Стена - Владислав Владимирович Тычков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XVI
С того дня мы начали встречаться. Нечасто – раз-два в неделю. Эльмира мне нравилась, но не настолько, чтобы проводить с ней все время. С ней было весело и тепло; мы могли говорить обо всем, не чувствуя каких-либо преград. Для меня это было совершенно новым ощущением: с ней просто невозможно было что-то скрывать, слова будто сами, непроизвольно выливались наружу и становились самостоятельными сущностями, парившими в прозрачном воздухе между нами. Мы играли ими, перебрасывая друг другу, как игрушечные мячики, и тогда слова послушно принимали нашу игру, помогая там, где мы сами не справлялись.
Я много смеялся тогда. Пожалуй, я давно так не смеялся, с самой школы. Тогда, я помню, последние два класса я учился в специализированном лицее, готовившем своих учеников для поступления в самый престижный университет города, – правда, в то время он еще именовался институтом. В лицее вообще учились дети из интеллигентных семей, наш же класс был к тому же одним из самых веселых и дружных, не то что в моей старой школе. Иногда мне кажется, что те два года, что я провел в лицее, и были единственными годами моей настоящей жизни. По крайней мере, с ними связаны самые теплые, веселые и живые воспоминания. Что до них, что после – сплошное вязкое болото.
Обычно мы с Эльмирой встречались вечером, после ее работы. Ехали ужинать в китайский ресторан, каждый раз заказывая новые блюда; неспешно катались на машине по ночным улицам, залитым недвижными лужами бледного света фонарей. Иногда, когда у нее были выходные, мы ходили днем в кино, после которого пили кофе с пирожными или просто гуляли по паркам и набережным, если была хорошая погода. Дни стремительно сокращались, небо наполнялось массивными облаками, и ранние осенние закаты на берегах реки становились безумно, надрывно красивыми. Часто мы останавливались и, стоя бок о бок, оперевшись на кованую чугунную решетку ограждения, доходившую нам до пояса, созерцали, как солнце на глазах сползает к горизонту, ежесекундно меняя цвета окружающего мира, а облака словно напоказ перекатывают свои могучие мускулы.
Мы становились с ней друзьями – как когда-то подружились с Настей. Ни Эльмира, ни я не нуждались тогда в сексуальных отношениях – такое было время. Время теплой осенней дружбы, нежной и немного грустной, цвета опадающих листьев. Те тонкие отношения, невидимые связи, возникшие между нами из воздуха, как внезапный летний дождик, каждый день будто ткали новую нить серебряной паутины, перекинувшуюся от нее ко мне.
Иногда я вспоминал Москву, Сандера, Настю и, конечно, Марину. Все чаще эти воспоминания казались мне чем-то далеким и странным, будто случились они вовсе не со мной. Слишком все это было… непохоже на мою жизнь. Огромный город, шикарные магазины, VIP-салоны, внезапная влюбленность… Как в кино. Будто я просто посмотрел когда-то фильм, в котором сам же и играл главную роль. Ощущение реальности было почти полным – с ударением на слове «почти». Время шло, и все эти события понемногу стирались из моей памяти, оставляя лишь обрывочные кадры и тягостное ощущение чего-то незаконченного.
Так незаметно прошел сентябрь, а за ним октябрь. Листья с деревьев незаметно опадали, обнажая их кривые тонкие кости, почерневшие от дождей. Мы с Эльмирой продолжали понемногу сближаться. Теперь мы встречались чаще, и я даже начал всерьез подумывать, не пора ли перевести наши отношения в более близкие. Что говорить, за это время я к ней уже привык; мне было хорошо с ней, и как женщина она мне тоже нравилась. Временами я даже думал о том, чтобы предложить ей жить у меня. Так, для пробы. Я, правда, никогда еще не жил с кем-то вместе, кроме родителей. Но попробовать, кажется, стоило. Мои деньги оставались в неприкосновенности, и, если бы у нас все вдруг встало на рельсы совместной жизни, можно было бы все же купить домик где-нибудь на море, как я когда-то хотел, и уехать туда, похоронив всю прошлую жизнь под фундаментом жизни новой. Может, так бы все и произошло – кто знает, – если бы не один телефонный звонок. Звонок – сам по себе факт смехотворного масштаба, но сколько же всего может скрываться за этим невинным звуком…
Девятнадцатого ноября, ближе к вечеру, позвонил Сандер.
– Ты свободен? – спросил он.
– В каком смысле? – я был немного ошарашен его внезапным звонком и странным началом разговора.
– Ты мне очень нужен сейчас. Нужно сделать одно дело. Я думаю, только ты сможешь с ним справиться.
– Хм… а что за дело?
– Я не могу тебе сейчас объяснить. Но буду тебе очень благодарен, если ты приедешь, как только сможешь.
– Хм… а это срочно?
– В общем, да. Да, срочно.
– А-а-а… надолго?
– Несколько дней. Немного. Дня три. Да, три дня, не больше.
– Ладно… я прилечу завтра. Только закажу билеты.
Сандер чуть помолчал, будто не мог подобрать правильные слова.
– Спасибо тебе, – наконец сказал он. Прозвучало это как-то глухо. – Сообщи, во сколько прилетаешь, хорошо?
– Хорошо…
Он повесил трубку. Я стоял, не в силах двинуться с места, замерев с телефоном в руке. Какая-то непонятная и неподъемная тяжесть вдруг навалилась на меня. Как будто придавило каменной плитой. Что-то было здесь не то. Этот разговор казался каким-то… зловещим. В голосе Сандера было что-то, какое-то физически ощутимое давление, от чего звери в панике бегут, когда приближается буря.
* * *
Я позвонил в авиакассу и заказал билет на завтрашний рейс до Москвы. Потом сообщил Эльмире, что какое-то время меня в городе не будет – я уезжаю по делам к другу. Упаковав самые необходимые вещи в небольшой рюкзак, я решил прогуляться перед сном. Тяжелое ощущение не проходило. Я купил в ларьке пиво, сел на первую попавшуюся лавочку у подъезда, и быстро осушил бутылку. Через несколько минут пиво начало действовать, заполняя тело чувством теплой мягкой эйфории. Я посидел так немного, бессмысленно глядя, как проезжают мимо уставшие машины, поднялся, вернулся домой и лег спать. Сон настиг меня мгновенно.
* * *
Проснулся я от кошмарного сна. Какое-то темное чудовище во сне подбиралось ко мне, пока я лежал в постели, и вот уже из-под кровати показались его страшные белые глаза; оно оскалило свою склизкую пасть и бросилось вперед, чтобы вцепиться мне в шею; в этот момент я проснулся.
В
