Холодный город - Холли Блэк

Выбивая чек, Валентина взглянула на кинжал:

– Ты умеешь им пользоваться?

– Надеюсь, он выглядит достаточно страшно, и я смогу отпугивать нападающих, просто размахивая им.

Валентина молча подняла брови.

Мисс Керкин принесла отремонтированное ожерелье. Тана убрала его в сумку и подошла к одному из больших старинных зеркал, стоявших у стены. Заплела волосы в тугую косу, перевязала ее шнурком и посмотрела на свое отражение в неровном стекле, пытаясь убедить себя саму, что достаточно крута для встречи с тем, что ждет ее в маленькой комнатке в доме Руфуса.

Тана попрощалась с Валентиной и мисс Керкин и вышла на улицу. Она шла навстречу опасности, возвращаясь по своим собственным следам.

Забраться на крышу оказалось несложно, но сориентироваться там было гораздо труднее, особенно в темноте. Тана шла медленно, осторожно ступая по черепице. Следуя за Джеймсоном, она была слишком занята своими мыслями, но теперь, оказавшись в одиночестве над городом, поняла, что переходы между крышами построены совсем недавно. Лестницы и доски, приваренные либо прибитые, позволяли перебираться с крыши на крышу, образуя высоко над улицами лабиринт.

Чердачное окно Тана нашла не сразу. Ей не раз хотелось все бросить и отправиться на поиски места, где можно дождаться утра и поспать. Дать Эйдану время привыкнуть к тому, каким он стал. Может быть, когда она появится спустя день или два, он уже научится контролировать голод и захочет похвастаться своими новыми красными глазами.

Но к тому времени он может уже продать метку. Или она сама заболеет… А может быть, он будет мертв. Пару месяцев назад случилась громкая история с парнем со Среднего Запада. Он рассказал своей девушке, что его укусили, и попросил запереть его в сарае на ферме, где жила ее семья. Она пообещала выполнить его просьбу, но вместо этого собрала компанию друзей из школы. Они связали его, вскрыли грудную клетку и выпили кровь – не понимая, что инфекция так не передается, и он не может заразить их, не будучи вампиром.

Но Полночь достаточно умна, чтобы дождаться обращения Эйдана. Она бы догадалась разлить его кровь по бутылкам и продать с аукциона. Тане вдруг захотелось быть такой, как Джеймсон с его огнеметом. Захотелось иметь при себе что-то получше большого ножа, болтореза и кожаной куртки. Жаль, что она не местная легенда.

Наконец, когда луна выглянула из-за туч, Тана нашла нужное окно. Оно все еще оставалось открытым, люстра висела так же криво, как и несколько часов назад. Несколько зеленых листьев, кружа, упали с высоких ветвей. Дверь в комнату была распахнута, и в свете, падающем из холла, было видно, что внутри пусто.

Тана шепотом позвала Эйдана. Никто не ответил.

Осмотревшись, Тана увидела трубу, закрепила вокруг нее конец веревки, жалея, что в свое время не была членом скаутского клуба. Там бы она научилась вязать узлы. Она спустилась в комнату. Спускаться было легко, трудно было делать это медленно, поскольку на веревке не было узлов для упора ног. На полпути руки соскользнули, и она упала вниз, наделав столько шума, что это должны были бы услышать все находившиеся в доме.

«Глупая, глупая, глупая».

Она ожидала услышать топот бегущих ног, но уловила только тихий стон где-то в глубине дома. Тана прокралась в коридор. Мужчина в гавайской рубашке, джинсах и сандалиях сидел у стены, запрокинув голову. Его темные волосы были похожи на кроличий мех; большие круглые очки в серебряной оправе были заляпаны кровью, глаза смотрели в одну точку. Рваная рана на запястье обнажала сухожилия и кости. На полу стояла большая красная и липкая лужа. Слишком много крови, и она продолжала лениво течь из его вен.

На втором запястье виднелись два маленьких укуса.

Нога мужчины дернулась. Он посмотрел на Тану стекленеющими карими глазами. Запах крови накрыл Тану одуряющей горячей волной. Она прижала язык к зубам, почувствовала горечь во рту.

– Бе-ги, – с трудом выговорил мужчина в промежутках между судорожными вдохами и замер, как игрушка, у которой закончился завод. В его легких что-то забулькало.

Сердце Таны бешено стучало, словно кто-то бил кулаком в ребра. Она поняла, что видела его раньше – по крайней мере, на фотографии. Должно быть, это и есть тот сосед, Билл Стори, который вел хронику Холодного города и отказался выйти наружу, даже получив от друзей метку. Вряд ли он так представлял себе свою смерть.

