Клан Одержимого - Адам Хлебов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принято. У нас есть деньги, — ответил я, протискиваясь внутрь.
Элайна зашла сразу вслед за мной.
— Да. И еще. Посуду не бить, в официантов оружием не тыкать. Добро пожаловать к Папе Паю, чувствуйте себя, как дома.
Рассказав про нехитрые правила, он потерял к нам всякий интерес и снова стал разглядывать улицу.
Я шарил глазами в поисках свободного места и пытался разглядеть присутствующих.
То тут, то там за столами сидели шумные компании матросов.
Само помещение трактира было очень просторным.
Я бы сказал, что по площади оно занимало метров четыреста.
На потолке висели огромные люстры в виде колес от телеги.
На них горели сотни ярких свечей, делая помещение неестественно светлым.
Если сравнивать его с вечерними интерьерами в замке барона, то можно было принять вечер в трактире за день.
Кто-то горланил песни. Другие выпивали в компании друзей.
В помещении у дальней стены играли музыканты. Звучал средневековый поп со свирелями, волынками и бубнами.
Недалеко от музыкантов танцевали и веселились мужчины и женщины, который были уже порядочно пьяны.
Обводя взглядом трактир, я понял, что свободных столов практически не было.
Но тут я увидел наших спутников Аарта, Дарию, переодетую в парня, и Андреаса. Они расположились за большим прямоугольным столом ближе к центру помещения.
— Пойдем, вон они! — я потянул аз руку Элайну, — странно, как они успели раньше нас?
Мы приближались к столу, за которым сидели наши
И вдруг, проходящий мимо них пьяный матрос остановился у стула, где сидела Дария и обратился к ней.
— Что-то у тебя слишком смазливое лицо, юнец!
Он был нетрезв, его шатало, и он смотрел прямо в глаза сидящей маркизы. Матросу было лет сорок пять на вид. На его лице росла жидкая бороденка, делающая его похожего на козла.
— Иди куда шел, своей дорогой, — грозно предупредил его Аарт, но маркиза выставила ладонь в сторону кузена, как бы прося его не заступаться за себя и нахмурив брови дерзко спросила пьяного моряка.
— Что надо, уважаемый?
Матрос наигранно улыбался, огляделся по сторонам, как будто не понял, что она обращается к нему. Потом схватил правой рукой маркизу за челюсть. Улыбка мгновенно сошла с его лица. Аарт и Андреас вскочили со своих мест.
— Хочешь я оторву тебе голову?
Аарт обнажал шпагу.
Адреналин стремительней волной прокатился по телу. Я почувствовал, как мои ладони немного взмокли.
Увлекая за собой Элайну, я бросился на помощь друзьям.
Все время, что я находился во Фландрии в шестнадцатом веке я никак не мог избавится от ощущения, что за мной кто-то наблюдает со стороны.
Я не мог себе никак объяснить это чувство. Особенно остро я ощутил его в таверне у Папы Пая.
Оно и понятно, ведь внимание всего зала было обращено к тому месту, где должна была произойти наша драка с матросами.
Мы с Элайной первыми подбежали к столу, за которым сидели маркиза Аарт и Андреас.
Компания, с которой пришел задира, отвлеклась от выпивки.
Матросы повставали со своих мест, со скрипом сдвигая тяжелые стулья, на которых сидели.
Их было шестеро. Тот что держал маркизу за подбородок седьмым.
Нас пятеро из них две девчонки.
Итого трое против семерых. Не самый плохой расклад, подумалось мне, но дальше события развернулись так быстро, что мне не потребовалось больше ничего считать.
Молниеносным движением руки маркиза выхватила кинжал у себя из-за спины и приставила его к паху противника.
Точнее к промежности снизу.
— Ты хочешь, чтобы я отрезал тебе яйца? — громко и спокойно спросила его переодетая в юношу маркиза.
Даже в этот момент она держала себя в руках и не забыла, что нужно пробасить, как мужчина.
Пьяный матрос помедлил, а потом очень быстро отпустил ее подбородок и, как пленный немец, убрал руки к плечам открытыми ладонями к Дарии.
Вряд ди он понимал, что задирал женщину, видя перед собой юношу.
Скорее всего, он поискал того, кто физически слабее и вряд ли сможет дать ему отпор.
Он думал, что трое стройных и щуплых молодых людей, не посмеют сопротивляться семерым здоровым матросам головорезам.
— Ганс, ну что ты докопался до парня? Он сейчас скормит твои бубенчики портовым псам! — проорал кто-то из его друзей
— Давно пора, все портовые шлюхи, которых обманул боцман Ганс Хайдеггер будут рады, — прохрипел второй.
— Половина голожопых ублюдков в портах Европы — бастарды Хайдеггера, — подхватил третий, и их компания разразилась хохотом.
Ганс. Так я и думал. Германец. Как в воду глядел.
Ганс улыбнулся, он все еще держал руки над плечами. Он окинул взором меня и Элайну, посмотрел на Аарта и Андреаса.
— Всё. Ухожу.
Он отступил на шаг и лезвие Дарии теперь не касалось его.
— Мне надо отлить, — он рыгнул и снова улыбнулся. Матрос собирался уйти, но я стоял у него на пути, он еще раз посмотрел на меня и спросил:
— Чего надо?
— Так не пойдет, задета честь моего, друга. Встань на колени и извинись! — я грозно смотрел ему прямо в глаза.
И тут я услышал, как Дария обнажила свою шпагу и приставила ее к шее матроса.
Музыка стихла люди перестали говорить весть трактир обернулся к нашему столику.
Нависла зловещая тишина, которую нарушил обидчик маркизы.
— Ахахаха, — разразился смехом пьяный моряк, он повернулся к своей компании, — вы слышали? Задета его честь? Он хочет, чтобы я встал на колени, — последние слова он произнес, захлебываясь смехом так, что их его глаз лились слезы. Его компания его поддержала. Они громко смеялись.
— Сейчас. Уже встаю, — он поправлял полы своего кафтана, делая вид, что собирается опуститься на колени.
Я почувствовал, что это был пустой треп. Он резко отскочил назад.
В следующее мгновение шесть обнаженных клинков смотрели на нас своими остриями.
Мы все не замедлили сделать тоже самое, готовые скрестить свое оружие с гамбургскими моряками.
— Я и мои парни искромсаем вас на лоскуты. А тебе не избежать смерти, — он медленно поднял свой клинок мне в лицо.
— Да ты философ…, — я дерзко улыбался боцману во весь рот, — никому еще не удалось избежать встречи с этой мерзкой старухой — смертью.
— Я тебя сожру, — он продолжал смеяться.
Но я прервал его мерзкий смех
— Чтож если тебе смешно, то предлагаю честный поединок один на один. Господа моряки, — я повернулся к нему вполоборота и обратился к немцам, — если я разрежу его штаны
