Призрак музыки - Александра Маринина

Настя ехала в метро и думала о докторе Алиеве. Да, это действительно то, что сейчас нужно Денису. Она хорошо помнила телевизионные программы с участием Хасая Алиева «Помоги себе сам». Заикающиеся дети переставали заикаться практически мгновенно, а люди, измученные длительными головными болями, оживали буквально на глазах. Эти передачи произвели на нее тогда сильное впечатление, но это было четырнадцать лет назад, и сама Настя была на четырнадцать лет моложе, здоровее и глупее. Она хорошо запомнила все, что говорил и показывал Хасай Алиев, но никогда не пробовала на себе. У нее даже книжка была «Уроки саморегуляции», но Настя по молодости лет прочла ее и куда-то засунула. Когда тебе чуть за двадцать, как-то с трудом верится, что и у тебя могут наступить тяжелые времена.

Если найти специалиста из центра доктора Алиева и попросить его позаниматься с Денисом, то можно решить две задачи одновременно. Во-первых, Денис научится справляться со своими эмоциями и не позволять им управлять его разумом. А во-вторых, навыки саморегуляции дадут ему возможность быстро поправиться после ранения и операции, причем настолько быстро, что все будут изумляться и писать о нем статьи. Он попадет в центр внимания, он станет необычным, он будет владеть методом, которым не владеет никто из его окружения, и это вернет ему ощущение своей значимости. Может быть, это поможет ему легче перенести перемены в жизни, которые неизбежно наступят уже осенью.

Утром жара стала уже совершенно невыносимой. Синоптики с маниакальной настойчивостью каждый день обещали, что через три дня начнутся дожди и грозы, но уже через два дня «меняли показания» и переносили вожделенную непогоду еще на два-три дня. Но и эти дни проходили, а жара и не думала отступать от завоеванных позиций.

Клавдия Никифоровна прибыла к следователю на опознание изрядно уставшей. Ее мучила одышка, полная пожилая женщина обливалась потом и явно страдала от повышенного давления.

Гмыря пригласил ее в кабинет и предупредил об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Клавдия Никифоровна охала, вздыхала, держалась то за сердце, то за голову и выглядела совершенно несчастной. Настя ее понимала, даже ей, относительно молодой и не имеющей ни грамма лишнего веса, было тяжело, тем более в этом душном кабинете. Гмыря не переносил сквозняков и почти никогда не открывал окна, и Насте оставалось только удивляться, как это следователя до сих пор не хватил тепловой удар.

– Итак, Клавдия Никифоровна, вам предлагается посмотреть на этих пятерых мужчин и сказать, не знаком ли вам кто-либо из них.

Свидетельница медленно оглядывала присутствующих. Было заметно, что она сильно нервничает. Она дважды осмотрела опознаваемых, потом подошла к Дудареву.

– Вот этот, кажется.

– Где и когда вы его видели? Откуда вы его знаете?

– Я его не знаю, но он приходил к Косте из соседней квартиры.

– Поточнее, пожалуйста, – попросил Гмыря, быстро записывая показания в протокол. – К какому Косте и из какой квартиры?

– К Вяткину Косте, он в шестьдесят восьмой квартире жил, а я в шестьдесят девятой.

– Что за бред! – закричал Дударев. – Я не знаю никакого Вяткина!

– Помолчите, будьте любезны, – оборвал его Гмыря. – Вы потом скажете все, что захотите. Клавдия Никифоровна, когда вы видели этого человека?

– Так я уже говорила, недели три назад в первый раз, а потом еще два раза, спустя неделю примерно. Он к Костику в квартиру звонил. Я в «глазок» видала.

– По каким признакам вы его узнали?

– Так по лицу же! – удивилась свидетельница. – Я же лицо запомнила.

– Этого недостаточно. Вы должны назвать нам те черты лица или другие признаки, по которым вы опознали этого человека.

– По шраму я узнала, – нервно сказала она. – И вот по бровям еще, они густые такие и на переносице срослись. И шрамик у него на щеке под ухом, длинненький такой.

– Хорошо, Клавдия Никифоровна, спасибо вам. Подпишите протокол, и можете быть свободны.

Пожилая женщина на негнущихся ногах подошла к столу следователя и склонилась над протоколом. В этот момент Дударев сделал шаг вперед и вцепился в ее руку.

– Старая лгунья! – заорал он. – Мерзавка! Что ты врешь? Где ты меня видела? У какого Костика? Я тебя убью, убью своими руками!

Лицо его было страшным, искаженным злобой и яростью, глаза сверкали. Еще секунда – и он наверняка прибил бы пожилую даму. Его схватили и оттащили в другой угол кабинета.

