Записки prostitutki Ket - Екатерина Безымянная

— Слушай, сделаешь массаж?

Я села сверху и начала щипать ее спину.

Она вдруг чуть приподнялась, обернулась, посмотрела на меня и спросила:

— Ты любишь порно?

Я кивнула.

Она затянулась, выпустила дым в стену и уточнила:

— А что ты любишь?

— Пожестче, — сказала я сухо.

Я не понимала, о чем с ней говорить.

— Я тоже, — она помолчала, потушила сигарету, — слушай, такой бардак в голове.

И вдруг отстраненно, как будто не мне, сказала:

— Я когда-то папу чуть не соблазнила, — и усмехнулась.

— Папу? — не совсем поверила я ушам.

— Угу, — она повернула голову на другую сторону, — ну как папу… он мне отчим был. Меня из детдома взяли в три года, так что я помню. Мама своих троих вырастила, сестры замуж вышли, ну и разъехались. Вот меня и взяли. Знаешь, как Снегурочку в сказке. У стариков не было детей…

Я молча разминала ее спину.

— Мама у меня хорошая, я бы так не смогла, ей уже, считай, сорок два было.

— А папе? — не удержалась я.

— Когда меня взяли? Сорок семь, кажется. Он знаешь какой был? До последнего был видный мужик. Я думаю, мама с ним намучилась, — уверенно заключила она.

— Почему? — не выдержала я, скользя ребрами ладоней вдоль ее позвоночника.

— Ну, он гулял по-страшному. Мама мне тоже, знаешь, всего не рассказывала, но я понимаю, что там у них с этим постоянно проблемы были. Я не знаю вообще, зачем они женились. Ай! Так чуть больно! Пониже опустись… Так, считай, сколько лет прожили. Она его из-за этого жрала постоянно. Пос-то-ян-но. Представляешь, всю жизнь так прожить?

— Слабо, — честно призналась я и уколола ее, — так ты решила к маминым проблемам еще и себя добавить?

Я сказала это как-то зло, она явно почувствовала, но предпочла не замечать.

Замолчали вдвоем, мои руки опустились ниже.

— А ты такая же, — внезапно сказала она, — у тебя мама жива?

— Да.

— И что, она знает, чем ты занимаешься?

— Ну, нет, — неохотно ответила я.

— Ну, вот и моя никогда не узнала.

Она снова потянулась за сигаретами, я ненадолго остановилась.

— Я думаю, со мной и кроме этого проблем было немерено. Мне как тринадцать исполнилось — я из дома начала уходить. Ну там, переходный возраст, знаешь, такое все…

Ну, как уходить — на несколько дней. Мы поругаемся, а я ухожу. Где-то у подруги переночую, раз было — на скамейке летом два дня спала… Ну, так. Мама меня постращать решила, на учет поставила. Я еще, помню, ходила, отмечалась там…

— Так а с папой что? — не выдержала я.

— Ну что с папой, — подхватила она задумчиво, — это мне уже лет четырнадцать было…

Ты знаешь, я папу очень любила. На самом деле любила. Больше, чем маму. Ну и вот у меня идея фикс появилась — я решила, что он у меня должен первым стать. Он мне нравился.

— Ниче так идейка, — мрачно усмехнулась я, — дельная, что сказать.

— Да ладно тебе, он же мне все равно неродной. Он знаешь какой красивый был! Ему 58, а по нему видно — мужик еще! Высокий был, ну да, седой уже.

Ну, я и начала его соблазнять. Так, знаешь, мамы когда нет — я его то полотенце прошу подать, то из душа без ничего в комнату иду. Несколько раз, было, натыкался он на меня, — помолчала, — я, знаешь, уже тогда была какая-то испорченная…

— И что? — перехватило дух у меня.

— Ничего, — она пожала плечами, — вот я сейчас думаю, он, наверное, все понимал, ну, что мне надо? Черт его знает… А может, и не понимал. Или не хотел понимать. Может, думал, что случайности. Хотя вряд ли. Помассируй мне поясницу, а? Очень ноет…

Ой, я тогда вообще вытворяла. У меня мама часто на дачу уезжала, папа в городе оставался, ну, и я тоже. Веришь, мне снилось, как он со мной это будет делать…

Я тот момент так хорошо запомнила: дома очень жарко, мамы нет. Я в своей комнате лежу, в одних трусах. И слышу — ключ поворачивается, он входит и идет к моей комнате, посмотреть, дома ли я. И зовет меня по дороге.

Ты думаешь, я простыней прикрылась? Нет. Я специально так повернулась, еще руку закинула, чтоб он видел все. Лежу, глаза закрыла — и меня трясет — вот вдруг сейчас это случится… И смотрю через ресницы на дверь, как он в комнату заходит. Дышать перестала, веришь…

А он вошел, посмотрел на меня и стоит, молчит, смотрит. Я решила, что он сейчас подойдет — мы же одни дома, никто не узнает. А он несколько секунд потоптался и вышел. И дверь закрыл плотно.

