Маяковский едет по Союзу - Павел Лавут

Народ зашевелился. Кое-кто, возможно, знал это имя, другие — узнавали от соседей. Да и сам по себе человек, направляющийся к телефону, привлек внимание пассажиров.

От телефона Владимир Владимирович вернулся с хорошими вестями: полчаса назад предисполкома выслал свою машину и уверяет, что публика не разойдется.

Прошло больше часа. Звоню в Бердичев. Выясняю, что машина опрокинулась в кювет и пострадала кассирша театра, «Сама напросилась ехать, — сообщили мне потом. — Такой редкий случай: заранее распродать билеты, прокатиться в машине и первой увидеть Маяковского».

Оставался только один выход: отправиться поездом а 10 часов 40 минут вечера. Можно ли, однако, надеяться на чудо, на то, что публика не разойдется и будет ждать с 8 почти до 12 ночи?

Но чудо свершилось!

Маяковский прежде всего спросил директора театра:

— Сколько народу ушло?

— Человек тридцать-сорок.

— Значит, они меньше всего интересуются стихами. Не жалко — скатертью дорога! А те, кто остался, — это настоящая публика. Перед ней приятно и почетно выступать.

Полтора часа он держал аудиторию в радостном напряжении, отказавшись, с ее разрешения, от перерыва. И слушатели, судя по реакции, были вполне вознаграждены за муки ожидания. Был доволен и Маяковский.

Когда Владимир Владимирович звонил в Москву, он прежде всего рассказал об этом случае.

Гостиница в Бердичеве переполнена. Нас устроили в частном «приезжем доме», в комнатке, где не помещались даже две кровати. Подали чай.

— Комната крохотная, а самовар — наоборот! Подумаешь, тоже Тула, — смеялся Маяковский.

Наутро первый вопрос:

— Вы не знаете, что интересного а Бердичеве?

— В местном костеле венчался Бальзак.

— Не будем терять времени, пройдемся, посмотрим костел.

Часа через два мы — в Житомире.

Отдохнув с дороги, Маяковский направился в театр. За кулисами он разговорился со стариком сторожем, который рассказал ему чуть ли не всю столетнюю историю театра:

— Здесь играли крепостные актеры, в ложах восседали царские губернаторы, побывали здесь и белогвардейцы, и немцы, и гайдамаки, и поляки. Много разных знаменитостей бывало.

— Ну, дедушка, таких, как я, наверное, не было.

— Не знаю. Вот послушаю — скажу.

Маяковский начал свое выступление пересказом этого разговора. Необычно, интересно, оригинально и смешно. Этот зачин дал тон всему вечеру.

Завтра — вечер в Киеве.

Ненадолго — Москва и снова — в Киев.

Расположившись в купе, Маяковский извлек газеты и журналы. Среди них — «Новый мир» № 2 (вышедший с опозданием). Листая журнал, он вдруг громко и весело произнес:

— Бабель. «Закат». Пьеса в восьми сценах. Поначалу я думал, что он просто читает оглавление. Но дальше последовало:

— Действующие лица… (Он прочел полностью.) Действие происходит в Одессе, в 1913 году. Первая сцена…

И тут случилось неожиданное. Сюрприз из сюрпризов.

Маяковский не только читал, но и изображал, играл, часто опуская имена. Он повторял отдельные места, хлесткий фразы.

После трех первых сцен он сделал маленький перерыв, а потом дочитал пьесу до конца.

— Это здорово — ничего не скажешь! — заключил он. — Если б только смогли поставить no-настоящему. Это первосортная драматургия.

В Киевском доме коммунистического просвещения собралось много молодежи. Украинская газета «Пролетарская правда» писала в отчете: «Все места заняты, в проходах стоят, всю эстраду обсели, на рояль навалились, под рояль залезли, негде одежду вешать, так что раздевались у порога».

В Киеве Владимир Владимирович побывал на строительстве кинофабрики, встретился с рабочими заводов «Ленинская кузня» и «Большевик», читал стихи по радио. Он придавал большое значение выступлениям по радио и говорил, что радио с лихвой заменит малотиражные издания его книг.

Что запомнилось в Виннице?

Неуютный и тесный вокзал. Кто-то энергично плюет на пол.

Маяковский пытается пристыдить этого человека и советует ему воспользоваться урной. Тот не обращает внимания. Маяковский повышает голос:

— Какая гадость — плевать на пол! Я понимаю — плюнуть в лицо, когда есть за что!

Впоследствии в афише появился заголовок: «Как плюются в Виннице», а на литографском плакате — стихи:

Омерзительное явление, / что же это будет? / По всем направлениям / плюются люди. /… / Товарищи люди, / будьте культурны! / На пол не плюйте, / а плюйте / в урны.

— Удивительно, такой небольшой — и такой грязный городок! А сколько гигиенических парикмахерских: почти на каждой улице «Перукарня»! — сказал Маяковский. — Я насчитал их двадцать три от вокзала до гостиницы. Если не верите — сами подсчитайте. Прямо-таки-«падоракс»! (Это означало парадокс. — П. Л.)

— Вы знаете, целые дни звонят: приехал или не приехал? Теперь мы сможем наконец-то ответить, что приехал, — сказал в Одессе дежурный «Лондонской» гостиницы. (Из-за болезни Маяковского выступление отменялось уже два раза.)

Но телефон в Одессе — еще не факт, — закрепил свою мысль дежурный.

Многие приходили в гостиницу, чтобы лично удостовериться, приехал ли Маяковский. И лишь убедившись, стали раскупать билеты.

Близилась весна. Владимир Владимирович с балкона своей комнаты часами любовался морем.

Пришел гостивший у родных Кирсанов. Маяковский пригласил его выступить сегодня вместе с ним в зале горсовета.

Помню, как Маяковский раскрывал некоторые интригующие тезисы афиши «Слушай новое», такие, например, как «Слово читаемое и слышимое», «Альбом тети или площадь Революции»:

— Стихи я пишу в основном для чтения вслух. И в процессе работы чувствую, как они будут звучать. Я считаю, что в наши дни стихи должны быть рассчитаны главным образом на слуховое восприятие — не для альбома тети, а для площади Революции. Это есть целевая установка. О другом тезисе: «Есенин и есенинчики», «Социальный заказ» — Маяковский говорил:

— Появилась целая армия есенинчиков. Поэты, подражая Есенину, подпадают под его упадочнические настроения. Подражать здесь нечему. Надо бороться с этим поветрием. Бороться новыми революционными стихами. Надо не дожидаться социального заказа, в том смысле, что тебе позвонят и закажут, а самому стараться опережать этот заказ. Поэт должен жить сегодняшним днем и помогать стране строить социализм.

В афише значилось: «Понимают ли нас крестьяне и рабочие?»

— Мы стараемся писать проще и понятнее, — разъяснял Маяковский. — Нельзя сказать, что все стихи одинаково понятны всем. Поэты должны стремиться писать и для людей, обладающих малым запасом слов. Авангард рабочего класса, передовые крестьяне — понимают. Нельзя забывать и того, что культура в нашей стране растет, и таким образом, наши вещи со временем будет читать все большее количество рабочих и крестьян.