Сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы - Самуил Маршак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томми Аткинс
Хлебнуть пивца я захотел и завернул в трактир.«Нельзя!» — трактирщик говорит, взглянув на мой мундир.Девчонки мне смотрели вслед и фыркали в кулак.Я усмехнулся, вышел вон, а сам подумал так:
«Солдат — туда, солдат — сюда! Солдат, крадись, как вор.Но «Мистер Аткинс, в добрый путь!» — когда играют сбор.Когда играют сбор, друзья, когда играют сбор.«Любезный Аткинс, в добрый путь», — когда играют сбор».
Явился трезвого трезвей я в театральный зал.Но пьяный щеголь сел на стул, где я сидеть желал.Назад спровадили меня — под самый небосвод.Но если пушки загремят, меня пошлют вперед!
Солдат — туда, солдат — сюда! Гони солдата вон!Но если надо на войну, — пожалуйте в вагон.В вагон пожалуйте, друзья, пожалуйте в вагон.Но если надо на войну, пожалуйте в вагон!
Пускай вам кажется смешным грошовый наш мундир.Солдат-то дешев, но хранит он ваш покой и мир.И вам подтрунивать над ним, когда он под хмельком,Гораздо легче, чем шагать с винтовкой и мешком.
Солдат — такой, солдат — сякой, бездельник и буян!Но он храбрец, когда в строю зальется барабан,Зальется барабан, друзья, зальется барабан.Но он — храбрей, когда в строю зальется барабан.
Мы — не шеренга храбрецов и не толпа бродяг.Мы — просто холостой народ, живущий в лагерях.И, если мы подчас грешим — народ мы холостой, —Уж извините: в лагерях не может жить святой!
Солдат — такой, солдат — сякой, по он свой помнит долг,И, если пули засвистят, — в огонь уходит полк.В огонь уходит полк, друзья, в огонь уходит полк,Но, если пули засвистят, в огонь уходит полк!
Сулят нам лучший рацион и школы — чорт возьми! —Но научитесь, наконец, нас признавать людьми,Не в корме главная беда, а горе наше в том,Что в этой форме человек считается скотом.
Солдат — такой, солдат — сякой, и грош ему цена.Но он — надежда всей страны, когда идет война.Солдат — такой, солдат — сякой! Но как бы не пришлосьВам раскусить, что он не глуп и видит все насквозь!
* * *
На далекой АмазонкеНе бывал я никогда.Только «Дон» и «Магдалина» —Быстроходные суда —Только «Дон» и «Магдалина»Ходят по морю туда.
Из Ливерпульской гаваниВсегда по четвергамСуда уходят в плаваньеК далеким берегам.
Плывут они в Бразилию,Бразилию,Бразилию.И я хочу в Бразилию —К далеким берегам!
Никогда вы не найдетеВ наших северных лесахДлиннохвостых ягуаров,Броненосных черепах.
Но в солнечной Бразилии,Бразилии моей,Такое изобилиеНевиданных зверей!
Увижу ли Бразилию,Бразилию,Бразилию,Увижу ли БразилиюДо старости моей?
* * *
Если в стеклах каютыЗеленая тьма,И брызги взлетаютДо труб,И встают поминутноТо нос, то корма,А слуга, разливающийСуп,Неожиданно валитсяВ куб,
Если мальчик с утраНе одет, не умыт,И мешком на полуЕго нянька лежит,А у мамы от болиТрещит голова,И никто не смеется,Не пьет и не ест, —
Вот тогда вам понятно,Что значат слова:Сорок норд,Пятьдесят вест!
* * *
Есть у меня шестерка слуг,Проворных, удалых.И все, что вижу я вокруг, —Всё знаю я от них.
Они по знаку моемуЯвляются в нужде.Зовут их: Как и Почему,Кто, Что, Когда и Где.
Я по морям и по лесамГоняю верных слуг.Потом работаю я сам,А им даю досуг.