— Слушай, — вступила я и тут только поняла, что все это время я даже не шевелилась, — а если б он не выдержал тогда? Ты думала, как бы ты потом маме в глаза смотрела? Как бы он смотрел?

— Не знаю, — флегматично сказала она, — не знаю. Как-то смотрела бы.

Я потом уже думала, как ему тогда было — здоровая молодая кобыла в доме, еще и неродная… Я не знаю, как он устоял.

— А потом ты еще пыталась?

— А потом как-то так получилось, что он почти сразу к бабушке уехал, ей плохо было, он перебрался к ней пожить. Из-за меня, наверное, — мрачно усмехнулась она, — а я потом отравилась. Но не из-за папы — из-за Костика.

— О боже… А Костик откуда взялся? — я ловила каждое слово.

— Да ниоткуда… Откуда они все берутся? Так, в компании познакомились. Он меня на три года старше был. Сама понимаешь, любовь, все дела, и с ним я уже начала. Ну, в итоге он меня бросил, к девке одной ушел. А я отравилась.

— Откачали? — совершенно глупо переспросила я.

— Как видишь, — ухмыльнулась она, — клиническая смерть была. Меня потом в дурке долго держали, типа, нервный срыв лечили…

Папа спас, кстати. Я выпила тридцать таблеток клофелина. Где взяла? У нас дома лежали, давление сбивать. Мама на даче была, папа у бабушки. Я и решила. Веришь, тогда так серьезно решила, даже записок не оставляла, ни к чему это все.

А папа приехал от бабушки случайно, на минутку буквально, что-то взять хотел. Я к тому времени сутки спала. Он пришел, начал меня будить, понял, что разбудить меня нельзя, и вызвал «Скорую». Они сказали, что еще бы буквально чуть — и начались бы уже необратимые изменения. Меня и забрали. Я крепкая оказалась.

Менты еще потом приходили, ну, знаешь, несовершеннолетняя травится… Кто, что, из-за чего, мол, доведение до самоубийства. В итоге сошлись: я им написала, что по неосторожности выпила пачку анальгина. По не-ос-то-рож-нос-ти… Ну да. Им-то этот гемор ни к чему. Так…

— А Костик?

— Костик? Костик ни разу не пришел.

— А знал вообще?

— Что в больнице — знал, что отравилась — знал… А так… нет, наверное. Кто ж ему скажет? Да и зачем?

Я потом уже в училище ушла, там мужа будущего встретила, ну и так…

— С мужем не живешь уже? — глупый вопрос, и так было ясно, что нет.

— Неа, — она снова потянулась за сигаретой, — он сел. Друга прирезал.

— Друга зачем?! — это был какой-то трэш.

— А я с ним спала. Муж узнал. Не насмерть прирезал, но так, серьезно… Потом у меня еще один муж был. Короче, это уже скучно…

— Знаешь, — она вдруг повела телом, давая понять, чтоб я слезла, — я вызову такси. Не хочу до утра оставаться. Какой там у тебя адрес?

Она встала и потянулась к телефону.

Я продиктовала адрес. И, когда она положила трубку, спросила вдруг:

— А мама твоя сейчас где?

— Я с ней живу, — усмехнулась она, — мама уже старенькая. Папа умер. Еще пять лет назад. Считай, два раза меня замуж выдать успел…

Она оделась и ушла. И я закурила.

Обещать — не значит жениться

У меня была знакомая — Любочка. Не подружка, нет. Так, подруга подруги. Пили вместе иногда.

Во мне она видела добрую душу и свободные уши. Не знаю уж сейчас, что привлекало ее больше.

Ну так вот, было у Любочки давнее прошлое, которое, по сути, ничего уже не значит.

Когда-то Любочка работала в салоне красоты администратором.

То есть она как бы и не парикмахер была, и не мастер маникюра, но торчала целыми днями в небольшом, но приличном салончике. Контингент разный — девочки, редко мальчики…

Все больше приличные, но никак не элита.

Кстати, Любочка должности таки соответствовала. Длинные волосы, мастерски затонированные в «натуральный» каштан, грамотный макияж, ухоженные ногти. Симпатичная дамочка, очень.

И вот однажды, давным-давно, двенадцать лет назад, в салон к Любочке пожаловал дядечка. Ну, то есть, он как бы не к самой Любочке пожаловал, а заскочил подстричься туда, где мимо проезжал.

Любочка потом рассказывала, что и не обратила бы на него внимания, но дядечка начал с заметной регулярностью возвращаться.

Где-то после третьей встречи Любочка заметила, что дядя к ней неравнодушен. И пригляделась.

И понеслось.

Дядечка водил Любочку по ресторанам, целовал ей ладошки и дарил букеты охапками. Букеты, между прочим, дядечка доставал из собственного «Мерседеса» при каждой встрече. Любочка была вне себя от счастья.