Банкир - Петр Катериничев

Единственной гарантией того, что Герман не сыграет свою игру, было абсолютное знание им структуры и особенностей Замка: выйти из-под этих сводов можно было только в смерть.

— Присаживайся.

Герман устроился в кресле.

— Что Альбер?

— Ваши предположения полностью подтвердились. Альбер решил сыграть сам.

Мое появление его задело. Лицо он проконтролировал, а вот движение зрачков — не успел.

— Он давно уже готов к своей игре. Ждать, когда он сам начнет банковать, — бездарно и опасно. Твое появление просто активизировало его внутреннюю готовность.

— Вы назвали ему сумму ставки?

— Да. И он может сорвать банк. Но… Это будет… Как инженер из хрущобы, выигравший в казино сотню тысяч баксов. Ни в карман положить, ни под полу засунуть. Кто сможет уйти с таким выигрышем живым?.. Он принесет его нам, в собственном клювике.

— Или — Кришне.

— Да?.. Пусть делает игру. Твои люди контролируют его достаточно плотно?

— Такого опытного оперативника сажать на «короткий поводок» нельзя. Он на «длинном». Просчитаны все его возможные контакты…

— А невозможные?

— Мы имеем дело с очень талантливым человеком. Гарантия контроля — пятьдесят на пятьдесят. Тем не менее он исправно отработает свою функцию. По предложенному сценарию.

— Он не догадается, что его играют втемную?

— А если и так? Постарается проскочить. Очень опытен, талантлив, незаурядно честолюбив. Проколов практически не допускает. Иметь его в противниках — смертельно опасно. Ho отработает так, как нужно вам. Альбер сам решил лезть в мышеловку; его активность привлечет Гончарова… Пока эти два аса будут играть в кошки-мышки, мы сумеем достичь все, что запланировали.

— Валериан подсел с расшифровкой.

— Надолго?

— Ему нужно… озарение, — скривился Магистр.

— Снимать его с материала сейчас бессмысленно. Он по уши в «теме».

— Я и не снимал. Просто… Конкретизировал.

— Задачу?

— Сроки.

Герман задумался на секунду, произнес:

— Я слушаю, Магистр.

— Мне нужен киллер.

— Уточните.

— Снайпер. Высокий профессионал.

— Снайпер оперативный или «дальнобойщик»?

— Скорее второе. И еще — это должен быть «ликвидный товар».

— Все они смертники… Вот только — снайперов такой квалификации, особенно «дальнобойшиков», по пальцам можно пересчитать. И хозяева их берегут.

— А все же… Нужно, чтобы молчал, как камень.

— Найдем. Как быстро отыскать?

— Немедленно.

Герман подумал мгновение:

— Среди славян так скоро не получится. Да и не нужно… Поискать на Востоке?

— Да пусть будет хоть негр преклонных годов, лишь бы умел стрелять и концов никаких не оставил! Совсем!

— Кого устранять?

Магистр положил перед Германом фото.

— Ну что ж… Тому, кто получает пулю, деньги уже не нужны, — прокомментировал тот.

— Это даст нам не просто время, а почти неограниченное время.

— Неограниченного времени не бывает.

— Нам хватит. Тем более и Валериан знает теперь свой срок. — Магистр быстро взглянул на бесстрастное лицо Германа:

— Думаешь о том, кто отмерит твой?

— Нет. О том, кто уже отмерил наши.

Магнитофон звучал скорее фоном. Слов песни Али не понимал. Он не знал русского языка. Когда Мохаммад Латиф обратился к нему, он только плечами пожал: почему нет? Работа — она везде работа.

Мороз вдруг упал нешуточный, а сколько придется ждать — неизвестно. Но он привык. Порою в горах ему приходилось лежать недвижно сутками; казалось, тело застывало настолько, что теряло всякую способность шевелиться, но когда возникала необходимость, он делал выстрел. Единственный. Смертельный.

Более всего он гордился недавним поединком с неведомым снайпером. Про себя Али прозвал его Шайтан. Это был великий стрелок, но он был западный человек, это Али чуял, и потому не мог не победить. Западным людям не хватает терпения.

Ему хватило. Он застыл как камень и лежал без движения, без сна почти двадцать часов, всматриваясь в щемящую синеву снега… Он знал — противник здесь, рядом.

Он ждал.