– Дударев, вы сами себе подписываете постановление о задержании, – сказал Гмыря, не поднимая головы от протокола. – Я не могу оставлять на свободе человека, который не владеет собой и может натворить черт знает что. Подписывайте, Клавдия Никифоровна.

Ручка выпала из ее пальцев, Клавдия Никифоровна начала хватать ртом воздух, лицо ее сделалось багровым, и она, как мешок, бесформенной кучей свалилась на пол.

– Уведите посторонних, – быстро скомандовал Гмыря, – и вызовите врача. Дударева не отпускайте.

Через сорок минут Клавдию Никифоровну погрузили на носилках в машину «Скорой помощи» и повезли в больницу.

– Пусть кто-нибудь съездит к ней домой и привезет туалетные принадлежности, две ночные сорочки, полотенца, халат и тапочки, – попросил врач.

Гмыря подошел к носилкам, держа в руках сумочку свидетельницы.

– Вы слышали, что сказал доктор?

Та слегка кивнула, на большее у нее не было сил.

– Вы хотите, чтобы кто-нибудь поехал к вам домой и привез все необходимое?

Снова едва заметный кивок.

– Ключи от квартиры в сумочке? Я могу их взять?

Получив безмолвное разрешение, Гмыря извлек из сумочки ключи и положил ее рядом со свидетельницей на носилки.

– Вот псих этот Дударев, – сказал он Сергею Зарубину, глядя вслед удаляющейся белой машине с красной полосой. – Надо же, старуху до полусмерти испугал. Совсем себя в руках не держит. Бери ключи и поезжай к ней домой, возьми там все, что нужно. А я пока Дударевым займусь, теперь он не отвертится.

Сергей повернул ключ в замке и осторожно открыл дверь. Он понимал, что в квартире никого нет, но все равно было отчего-то тревожно.

В квартире и в самом деле никого не было: Клавдия Никифоровна жила одна. Сергей сосредоточился, припоминая, что именно велел привезти врач. Туалетные принадлежности – это что? Зубная щетка, мыло, паста. Что еще? Если бы речь шла о мужчине, он бы взял бритвенный прибор. А с женщинами… Кто их разберет.

Зарубин внимательно оглядывал бесчисленные баночки и флакончики, которыми была уставлена столешница вокруг умывальника в ванной. Что из этого ей нужно? И вообще, зачем женщинам столько всего? Неужели они мажутся всем этим одновременно? Смешные они! На всякий случай Сергей выбрал один крем с пометкой «ночной» и один «дневной» и положил в пакет вместе с зубной щеткой, пастой и мылом.

Покончив с туалетными принадлежностями, он вернулся в комнату и стал искать ночные рубашки и полотенца. А неплохо живет Клавдия Никифоровна, размышлял оперативник, оглядывая чистую, аккуратно прибранную квартиру. Не бедствует дама – видно, дети помогают. Конечно, во многом видна стариковская пенсионная бедность, но есть и дорогие вещи, причем явно новые, купленные недавно. Вот эта ваза для цветов, например, стоит отнюдь не дешево, Сергей видел точно такую же в ГУМе, хотел подарить своей девушке на 8 Марта, но денег не хватило. А у тети Клавы хватило. Или ей тоже кто-нибудь подарил? Телевизор огромный, «Панасоник», такой на пенсию не купишь. А немецкий кухонный комбайн, совершенно очевидно, только что из магазина, коробка распечатана, но техника так и не вынута, стоит на кухне в уголке. Зарубин увлекся процессом изучения чужого имущества, он не рылся в вещах, а просто ходил и рассматривал то, что было на виду. Ему нравилось по вещам и обстановке составлять впечатление о человеке.

Вот чашки, старенькие совсем, в детстве Сережа пил чай точно из таких же. Белые с синим ободком, кое-где потрескавшиеся, некоторые даже со щербатыми краями. И рядом с ними изящные красивые фарфоровые чашки, те самые, из которых они с Клавдией Никифоровной пили чай, когда Сергей был здесь недавно. Наверное, они парадные, их достают, когда приходят гости, а те, с синенькой полосочкой, повседневные, для хозяйки, когда она одна.

Белье, наверное, хранится в шкафу. Зарубин открыл дверцы и окинул взглядом содержимое. Нет, это не то, здесь на перекладине висят на плечиках платья, блузки, кофты, пальто и плащ. Ба, а это что? Его внимание привлек плотный коричневый чехол с застежкой-«молнией», в таких чехлах продают верхнюю одежду в дорогих магазинах. Он чуть-чуть сдвинул «молнию» и просунул палец в образовавшееся отверстие. Так и есть, мех. Шубу, значит, прикупила наша тетя Клава. Ну, дай ей бог здоровья, чтобы до зимы дожила и шубку новую поносила, порадовалась на старости лет.