Негасимое пламя - Уильям Голдинг

Ее слова озадачили меня.

— Мадам! Это же так по-римски…

— Скорее по-британски, мистер Тальбот.

— Ах да, разумеется, мадам. Как мистер Преттимен?

— По-моему, все еще спит. Сколько у нас времени?

— Никто не знает, даже капитан.

— Что ж, пора будить.

— Согласен.

Оказалось, однако, что Преттимен не спит. Он приветствовал нас с необычным для себя хладнокровием и спокойствием. Думаю, на самом деле он проснулся гораздо раньше и, со свойственной ему живостью ума, по движениям корабля и крикам понял, что происходит нечто непредвиденное. Короче говоря, он успел взять себя в руки. Первыми его словами стала просьба выйти, чтобы миссис Преттимен смогла заняться интимными деталями его туалета!

— Ибо, — сказал он, улыбаясь, — как говорится, время не ждет, а физиология человеческая и того требовательней!

Я послушно удалился, но тут же наткнулся на мистера Брокльбанка — губы у него тряслись, и впервые со времен штиля на нем не было накидки. Не обращая внимания на окружающих, он дрожащим голосом разговаривал с Селией Брокльбанк. Насколько я расслышал, он умолял ее разделить с ним постель, дабы умереть в объятиях друг друга!

— Нет, нет, Вильмот, я даже думать об этом не могу — что за нелепая мысль! Тем более что вы к этому не стремились с самого Рождества, с тех пор, как получили от мистера Камбершама трактат о…

В тот же миг из каюты Зенобии послышался слабый голос:

— Вильмот! Вильмот! Я умираю!

— Так же как и все мы!.. Молю вас, Селия!

Говорят, что во время землетрясений и извержений вулкана некоторые особи испытывают повышенное сексуальное возбуждение. Наверное, с нами происходило то же самое, но, как ни объясняй, римская стойкость милой миссис Преттимен стала мне еще ближе. Я пригладил кудряшки дочурок Пайка и намекнул Боулсу, что неплохо было бы выпить. Брокльбанк напомнил, что выпивки не осталось, разве что добытая «из-под полы» у юного Томми Тейлора. Разочарованный своей Селией, он удалился в каюту, чтобы разобраться с той самой бутылкой, а Селия тут же продемонстрировала нежданный интерес к моей особе — видимо, эта мысль ей нелепой не казалась. К счастью, меня окликнула миссис Преттимен. Я вошел в каюту. Голова Преттимена чуть возвышалась на подушках. Улыбался он все так же бодро.

— Эдмунд, нам надо утрясти пару вопросов. Разумеется, случись что, вы не оставите Летти.

— Слово чести, сэр.

— Надеяться, что я выживу, в моем нынешнем состоянии невозможно. Тут и здоровым-то людям придется нелегко, а уж мне с больной ногой… Итак, если станет ясно, что конец близок, вы двое, одевшись как можно теплее, выйдете на палубу и постараетесь сесть в шлюпку.

— Нет, Алоизий. Пусть Эдмунд пойдет — он молод и не обязан о нас заботиться. Я же останусь с вами.

— Я обижусь, миссис Преттимен!

— Ни в коем случае. Итак, Эдмунд выйдет один, без меня. Но я рада, что он выслушает нас, потому что мальчику полезен хороший пример — а я ведь гувернантка! Поэтому сейчас, — ее голос стал тише и мягче, — позвольте мне сделать официальное заявление. За всю нашу недолгую семейную жизнь я ни разу не ослушалась вас и не собиралась делать этого в будущем (если бы оно у нас было) не оттого, что я — ваша жена, но оттого, кто вы. Однако будущего, судя по всему, мы лишены, и я остаюсь с вами — здесь, в этой каюте. Всего хорошего, Эдмунд.

