Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 - Майкл Пауэлл

Немецкий капитан вгляделся в лицо Дава и на минуту забыл о множестве ожидающих его неприятностей – очень уж приятно было вновь увидеть этого прямого честного человека. Вспомнив об их предыдущих встречах, он сказал:

– Итак, капитан Дав.

– Итак, капитан Лангсдорф, – как и прежде, не остался в долгу Дав.

На лице Лангсдорфа заиграла дружеская улыбка. Он сделал несколько быстрых шагов вперед и протянул руку, которую Дав с удовольствием пожал.

– Очень рад, что с вами все в порядке, – с неподдельной теплотой в голосе сказал Лангсдорф.

С такой же искренностью Дав ответил:

– Спасибо вам за все, капитан Лангсдорф. Вы сделали для нас все, что было в ваших силах в создавшихся условиях. Я от всего сердца желаю вам всего самого хорошего.

Лангсдорф поблагодарил и попросил передать его наилучшие пожелания остальным пленным. Он особенно настаивал, чтобы Дав не забыл пожелать им от его имени всего наилучшего. Неожиданно он вспомнил о чем-то и добавил:

– Обязательно пожелайте им счастливого Рождества. Да, счастливого Рождества.

На мгновение он унесся мыслями куда-то далеко, потом, вздрогнув, вернулся к реальности и спросил:

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

Дав кивнул:

– Если не возражаете, господин капитан, я бы хотел узнать названия наших кораблей, которые вас атаковали.

Глаза Лангсдорфа загорелись, и он ответил:

– Их было три: «Эксетер», «Аякс» и еще один корабль такого же класса. Полагаю, это был «Ахиллес».

– Что с ними произошло? – встревоженно спросил Дав. – Они были потоплены?

Лангсдорф удрученно покачал головой:

– Мы сильно повредили «Эксетер», но, когда я его видел в последний раз, он оставался на плаву. Мы могли справиться с двумя вашими кораблями. Трех для нас оказалось слишком много.

Дав помедлил, но все же осторожно спросил:

– Вы не могли бы рассказать мне, как все было?

Лангсдорф кивнул и сказал:

– Да.

Но заговорил он далеко не сразу. Он прошел к столу и склонился над картой реки Ла-Плата. Дав ждал. Через несколько мгновений Лангсдорф тихо заговорил. Он снова переживал в уме сражение.

– Все развивалось по классическим канонам. Обе стороны хорошо сражались. Мои люди – мои молодые парни – творили чудеса. Их отвага оказалась выше вся ких похвал. Обе стороны могут считать себя победившими, и обе будут правы. Британский командир оказался великолепным стратегом. С первого момента он заставил меня разделить огонь. Я повел огонь по самому большому крейсеру. Я мог его потопить, но два других давили с такой силой, что мне пришлось снова разделить огонь. Мне приходилось вести бой с тремя кораблями одновременно, и я не мог отвести глаз ни от одного из них. – Его голос изменился – в нем зазвучало откровенное восхищение. – «Эксетер» был великолепен. Я вывел из строя носовые башни. Я снес его мостик. Он загорелся, потерял управление и стал выписывать восьмерки. Но капитан овладел ситуацией, вернул кораблю управление и продолжил бой. У них осталось одно орудие, и они атаковали меня им.

Потрясенный Дав не шевелился.

Лангсдорф надолго замолчал, потом сделал рукой какой-то неопределенный жест и продолжил:

– Когда ведешь бой с такими отважными людьми, враждебности не ощущаешь. Совсем наоборот, хочется пожать сопернику руку. «Аякс» и второй крейсер атаковали меня, как эсминцы. Они не могли причинить мне большого ущерба своими шестидюймовыми орудиями, поэтому попытались меня торпедировать. Они выпустили десять торпед, и должен признаться, некоторые прошли очень близко. И тогда я сказал себе: «Они ни за что не осмелились бы на такое, если бы их не поддерживали большие корабли». – Он снова сделал паузу и тяжело вздохнул: – Да, я считал, что они пытаются меня загнать под дула тяжелых орудий.

Лангсдорф замолчал, продолжая смотреть на карту. Дав немного подождал, но, очевидно, капитан сказал все, что хотел. Тогда он спросил:

– Что вы теперь будете делать, капитан?

Впервые за все время их знакомства в голосе Лангсдорфа зазвучала фальшь. Он резко выпрямился и проговорил, словно делая заявление для прессы:

– Я обратился к уругвайскому правительству с просьбой дать мне возможность выполнить необходимый ремонт. Подобные процедуры регламентируются международными нормами. Сейчас на борту находится комиссия технических экспертов. Мои камбузы уничтожены, запасов нет, я не могу кормить людей. – Он помедлил и добавил тем же тоном: – Я не собираюсь вести людей в море на погибель.