Шайтану ждать надоело. Али знал, как это происходит. Сначала затекают ноги и спина, потом — шея. Потом начинает гудеть голова. А цель на узкой серпантинной дороге так и не появляется. Но вот — слышен шум мотора, натужный, с всхлипами усталого механического сердца в разреженном горном воздухе; появляется грузовик… Но — не тот. Цели нет. Снова ожидание. Снова напряжение — гудят несколько моторов, и снова — пусто. Не те. А пейзаж уныл и однообразен, ничто не нарушает безжизненного безмолвия гор…

Шайтана нанял Мустафа. Шайтан убил Алифа Казми и Айюба Зульфикара. Теперь его целью был сам пир Ахмад Мансур Латиф. Белый порошок… Белый порошок, разрушающий души неверных и приносящий в эти суровые края доллары… Белый порошок, рождающий иллюзии рая и позволяющий Ахмаду Мансур Латифу строить рай на земле, в благословенной Аллахом долине — белый дворец, неприступный, словно крепость, полный роскоши, неги, темноглазых гурий и светловолосых, светлоглазых дочерей шурави… Белый порошок, так похожий на снег…

Шайтан устал ждать. Значит — устал жить. Когда пошел «караван» — приманка для Шайтана, — он заволновался. Нервы. Двадцать часов ожидания. Двадцать часов пронизывающего холода ночью и слепящего солнца днем. Двадцать часов напряженного вслушивания в звуки. Двадцать часов неподвижности. Шайтан очень хотел заработать свою кучу зеленых бумажек, чтобы где-то там, в чужой стране, построить свой рай и свой замок. Но он устал ждать.

Али зафиксировал в сеточке оптического прицела ворохнувшийся ком снега.

Похоже, он не ошибся. Вой моторов каравана стал высоким, словно грузовики мотали на колеса не километры серпантинки, а души убитых, сгоревших на этой дороге машин и людей… Вот он, джип, в котором должен был ехать пир Ахмад Латиф. Бронированное стекло — не препятствие для пули крупнокалиберной винтовки… Сейчас…

Вспышка! Пламегаситель не может полностью укрыть выстрел из винтовки калибра 12, 7 мм. А другого Шайтану сделать не дано. Он устал. Пусть отправляется в ад.

Пуля, выпущенная из винтовки Али, разнесла голову снайпера в куски. Белый комбинезон, слившийся со снегом, — вот все, что осталось. Хоронить его не будет никто. Люди Латифа заберут винтовку и снаряжение, обдерут труп дочиста — одежда добротна и вполне сгодится кому-то или на продажу. Шайтана не останется и следа — ни в этом мире, ни в каком другом…

Приходит срок и вместе с ним озноб, и страх, и тайный жар, Восторг и власть…

Слов Али не понимал, но мелодию чувствовал. Мысли бежали сами собой, не мешая работе. Он уже проверил и собрал крупнокалиберную винтовку, тщательно подогнал части, запеленал белой марлей все, даже зрачок ствола. Потом стал собираться сам. Разделся донага, натерся жиром, надел прямо на голое тело меховой комбинезон с капюшоном. Сверху — электроплед с автономным аккумулятором, на ступни — такие же, с подогревом, носки. Потом — еще один комбинезон, полегче. Ему описали место. Всю остальную экипировку он выбирал на свое усмотрение. Погрузил в объемную сумку то, что считал нужным: девятимиллиметровый «узи», «беретту», запас еды, кокаин. «Снежок» он не нюхал — просто смазывал порошком чуть-чуть десны; этого хватало, чтобы оставаться бодрым и активным на протяжении многих часов. Присел, задумался, не забыл ли чего… Нет.

Он настроился на предстоящую работу. И собрался выполнить ее хорошо. Али любил войну. Без войны он был никем… Кому бы он нужен был без войны — нищий немой горбун…

А так… Глаза его не знали расстояний, сердце не знало страха и было преисполнено благодарности и к Латифу, и к Всемогущему, устроившему мир так справедливо. После той работы он сможет купить себе жену — десятилетнюю Лейлу, дочь Омара… Все договорено… Осталось только сделать работу. Хорошо. А по-другому он и не умел.

Мир справедлив — кто бы мог подумать, что он, нищий горбун, сможет заполучить себе в жены дочь владельца сада, по слухам, красивейшую девочку на их окраине! Аллах велик!

Появился шурави. Расстелил перед Али карту-схему. Показал пальцем расположение дома и места засады. Расстояние огромное, предельное для выстрела.

Точно попасть из крупнокалиберного ружья на таком расстоянии может только гений. Али знал, что он сможет. Он кивнул. Только после этого перед ним выложили фотографию. Мужчина смотрел на нее почти минуту, снова кивнул. Поднял тяжелую сумку, закинул ее на плечо и вслед за сопровождающим вышел во двор.

Первое, что он увидел, были искрящиеся в лучах фар снежинки. Они были совсем не такие, как в горах — снег был ровный, глубокий и казался пушистым.

Ехали долго. Али спал, ему снилась Лейла, и сон был навязчиво-усталый, жуткий: словно он бредет к ней через распадок в горах, прихрамывая, босой, тащит за собой громадное тяжелое ружье, а девочка убегает от него прямо к ущелью; он кричит, она не слышит его упреждающего крика, пугается, бежит все быстрее… Столб пламени, секущие воздух осколки — мина огромной мощи разорвалась почему-то беззвучно, а он, Али, обессиленно упал на колени и дико, по-звериному, завыл…