— Прощайте, мой мальчик. Ни одна женщина в мире…

— Я…

У меня перехватило горло. Сам не знаю как, я вышел из каюты и прикрыл за собой дверь. Корабль стал на дыбы, волна — видимо, опять та самая, поперечная — окатила палубу и ворвалась в коридор. Я прошлепал к выходу, помог Боулсу подняться на ноги, отвел его, промокшего и притихшего, в каюту, объяснил дочуркам Пайка, что все происходящее — веселая игра, и вышел на шкафут.

— Чарльз! Ну как наши дела?

— Мне некогда, Эдмунд. Это какой-то небывалый айсберг!

Он кивнул в сторону и убежал на шканцы. Немного прояснилось, туман чуть отнесло в сторону — примерно на четверть мили или, как говорят моряки, на пару кабельтовых от корабля — и снова показался лед. При свете дня он выглядел тверже, прочнее и незыблемее. Стало видно, что корабль быстро движется вдоль его края. Скорость объяснялась не столько нашим движением по воде, сколько движением относительно айсберга. Если бы туман рассеялся, казалось бы, что мы мчимся вдоль белого поля, но так как мглистая дымка сгустилась, скорость словно бы снизилась до той, что придавал нам ветер. Судя по всему, мимо айсберга, с юга на север, шло какое-то очень быстрое течение, которое нас и подхватило. Равнодушное море, равнодушный лед!

Я повернулся, чтобы идти на шканцы. Оттуда как раз сбегала щуплая фигурка.

— Мистер Тейлор, как там наш баталер?

— Так я и не уговорил его покинуть лодку, сэр. Капитан велел взять его под арест.

Томми унесся, а я продолжил свой путь. Вахту стоял мистер Бене вместе с юным Виллисом. Капитан торчал на верхушке трапа, ведущего к шканцам. Обеими руками держась за поручни, он неотрывно разглядывал айсберг, туман и море, возмущенное бегущими в разные стороны волнами. Добравшись до шканцев, я услышал позади ужасающий шум — не иначе как новые куски льда обрушились в воду. В тумане грохот казался еще оглушительнее.

— Ну как, мистер Бене, все еще восхваляете Природу?

— Да мы просто счастливцы! Кому еще удавалось наблюдать подобное?

— Что за несносная литота!

— Вы обвиняете меня в преумалении? Не вы ли недавно клялись всем и каждому, что даже за тысячу фунтов не желали бы оказаться в другом месте? Мистер Виллис, потрудитесь встать ровно и хотя бы казаться полезным, раз уж помощи от вас никакой!

— Мое заявление, мистер Бене, было сделано pour encourager les autres,[35] как бы вы выразились.

— А вы предпочитаете «помереть сухопутной смертью»?[36] Хазлтон, лентяй эдакий, а конец свернутой бухты кто будет подтыкать?! Капитан, сэр!

— Вижу, мистер Бене. Мистер Саммерс! Подготовьте баркас к спуску с правого борта.

— Есть, сэр.

Снова дудки и беготня.

— А заметили вы, мистер Бене…

— Минутку, мистер Тальбот. Мистер Саммерс! Виллис — сбегайте к мистеру Саммерсу и скажите ему, что мистер Тальбот предложил сгрузить койки в баркас.

— Не предлагал я ничего такого!

За нашими спинами раздался голос капитана. В первый раз на моей памяти Бене получил что-то вроде внушения.

— Конечно, это займет их, мистер Бене, и сейчас для этого самое время. Но я рекомендую еще раз напомнить пассажирам, что они ни в коем случае не допускаются к управлению судном!

Сделав своему любимцу эту сравнительно мягкую выволочку, капитан вернулся к гакаборту, словно смущенный своими словами.

Бене повернулся ко мне.

— Слыхали, мистер Тальбот?

— Я ни слова не сказал про койки! Я даже не знаю, зачем готовят баркас, разве что для спасения наиболее важных персон…

— Наиболее важных персон тут нет, мистер Тальбот. Умрем все вместе. А баркас нужен для того, чтобы убедить пассажиров, будто что-то делается. Он станет буфером между нами и айсбергом…

— И это поможет?

— Думаю, нет.

— Мистер Саммерс просил поблагодарить мистера Тальбота, сэр, — доложил вернувшийся Виллис.

