Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Общее замечание, что система плоха и тем, и этим, и еще вон тем, – верно. Никто, однако, лучшего не сделал. Бессмысленно пенять, что Путин, вне зависимости от того, сам или вместе с Медведевым, построил что-либо не так. Что строилось, то и построил. В идеале, несомненно, следовало провести глубокую ревизию активов, сформировать российские дзайбацу, развить инфраструктуру, провести постепенную приватизацию с постепенным подъемом уровня жизни населения, конверсию и вообще все то, что делалось и делается в Китае и Израиле в исторических ситуациях, аналогичных перелому, который наметился в СССР к периоду позднего Горбачева. При наличии в России необходимого для таких шагов количества евреев и китайцев, не говоря уже об опыте реформ, оно бы, несомненно, получилось, и бывшая одна шестая процвела. Однако, поскольку евреи в большей своей части из страны уехали, а китайцы в нее не приехали, работать пришлось с тем, что было. Жидо-масонский заговор оказался такой же несбывшейся отечественной мечтой, как и «желтая угроза». Шурупить головой и руками всем тем, кто всю жизнь жаловался на засилье одних и страшился будущего засилья других, сегодня приходится самим. Большого счастья от этого у них не наблюдается. Совершенно бессмысленно жаловаться на неорганизованный криминал и организованную преступность – появились деньги, появилась мафия. В старое время на Сицилии говорили: грабить грабителей, являющихся грабителями грабителей, не грабеж.

«На то и власть, чтобы наесться всласть» – поговорка русская, и лет ей куда как много. О несовершенстве распространенных в этом неустроенном мире систем управления скорбел еще Конфуций. Причем он делал это едва ли не одинаковыми словами с Григорием Явлинским и, скорее всего, имел при этом такое же устало-недовольное лицо. Еще одно сходство между ними состоит в том, что ни тому, ни другому руководство страны не позволило с ней экспериментировать, поэтому один ушел в историю и в ней остался, а другой имеет все шансы последовать его примеру. Явлинский, как российский Конфуций. Кодификатор норм поведения подданных, создатель образа идеального государя и идеального государства – это нормально. Он же, как реальный управленец, – большой вопрос. Нет ничего страшнее теоретика, чьи замечательные планы нереализуемы и реализованы на практике быть не могут. Что худо-бедно, но в стране система есть и ее можно трансформировать – понятно. Что никакой видимой системы во фруктовой партии, которая на протяжении двух десятилетий (!) являлась основной надеждой интеллектуальной оппозиции, не существует – тоже понятно. Вождизм не слишком помогает репутации, а управление на практике столь сильно отличается от теорий управления, что остается только пожелать оставить дело тем, кто может его делать, хотя бы результат и получался вкривь и вкось. Или, как по бессмертному Черномырдину: «Хотели как лучше, получилось как всегда».

При всем понимании недостатков вышеупомянутой системы и неустойчивости этой системы целый ряд этих недостатков имеет объективные причины, преодолеть которые возможно только с течением времени эволюционным путем. Любой лидер, хоть страны, хоть корпорации, сталкивается с нехваткой управленческих кадров – везде и всегда. В России, где четвертый президент вернулся на престол, их не хватает остро. В США, где президент сорок четвертый, кадровый резерв велик и выстроены механизмы пополнения рядов, которые в отечественной практике отсутствуют. При этом ценных кадров не хватает все равно. Как следствие, в обойму попадают те, кого начальство знает по своей прежней работе или учебе, ближнее окружение, личные друзья и те, кто «показался» по работе новой. Что не обеспечивает идеальный или даже сколь бы то ни было пристойный подбор кадров. Более того, человек, который делает одно дело хорошо, совершенно не обязательно будет так же делать другое. Или то же самое, но на более высоком уровне. Перечислять фамилии излишне, их и так все знают. Где выход в существующей системе с ее «ручным управлением»? А его нету. По определению. Принимающий решения имеет те же 24 часа в сутки, что и вся планета. Минус еда, сон, личная жизнь, протокольные мероприятия и много что еще. Плюс длинный хвост желающих урвать на себя минуту-другую, с изумительной наивностью полагая, что рукопожатие Большого Парня откроет все двери и решит все его (ее) проблемы. Соответственно – есть время очень быстро принимать решения. Практически никогда нет и не может быть времени проверить, что из этого получилось. Угадал – не угадал. Как правило, человек, назначенный на пост, не успевает провалить все сразу. Да и когда провалит дело, всегда вопрос – это действительно провал, междоусобная грызня в аппарате или придворные интриги, которые в российской власти не уступают тем, что раздирали власть советскую, только более публичны. Кадры решают все: от Ивана Грозного до Путина руководителя, который был бы ими удовлетворен, не было в природе. Соответственно, первый из упомянутых персонажей проводил ротацию с помощью опричников. Последний до предела терпелив и назначенцев не сдает, хотя бы их пора было уже не увольнять, а бить батогами по хребту по методу Петра или расстреливать согласно решению чрезвычайной тройки, как делал Сталин. Ельцин тасовал своих премьеров и свои правительства, как карты в колоде, только пух и перья летели. Впечатление это производило странное. Был ли толк – Бог весть. Чтобы уволил Путин – это надо очень сильно постараться.

