова. Надо же, как быстро можно отвыкнуть от всей этой суеты. И в первый день моего возвращения на круги ада (а по-другому нашу столицу-то и не назовешь, особенно в жару) я так и не смогла заснуть. Самое интересное, что я не мучилась, нет. Бессонница и все такое, с этими назойливыми мыслями о невозможности уснуть, с головной болью и снотворным в три часа ночи, хотя знаешь, что в семь уже вставать – все это не коснулось меня. Просто не захотелось спать. Вечером мы с Жанкой отключили мобильники (правда, предварительно я отзвонилась маме и заверила ее, что возвращение в Москву состоялось без происшествий), купили бутылку красного полусухого и проболтали до самого вечера.

– Значит, у тебя был роман? – ехидно переспрашивала она, по-доброму насмехаясь над всей моей историей. – Оживили былое? Дело хорошее.

– Он был такой… такой… – я мечтательно вздохнула и описала в воздухе круг рукой.

– Не маши конечностями, бутылку сшибешь, – усмехнулась она. – Лучший на Земле он, да? С тебя бы мыльные оперы писать. Значит, ты говоришь, он безработный.

– Ага, – загрустила я и принялась поглощать виноград. Доцент спал в углу, а Василий Алибабаевич сидел рядом со мной и с непонятной страстью смотрел, как я ем. Было некомфортно. Вдруг он прикидывает, достаточно ли я уже отъелась. Вот ведь и Жанна сказала, что я поправилась.

– А ты, значит, директор заводов, котлет, пароходов и так далее, – рассмеялась она. – Никогда не думала, что ты умеешь хорошо врать.

– Не директор, а главный бухгалтер. И потом, я врать вообще-то умею просто прекрасно. С Кешкой знаешь как наловчилась. С ним же без вранья и дня было не прожить.

– Красавица, умница, комсомолка. Я бы на месте твоего простого лохматого парня из Бердянска тебя бы тоже полюбила, – хмыкнула Жанна. – Да что там, я бы даже согласилась при таком раскладе составить счастье всей твоей жизни. И даже много бы не взяла.

– Ты думаешь, все из-за этого? Из-за Москвы? – расстроилась я. Нет, не то чтобы я на что-то надеялась, но иногда, когда Яшка смотрел на меня как бы незаметно, со стороны, и явно о чем-то сильно думал какую-то думу трудную, я мечтала, чтобы он хотел… что? Не знаю, эта история окончена. Точка.

– Гляди, как бы он еще не нарисовался, – предостерегла меня Жанна. – Бердянск чай не сахар. А это шанс.

– Не думаю. Мы так расстались, что, как тебе сказать… если бы он хотел, он бы мне хоть намекнул. Может, спросил бы телефон. А так – он даже телефона не взял. Нет, все кончено.

– Ну, кончено так кончено. Эдак всем спокойно. У нас тут в Москве своей рыбы хватает, хочешь крупной, хочешь мелкой. Лови не хочу.

– Я не хочу.

– Чего не хочешь? – не поняла она. Я допила вино одним залпом.

– Никого я не хочу. Ловить, бегать, краситься – зачем? Я тут подумала – не лучше ли мне вообще остаться одной. Как ты!

– Я не одна! – возмутилась Жанна, кивнув на Доцента. Василий Алибабаевич же, словно желая тоже вставить свое веское слово, тявкнул и зачем-то положил мне морду на колени. От неожиданности я несколько одеревенела, испугалась.

– Васечка, отойди, пожалуйста, – пропищала я, но он только еще сильнее ткнул меня носом в коленку. – Ой!

– Говорю тебе – не бойся ты его. Он у меня с очень крепкой психикой, просто так кусаться не станет. Просто он винограду хочет.

– Винограду? – удивилась я.