Даю им отдых от забот, —Пускай не устают.Они прожорливый народ, —Пускай едят и пьют.
Но у меня есть милый друг,Особа юных лет.Ей служат сотни тысяч слуг, —И всем покоя нет!
Она гоняет, как собак,В ненастье, дождь и тьмуПять тысяч Где, семь тысяч Как,Сто тысяч Почему!
* * *
Кошка чудесно поет у огня,Лазит на дерево ловко,Ловит и рвет, догоняя меня,Пробку с продетой веревкой.
Всё же с тобою мы делим досуг,Бинки послушный и верный,Бинки, мой старый, испытанный друг,Правнук собаки пещерной.
Если, набрав из-под крана воды,Лапы намочите кошке(Чтобы потом обнаружить следыДиких зверей на дорожке),
Кошка, царапаясь, рвется из рук,Фыркает, воет, мяучит.Бинки — мой верный, испытанный друг,Дружба ему не наскучит.
Вечером кошка, как ласковый зверь,Трется о ваши колени.Только вы ляжете, кошка за дверьМчится, считая ступени.
Кошка уходит на целую ночь,Бинки мне верен и спящий:Он под кроватью храпит во всю мочь, —Значит, он друг настоящий!
* * *
ГорбВерблюжий,Такой неуклюжий,Видал я в зверинце не раз.Но горбЕще хуже,Еще неуклюжейРастет у меня и у вас.
У всех,Кто слоняется праздный,Немытый, нечесаный, грязный,ПоявитсяГорб,Невиданный горб,Косматый, кривой, безобразный.
Мы спим до полудняИ в праздник и в будни,Проснемся и смотрим уныло,Мяукаем, лаем,Вставать не желаемИ злимся на губку и мыло.
Скажите, кудаБежать от стыда,Где спрячете горб свой позорный,НевиданныйГорб,НеслыханныйГорб,Косматый, мохнатый и черный?
Совет мой такой:Забыть про покойИ бодро заняться работой.Не киснуть, не спать,А землю копать,Копать до десятого пота.
И ветер, и зной,И дождь проливной,И голод, и труд благотворныйРазгладят ваш горб,Невиданный горб,Косматый, мохнатый и черный!
* * *
Я — маленькая обезьянка,Разумное существо.Давай убежим на волю,Не возьмем с собой никого!
В коляске приехали гости.Пусть мама подаст им чай.Уйти мне позволила няня,Сказала: — Иди, не мешай!
Давай убежим к поросятам,Взберемся с тобой на заборИ с маленьким кроликом будемОттуда вести разговор.
Давай все, что хочешь, папа,Лишь бы только мне быть с тобой.Исследуем все дороги,А к ночи вернемся домой.
Вот твои сапоги, вот шляпа,Вот трубка, табак и трость.Бежим поскорее, папа,Пока не заметил гость!
ИЗ ВИЛЬЯМА ЙЕЙТСА
Скрипач из Дунни
Когда я на скрипке играю,Вся улица пляшет со мной.Двоюродный брат мой — священник.Священник и брат мой родной.
Но я не завидую братьям:Им старый молитвенник мил,А я себе песенник славныйНа ярмарке сельской купил.
Когда постучимся мы троеВ день Судный у райских ворот,Привратник нам всем улыбнется,Но первым меня позовет.
Кто праведен сердцем, тот весел,Коль скорбный не выдался час.А веселые любят скрипку,А веселые любят пляс.
Старая песня, пропетая вновь
Я ждал в саду под ивой, а дальше мы вместе пошли.Ее белоснежные ножки едва касались земли.— Любите, — она говорила, — легко, как растет листва.Но я был глуп и молод и не знал, что она права.
А в поле, где у запруды стояли мы над рекой,Плеча моего коснулась она белоснежной рукой.— Живите легко, мой милый, как растет меж камней трава.Но я был молод, и горько мне вспомнить ее слова.
ИЗ А. ХАУСМАНА