Стабильность положения и свобода от начальственного волюнтаризма, радующая после эпохи, когда ничего, кроме волюнтаризма, не наблюдалось, имеет и плюсы, и минусы. Для людей увлеченных, творческих, ответственных и профессиональных это шанс создать новое и исправить недостатки старого, оставив после себя дееспособную страну. Для слабых и непрофессиональных – дожить до пенсии на нагретом месте и отползти на незаслуженный отдых, предоставив человечеству возможность расхлебывать все, чего они не сделали. Для активных, циничных и алчных (привет Борису Березовскому) – возможность подмять под себя все, до чего можно дотянуться, оставив после себя хоть потоп. Для всех прочих, попавших в обойму по протекции, по очереди или поскольку они представляли собой ни рыбу ни мясо, беспокойства начальству доставлять не должны были и старались никого и ничего не будоражить, – перспективу долго занимать хлебные места и переходить с них на места не менее хлебные. Вне зависимости от того, брали они по чину или не по чину, управление такого рода означает развал худо-бедно выстроенных в советское время систем, от энергетики до образования, при единодушном никого не интересующем вопле работающих в этих системах специалистов. Что и имеем в основном. Для страны это катастрофа, но катастрофа вялотекущая. В исторической ретроспективе всем все понятно. Все на любом уровне об этом говорят, но ничего не происходит. Законы политического выживания неумолимо требуют своего застоя. Динамичная система, в которой налажена ротация, а назначенцы попадают на посты по принципу их профессиональной пригодности и большей компетентности по сравнению с тем, кто их назначил, – это идеал. Но в реальной – и не только российской, но и западной – жизни уровень компетентности государственных кадров непрерывно идет на понижение. По сравнению с кадрами китайскими, турецкими или иранскими – это заметно невооруженным глазом. Причем вопреки обвинениям в возрождении отечественного культа личности, происходит это ровно потому, что диктатура лидера в России закончилась вместе со Сталиным. Диктатор не боится назначать более сильных или умных, чем он сам. Его достоинства в другом: он жесток, хитер, может уничтожить кого угодно по одной лишь прихоти и знает это. Да и все остальные это знают. Путин кто угодно, но не диктатор. Именно поэтому те, из кого он построил свою систему, инкорпорировав в нее представителей как команды своего предшественника, так и противостоявших ему олигархических групп, имеют степень свободы. Причем те, кто входит в его собственную команду, имеют степень свободы на порядок большую. Поскольку центром равновесия в такой конструкции всегда является сам ее организатор и лидер, он с закономерной неизбежностью становится ее заложником. Раб на галерах – честная самооценка, хотя и несколько утрированная. Стругацкие, напомним, называли это «раб своих рабов».

Заметки на полях

Время лечит

Что стояло за распадом, а точнее, добровольным роспуском Советского Союза? И можно ли, как многие пытаются, найти ответ на этот вопрос «в национальном контексте», рассматривая его как освобождение одних и трагедию других? На самом деле никакого ответа в «национальном контексте» не существует. Да и освобождение было только от ответственности перед вышестоящим начальством, как и распад любой империи, в том числе СССР, причем только для лидеров вновь образованных государств. У всех остальных, вне зависимости от национальности и от того, что они по этому поводу говорили и говорят, страна, в которой они жили, ушла из-под ног. Совершенно неважно, что говорят по этому поводу политики. Их действия по определению не имеют никакого отношения к национальным, групповым, классовым, народным и прочим интересам, но всегда являются следствием личных отношений, личного персонального видения и личных желаний. Говорим ли мы о политике Наполеона или Цезаря, Петра Первого или Бориса Николаевича Ельцина, исключений здесь не бывает. Политика может быть частью той или иной национальной идеи, но для этого надо, чтобы эта национальная идея была и составляла его, политика, суть. У Давида Бен-Гуриона такого рода национальная идея была, но ее не он придумал, и это исключительный случай. А в большинстве случаев политика стоит на том, что вам нужна власть, а под эту власть, если вы на верхней ее ступени, нужно государство, уж какое вы себе «откусите». И в этом плане Беловежская пуща была следствием реализации естественного желания руководства партийно-государственного аппарата – людей, которые входили в Политбюро, получить каждому по стране, где бы они были президентами. В этих собственных странах они бы не зависели от других членов Политбюро, им бы не приходилось ничего ни у кого спрашивать, не нужно было ничего ни с кем согласовать и они сами себе были бы хозяевами. И это желание было абсолютно у всех, от российского до туркменского республиканского руководства. Туркменбаши был самым осторожным. Лишь когда он увидел, что все вокруг развалилось, он сказал: если уж все так, ну ладно, тогда я тоже буду президентом. А впоследствии оказался самым жестоким диктатором на постсоветских просторах.