– А что? Если собака, так и винограду не есть? Васька у меня и помидоры жрет. Вот Доцент – тот только из миски и только мясо. Овощи – никогда, даже под дулом. Хотя что ему дуло? Оттяпает, и все. А Васька любит.

– И что, дать ему?

– В каком смысле? – пьяно захохотала Жанна. Я густо покраснела, ну и грубиянка она.

– В смысле винограда.

– Дай, конечно. Надо же между вами как-то контакт устанавливать, – согласилась она, и я принялась кормить пса виноградинами, которые он жрал прямо так, с косточками. Мой корм явно пошел в коня, потому что уже после десятой виноградинки я убедилась, что Васька мой не пытается откусить мне руку, а, наоборот, виноград берет аккуратно и интеллигентно, чтобы не пришлось за него краснеть.

– А у меня через неделю день рождения, – зачем-то сказала я, хотя эта информация и не представляла для Жанны никакого интереса. Во-первых, она послезавтра уезжает и, стало быть, поучаствовать никак не может. Во-вторых, даже если и так – я все равно не собираюсь его отмечать. Этот день рождения был первым, с которым я совершенно не представляла, что делать.

– Сколько стукнет?

– Тридцать четыре.

– Красотка. А ты ведь получаешься младше меня!

– А тебе сколько? – удивилась я.

– Сорок один, – сообщила она, страшно меня удивив. Она выглядела гораздо моложе. Может, тоже завести собаку?

– Хорошо выглядишь.

– А знаешь, почему? Потому что высыпаюсь, – заявила она, зевнув. Мы засуетились, вымыли в ванной посуду, составили на кухонный столик и разошлись по кроватям. Через несколько минут из-за тонкой двери я уже слышала размеренное дыхание трех носов (Жанны и ее любимцев, причем Василий Алибабаевич даже храпел), но я же спать не хотела совсем. Я просто села на подоконник, уперла ноги в стену и стала думать о своем. Что оно – мое. Жизнь идет дальше, и плохого в этом ничего нет. Просто отсчитываются годы. Может, и правда плюнуть на все и ребенка родить? Уехать домой, в Бердянск, мама будет счастлива. Что я буду тут делать? Кому я тут вообще нужна? Завтра пойду на работу, девчонки обрадуются. И что девчонки? И что с того, что я почему-то все-таки люблю этот город с его безумными развязками, от которых упал бы в обморок любой бердянский автомобилист? И люблю его вместе с пробками и давкой в метро, и с магазинами, на которые никаких денег не хватит, а теперь тем более, потому что денег вообще нет. Ну и что? Полюблю Бердянск. В Бердянске Яшка. Вот! Значит, ты все-таки думаешь о нем, глупая женщина. Думаешь, и от одних мыслей о нем, о его темных глазах, о его руках становится невыносимо хорошо и пронзительно одиноко одновременно. Но хорошо все же больше.

Через неделю жизнь практически пришла в норму. Жанна уехала. Я проводила ее до дверей, поняла многое про жизнь, глядя, как она прощается с собаками, почувствовала необъяснимую радость, когда поняла, что осталась в доме одна. За последние месяцы я практически никогда не имела возможности побыть одной. Оказывается, мне этого очень хотелось. За пару дней успела убедиться, что я-таки не совсем одна. Какое же это «одна», если в шесть утра перед работой тебя гонят бегом по улицам две здоровенные собаки, которые вместе весят значительно больше, чем ты. Кстати, после этого я приняла решение выгуливать их все-таки по отдельности, как бы это ни было проблематично для меня. По одному я все-таки хоть как-то могла их остановить. Хотя бы даже упершись ногами в землю и повиснув на поводке. На мои скромные «фу», «стоять» и особенно «домой» кони реагировали плохо. В частности Василий Алибабаевич. Нет, он по-своему принял меня, но просто не считал меня кем-то, до разговоров с которым стоит снисходить. Мало ли на свете хороших людей с виноградом. Что ж теперь, слушаться? С чего бы?