Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел

— Че? — не дошло до капитана.

— Ясно, — вздохнул ревизор. — Пакуйте его, пусть трезвеет.

Товарища «упаковали» в автозак, а мы пошли внутрь.

— Николай Федорович — настоящий коммунист, — начал Медунов выгораживать своего ставленника Погодина. — Может на него просто наговаривают? Товарищи, так же нельзя — тридцать седьмой год устраиваете, половину директоров ресторанов задержали, ОБЭП полностью парализован, продуктовые базы на переучет закрыты — а ведь сезон в самом разгаре!

— Сергей Федорович, вы не понимаете, — вздохнул я. — Вам, извините, нагло в глаза ссут липовыми отчетами. Мы пришли в первую попавшуюся столовку, и вот итоги! Такое ощущение, что о происходящем знали все, кроме тех, кому это действительно нужно, а те, кто в курсе — закрывали глаза. Ваш Погодин, извините, крыса и вор Всесоюзного масштаба. Но вы мне не верьте — сейчас тут посмотрим как у вас простой директор ресторана живет и поедем к Погодину — он как раз дома, под надежным присмотром.

— Вы же не думаете, что мы будем подбрасывать улики? — даванул Медунова взглядом Андрей Викторович.

— Конечно нет! — побледнел он.

— Дядь Вить, откуда начнем? — спросил я.

— А как обычно, — развел тот руками, и мы пошли в туалет.

Бачок крепился сверху, поэтому перекрыли воду, и пара сотрудников сняла ёмкость с кронштейна. Пошерудив руками, вынули парочку бриллиантов размером с перепелиное яйцо.

— Эх, классика! — умилился я. — А теперь вентиляция, правильно?

— Правильно, — одобрил дядя Витя.

Из вентиляции вынули тряпичный сверток с наличными — двадцать две тысячи рублей.

— У вас какой оклад, Сергей Федорович? — спросил я неверяще хлопающего глазами на улики председателя крайисполкома.

— Четыреста пятьдесят рублей, — ответил он.

— А у директора столовой и двухсот не наберется, — заметил я. — Директор ресторана — чуть больше. Товарищ капитан имеет оклад сто сорок рублей. И за должность… — посмотрел на особиста.

— Сто двадцать.

— Двести шестьдесят. Семейный доход, таким образом, примерно размером с ваш оклад. Имеете такие заначки?

— Да откуда⁈ — возмутился Медунов. — Три тысячи на черный день лежат, не больше!

— Вот видите, — развел я руками. — У Беллы Наумовны еще дочка есть, проживает с мужем и детьми. Их товарищи сейчас обыскивают, на предмет маминых подарков. Идем дальше. На кухню?

— На кухню, — одобрил дядя Витя.

— Выглядит антикварно, — по пути ткнул я пальцем в заставленную мебелью в стиле «барокко» гостиную. — А в стенке, обратите внимание, полные полки буржуйских и отечественных коньяков класса «элитные». Дядь Вить?

— Тыщ на семь, — прикинул тот.

Оставили московского ОБЭПовца описывать антиквариат и «синьку» и добрались до кухни. Вентиляция — семь тысяч. Стандартный тайник в полу под электроплитой — шкатулка с ювелирными украшениями.

— Такие вот дела, Сергей Федорович, — широко улыбнулся я выпавшему в осадок Медунову. — Можем к товарищу Погодину ехать? — спросил товарища генерала.

— Можем, — одобрил тот.

Выбрались из дома, оставив часть сотрудников продолжать обыск, погрузились в машины — Медунов, генерал Федин и особист в нашей «таблетке» — и под конвоем двух передних гражданских «Волг» и прикрывающего тылы армейского «ЗиЛа» с солдатиками покатили через частный сектор.

— Инерция мышления, — глубокомысленно заметил я по пути. — Государство разрешило частное предпринимательство. Казалось бы — наворовал, уцелел, так вот тебе возможность — вложи наворованное в кооперативы, плати налоги, развивай дело, живи честно. Это охренеть как грустно звучит: принцип неотвратимости наказания — основа существования правового государства, но так хотя бы деньги вернутся в экономику Родины, послужив ей и в конечно итоге сделав жизнь всего народа капельку лучше. А они — вот так, тупо складируют как Гоголевский Плюшкин или Пушкинский царь Кощей. Не понимаю я такой тупости — мертвый и опасный груз натурально. Это же…

— Ложись! — рявкнул дядя Федя и вместе со мной рухнул на пол, накрыв своим телом.