— Вы совсем позеленели, мой мальчик. Выше нос! Все кончится очень быстро.

— Бене! Лед снова приблизился — глядите!

— Мы делаем все возможное. Спускать баркас, капитан?

— Пока нет.

Лед внезапно оказался совсем рядом. Я не мог отвести от него взгляда. Невероятно высокий обрыв был равномерно обколот снизу, а вокруг плавали огромные обломки, представлявшие для нас прямую опасность. Капитан выкрикнул что-то малопонятное, на морском языке. Баркас перевалили через борт, спустили на воду, и он закачался на волнах. Бело — зеленый лед вел себя на редкость странно. Мы прошли еще дальше к северу — по-видимому, самовольными усилиями тех, кто стоял у руля, — и если бы на самом деле двигались туда, куда намеревались, то с легкостью ушли бы от айсберга, но, на мой неискушенный взгляд, ничего подобного не происходило. Эффект вращения земли, который, как полагают, порождает постоянные круговые течения в Антарктическом океане, должен был нести айсберг с той же скоростью, что и нас. Однако по какой-то причине нас сносило к кромке льда — так же, как «Алкиона» в свое время приближалась к нам: с траверза, а может, с раковины. Нас несло и к северу, и к востоку — то есть ко льду. Поставленные паруса ничего не меняли.

Наверное, я описываю все это слишком спокойно и хладнокровно! В действительности же после этого кошмарного происшествия я неоднократно просыпался в ужасе, желая только одного — хоть что-нибудь изменить! Но тогда, вцепившись в борт с наветренной стороны, я даже не понимал до конца, что происходит, и со страхом впитывал происходящее. Как описать гневно разбушевавшееся море — водяные скалы, пики, фонтаны, сменившие ровные ряды волн, что столько дней гнали нас в нужном направлении? Теперь море словно набросилось на нас. Огромные столбы воды и пены набрасывались на лед, чтобы тут же отхлынуть от него. Ветер против ветра, вода против воды, ярость, питающая сама себя! Я пытался думать о родителях, о своей Возлюбленной, но ничто не помогало. Я превратился в олицетворение животного страха перед лицом смерти. Лед навис над нами! Обломки падали, угрожающе подпрыгивая, из-под облака пены, а нас все несло на этот гигантский, подтаявший снизу айсберг! Часть парусов обвисла и билась на ветру, другие поймали не тот ветер, и все-таки нас по-прежнему несло к ледяной стене и вдоль нее — словно в быстрой, как ветер, упряжке! С жутким постоянством тяжко срывались с откосов безжалостной и неприступной башни куски льда! Я понял, что Природа — та Природа, которую так сильно не любила мисс Чамли — окончательно сошла с ума. Вот уже несколько часов нас со скоростью почтового дилижанса тащило вбок, к ледяной скале. Айсберг, точно похваляясь безумием, выкинул совсем уж невероятную вещь и завращался вокруг нас: вынырнул со стороны кормы, проплыл, неожиданно развернувшись, вдоль борта и мимо носа, откуда первоначально и появился. Он повторил весь маневр еще раз и проскользнул справа, параллельно нам. Лопаясь, как ореховая скорлупа, и заглушая общий шум, затрещал баркас. Не знаю, кто нанес ему coup de grace[37] — обломок или сама ледяная гора. Под айсбергом появилась зеленая полоска воды, спокойную гладь которой нарушила очередная лавина обломков, сорвавшаяся на водяную дорожку. Льдины плыли рядом с нами, трещали и рассыпались, сталкиваясь друг с другом. Один обломок сорвал лисель с грот-мачты и рухнул, плотно запеленавшись в парусину — сорванная рея летела следом, словно перышко. Другой, формой и размерами напоминавший фортепиано леди Сомерсет, пролетел чуть дальше грот-мачты, снес переднюю половину лодки мистера Джонса, прихватил с собой мистера Джонса и мистера Томми Тейлора и упал в воду вместе с ними, разрушив поручень по левому борту.