Неожиданно он вспомнил, с кем разговаривает, взял себя в руки и проговорил очень официально:

– Полагаю, вам пора?

Дав кивнул. Лангсдорф взял со стола две ленты с золотыми буквами «Адмирал граф Шпее», на мгновение сжал их в руках, а потом отдал Даву.

– Возьмите, – тихо сказал он. – Это ленты с фуражек моих людей, погибших в этом сражении… На память…

Дав принял подарок и торжественно проговорил:

– Спасибо, большое спасибо.

Открылась дверь, и вошел капитан Кей. Он кивнул Даву и сказал Лангсдорфу по-английски:

– Уругвайская техническая комиссия закончила работу и собирается уезжать.

Лангсдорф кивнул, подозвал слугу, который помог ему застегнуть ремень. Дав стоял, ожидая возможности попрощаться. Но Лангсдорф, казалось, позабыл о его присутствии. И, лишь надев фуражку, он бросил через плечо:

– Прощайте, капитан. Думаю, мы больше не увидимся.

Он ошибся.

Техническая комиссия состояла из двух офицеров, которые уже побывали на корабле накануне ночью: капитанов Варелы и Фонтаны. И хотя их доклад и рекомендации были жизненно важны для Лангсдорфа, значительную часть повреждений от них скрыли. Это было сделано по требованию гестапо и ради функционирования пропагандистской машины Геббельса. Немецкая гордость и престиж не могли смириться с неприятными фактами. Накануне уругвайские офицеры успели заметить немного, и наибольшее впечатление на них произвели человеческие жертвы, вид раненых и мертвых. Специально для них были построены декорации грандиозной пьесы. Их внимание акцентировали на повреждении камбузов и кладовых, но ничего не сказали о куда более серьезных повреждениях испарителей. Несколько пробоин, находившихся ниже ватерлинии, которые невозможно было замаскировать, сами немцы назвали несерьезными. Покинув корабль, комиссия была убеждена, что повреждений намного меньше, чем было в действительности.

Уругвайских офицеров встретили и проводили с должным уважением и церемониями, оказываемыми представителями одной державы другой. Как бы ни стращал немецкий посол на берегу доктора Гуани, капитан Лангсдорф, воспитанный в традициях имперского военно-морского флота, знал, как себя вести. Он и его офицеры построились на квартердеке у трапа, где стоял почетный караул. Отдав комиссии должные почести, Лангсдорф позволил себе сказать несколько слов Вареле. Он отметил, что для ремонта ему необходимо две недели, просил сообщить, сколько времени ему позволят провести в порту, и в заключение дал понять, что от выводов комиссии зависит жизнь корабля и судьба людей.

У Варелы уже сложилось собственное мнение. Он уважал Лангсдорфа, но, не зная всех фактов, не видел причины что-либо менять. Он был принципиальным человеком и, как и члены его правительства, старался действовать в духе строгого нейтралитета. Он всегда заботился о том, чтобы на него не оказывалось никакого давления со стороны иностранной державы. Уругвайский офицер ответил Лангсдорфу, что не в его власти сказать, сколько времени ему будет дано. Он может только представить объективный доклад своему правительству, которое примет решение. Лангсдорф кивнул и вернулся к своим офицерам. Две группы снова отсалютовали друг другу, после чего уругвайцы вернулись на «Лавальеху», где еще раз заняли положение по стойке «смирно» и отдали честь. Как и немецкие офицеры, уругвайцы были в парадной форме и с шашками.

После того как гидросамолет из Буэнос-Айреса сел, возникла утомительная задержка, прежде чем пассажирам удалось попасть на берег. Катер, который должен был доставить их к причалу, повез зевак, желающих посмотреть вблизи на «Графа Шпее». Ступив на твердую землю, Маккол тотчас взял такси и отправился в британскую миссию, расположенную в красивом особняке с прилегающим к нему садом. Он обнаружил Миллингтон-Дрейка за столом, заваленным книгами по международному праву. Пока работала уругвайская техническая комиссия, англичанин спешил выработать свою тактику.

– Все сводится к следующему: в соответствии с международным законодательством ни один воюющий корабль не может оставаться в нейтральном порту больше, чем двадцать четыре часа, не подвергаясь интернированию. Далее вступает в силу статья о чрезвычайных обстоятельствах. Если немцы попытаются применить ее и попросят время на ремонт для приведения корабля в мореходное состояние, я буду этому противиться всеми силами.