Опять?

Заскрежетали тормоза, транспорт мотнуло, раздался деревянный треск, и вслед за этим застучали автоматные очереди. Как меня это за*бало!

— Не дергайся, — проорал в ухо дядя Федя. — Иначе усыплю!

Через удушение, в строгом соответствии с должностной инструкцией. А посмотреть что происходит ух как любопытно!

— Вы что, совсем, б*яди, о*уели⁈ — раздался рев мегафона.

Стрельба продолжилась еще на пару десятков секунд, прежде чем мегафон скомандовал:

— Прекратить огонь!

— Лежи, — дяде Феде прекращение огневого контакта достойной причиной меня отпустить не показалось.

— Лежим, — раздался рядом одобрительный голос генерала Федина. — Перекличка!

— Цел! — дядя Ваня.

— Цел! — дядя Петя.

— Цел! — дядя Витя.

— Цел! — Андрей Владимирович.

— Зацепило, ерунда, — особист.

— Цел! — сдавленно закончил перекличку товарищ Медунов.

— Потерпите, Сергей Федорович, — попросил дядя Витя, который, похоже, председателя горисполкома и придавил.

— Да что происходит⁈ — простонал тот.

— Перевяжи Афоню, Петь, — скомандовал генерал.

— Есть!

В тишине полежали еще немного.

— Трое живых, восемь — нет! — раздался за окном полный адреналина голос армейского капитана. — Потерь среди личного состава нет, двоих перевязываем, легкие!

— Благодарю за службу, — ответил генерал. — Идем, Петь, а вы ждите здесь.

— Можно чуть-чуть посмотреть? — прокряхтел я.

— Нельзя, — буркнул дядя Федя.

Да уж, это тебе не Виталина.

— Вот такая у нас работа, Сергей Федорович, — от скуки начал я накачивать Медунова. — Вот так вот дела в вашем крае обстоят. Нравится?

— Да как такое может нравиться! — взъярился он. — Отпусти меня! — это уже дяде Вите.

— Не могу, Сергей Федорович, — отказался тот.

— Когда спрут плотно врастает в систему, он свое паразитическое существование начинает яростно защищать, — продолжил я. — Вплоть до физической ликвидации мешающих ему честных советских руководителей.

— Семидесятый год на дворе! — возмущению товарищу Медунова не было предела. — Да в меня с войны никто не стрелял! Да их всех вот этими руками передушу, тварей!!!

Вербовка проходит штатно — так и запишем.

— А если с моими что-то случится? — дошла до него вся прелесть ситуации и размер окутавшего благодатный Краснодарский край пи*деца.

— Ваша семья под охраной «девятки», — успокоил его дядя Витя. — Не волнуйтесь.

— Какой, б*ядь, «не волнуйтесь»⁈ — заорал он. — Погодин, сука, мне подарки с елейной улыбочкой носил! «У нас в Геленджике тишь да гладь, Сергей Федорович!», — передразнил основного местного фигуранта. — Торгаши ё*аные!

— Торгаш торгашу рознь, — заметил я. — Честных товарищей хватает, Сергей Федорович, и мести всех под одну гребенку коммуниста недостойно — в нашей стране презумпция невиновности.

— А ты почему такой спокойный? — заметил он неладное.

— Потому что в меня регулярно постреливают, я привык, — честно ответил я. — И переживать по этому поводу неконструктивно. Лежу вот, радуюсь тому, что враги подохли или задержаны, а все наши почти целы. Солдатики-то у нас срочники, Родина их в армию призвала от внешнего врага оборонять, а они под такой вот замес попали. Как потом их матерям в глаза смотреть? «Да, ваш сын геройски погиб в схватке с курортной мафией Краснодарского края»! — поняв, что и сам срываюсь на крик, сделал глубокий вдох. — По*уй, короче.

— Можно выходить, — раздался снаружи голос генерала.

— Кайф! — встав, потянулся я. — Тяжелый вы, дядь Федь.

— Ну извини, — ухмыльнулся он.

— И спасибо большое, — искренне поблагодарил я. — Если нужно чего, я всегда и с радостью.

— Спасибо, у меня все есть, — с улыбкой отказался он.

Теперь можно осмотреться, отметив две дырочки в «Таблетке» и забинтованную ногу особиста. Товарищ Медунов с покряхтыванием поднялся на ноги и отряхнул костюм.