Она осторожно сняла с Билла очки и закрыла ему глаза. Потом сложила ему руки на груди – как у мертвых фараонов на крышках египетских саркофагов. Несмотря на последнее предупреждение Билла Стори, Тана не могла бежать, не могла уйти без своей метки. Тана осторожно достала кинжал.

Пройдя немного вперед, она свернула за угол и увидела у окна Кристобель с банкой краски и кистью. Та закрашивала стекла черным и плакала. Ее худые плечи дрожали, веки покраснели. Увидев Тану, она зарыдала еще громче.

– Что ты делаешь? – тихо спросила Тана.

– Готовлюсь к завтрашнему дню, – Кристобель говорила нараспев, как во сне. Косметика стекала по ее покрасневшим щекам, оставляя блестящие серые и серебряные дорожки. – Мы станем вампирами, и в доме все должно соответствовать. Мы думали, все будет по-другому… Ты не должна была уходить. Почему ты ушла?

Тана думала, что возвращение пленницы с ножом – достаточный повод, чтобы поднять тревогу. Но Кристобель смотрела на Тану так, будто ее послали за покупками, а она ходила слишком долго, и теперь званый ужин испорчен. Из-за двери дальше по коридору послышались приглушенные испуганные голоса и снова стон. Кристобель нервно посмотрела в ту сторону, затем снова на Тану.

– Когда ты ушла, мы подумали… Мы больше не слышали тебя и решили, что Эйдан тебя съел. И теперь можно открыть дверь. Мы, конечно, расстроились, но…

Тана кивнула. Она знала, почему оказалась в комнате с Эйданом, даже если не все по другую сторону двери были готовы это признать.

– Полночь и Зара поспорили из-за того, кто пойдет первым. Зара сказала, что это ее дом. Она вошла, и он… он ее выпил.

– Ох… – сказала Тана, думая об Эйдане, которого она знала. Об Эйдане, который мог быть глупым и эгоистичным, но который никогда бы не стал убийцей.

– Я знаю, он не хотел, – Кристобель зарыдала еще сильнее. Она уронила банку и пнула ее. Черная краска выплеснулась на стену, растеклась струйками, как гнилая кровь. – Он был так расстроен. Но это ты должна была умереть, не Зара. Это нечестно. Мы все сделали правильно. Мы оставили ему тебя, как жертву новорожденному вампиру. Это должна была быть ты.

– Где он сейчас? – спросила Тана, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить ее. – Там, внизу? – она указала в сторону комнаты, откуда доносился шум. Кристобель кивнула.

«Он сейчас опасен?» – хотела спросить Тана, но она понимала, что Кристобель вряд ли ответит честно. Билла Стори и Зару убили, так что, вероятно, Эйдан сыт, но Тана не так уж много знала о новорожденных вампирах. Те создания на ферме Лэнса пили до тех пор, пока не раздулись, как клещи.

Тана пошла по коридору, оставляя за собой черные следы. Оглянувшись, она увидела, что Кристобель смотрит в окно, хотя сквозь закрашенные черным стекла ничего нельзя было разглядеть.

«Это должна была быть ты».

Взявшись за дверную ручку, Тана пожалела, что жизнь – не кино, где можно промотать вперед, когда страшно, когда мир рушится, – до следующего эпизода, как бы плох он ни был. Она глубоко вздохнула и открыла дверь. Увидев то, что происходило в комнате, она поняла, что поздно о чем-то жалеть.

Эйдан сидел на корточках на полу. Его неестественная поза и бледность говорили о том, что он обратился. Тана поняла это еще до того, как он поднял на нее красные глаза. У него за спиной Полночь раскачивалась, обнимая тело брата.

Голубые волосы Зимы упали ему на лицо, губы были белыми и сухими, как у Перл, когда она, почистив зубы, забывала смыть зубную пасту. На шее у него виднелись два ярких прокола, из одного стекала тонкая струйка крови. Глаза Зимы были закрыты, а его сестра смотрела прямо перед собой красными, как раскаленные угли, глазами. При виде Таны она издала жуткий вопль и крепче прижала брата к себе. Руфус, сжавшись, сидел в углу, на нем были только пижамные штаны. Рядом валялся мобильный телефон. Огонек камеры мигал, как будто запись все еще продолжалась.

Глава 24

Любая память об умерших драгоценна, если они были дороги нам при жизни.

Перл сидела перед телевизором и ела спагетти с соусом. Отец на кухне отмывал плиту. Когда стало ясно, что Тана исчезла, он затеял генеральную уборку – стирал, оттирал внутреннюю поверхность микроволновки, даже отодвинул холодильник и, стоя на коленях, вымыл плитку под ним. Он занимался этим так долго, что еще не ужинал, хотя было уже больше десяти часов вечера. Прервался он только дважды – чтобы ответить на телефонный звонок из Национальной гвардии, и позже, когда звонили родители Эйдана.