Рюрик и мистика истинной власти - Михаил Серяков

Выше уже отмечалось практически полное отсутствие скандинавов в резиденции Трувора. Сходно с этим и место пребывания третьего варяжского князя. Н. В. Лопатин скромно констатирует: «Не обнаруживается и выдающейся роли скандинавов в истории города и всего региона Белозерья»[355]. Формулировка более чем дипломатичная, особенно если учесть, что из 20 000 индивидуальных находок в Белоозере к числу скандинавских, по признанию самих норманистов, может быть отнесено лишь 4-5 экземпляров, да и то датируемых серединой – второй половиной X в.[356] Практически полное отсутствие следов пребывания скандинавов в этом городе в кривом зеркале норманизма превращается всего лишь в не очень выдающуюся роль излюбленных ими викингов. Это обстоятельство оказывается одной из основных, если не самой главной, причин того, что некоторые археологи отрицают достоверность летописного известия о Синеусе: «Отсутствие культурных напластований IX в. на Старом Городе, так же как и отсутствие на Белом озере дружинных могильников IX – X вв. и значительных серий вещей скандинавского происхождения, оказывается серьезным препятствием на пути признания достоверности известий “Сказания”, относящихся к Белоозеру»[357].

Тот факт, что все три центра находились достаточно далеко от моря, показывает, что целью призвания Рюрика, Синеуса и Трувора была не столько защита местных племен, которые сами незадолго до этого с успехом изгнали варягов, а установление на их землях Правды и правосудия. Одновременность смерти обоих братьев породила некоторые сомнения в реальности существования Трувора и Синеуса, однако они в гораздо большей степени были обусловлены стремлением норманистов истолковать их имена как скандинавское обозначение «дома» и «дружины», а также желанием избавиться от неприятного факта почти полного отсутствия следов пребывания викингов в местах правления этих варяжских князей. Летопись сообщает, что после смерти братьев Рюрик сажает кого-то из своих мужей в Белоозеро. Логично было бы ожидать, что какой-то муж будет посажен и в Изборск, однако даже малейшего намека в ПВЛ об этом нет. Следовательно, Рюрик непосредственно управлял Изборском, о чем, как свидетельствуют путевые заметки П. Якушкина, память хранилась еще в XIX в.: «Известно, что в Изборске княжил Трувор; замечательно, что имя Рюрика сохранилось в памяти народа: мне не один раз случалось слышать, что Рюрик княжил в Изборске»[358]. Тот факт, что из всех подвластных ему земель Рюрик оставил в своем непосредственном управлении только племенные центры новгородских словен и псковских кривичей, показывает, что именно эти племена, в которых сильнó было западнославянское влияние, основатель династии Рюриковичей рассматривал как свою главную опору. Следует обратить внимание на то, что керамический комплекс Изборска подтверждает если не пребывание на Труворовом городище лично самих Трувора и Рюрика, то, по крайней мере, появление там населения из первого города, где первоначально обосновались варяжские князья: «Лепная керамика Изборска – грубая, неорнаментированная. Преобладают горшки с закруглённым (плавным) плечом, находящие прямые аналогии в разных регионах Древней Руси раннего периода (VIII-XI вв.), но особенно в коренных кривичских землях в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. Меньшим количеством представлены сосуды с ребристым плечом, сопоставимые с керамикой “ладожского типа”…»[359]

О дальнейшем правлении первого князя после смерти его братьев летопись сообщает: «и приӕ Рюрикъ власть всю ѡдинъ. и пришед къ Ильмєрю. и сруби город надъ Волховом. и прозваша и Новъгород. и сѣде ту кнѧжа̑. и раздаӕ мужемъ своимъ волости. и городы рубити. ѡвому Полътескъ. ѡвому Ростовъ. другому Бѣлоѡзеро. и по тѣмь городомъ суть находницѣ. Варѧзи. пѣрвии наслѣдници в Новѣгородѣ Словенѣ. и в Пол̑о̑тьскѣ Кривичи. Ростовѣ Мерѧне. Бѣлѣѡзерѣ Весь. Муромѣ Мурома. и тѣми всѣми ѡбладаше Рюрикъ»[360] – «И принял всю власть один Рюрик и пришел к Ильменю, и поставил город над Волховом, и назвал его Новгород, и сел тут княжить, и стал раздавать мужам своим волости и города ставить – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренные жители в Новгороде – славяне, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик». Что касается летописного известия о том, что его власть распространялась на Полоцк, Ростов и Муром, то одни исследователи соглашаются с ним, другие рассматривают его как недостоверное. Зачастую в обоих случаях текст ПВЛ или принимается на веру, или столь же категорично отвергается без всестороннего анализа. Рассмотрим имеющиеся факты. Радиоуглеродное исследование показало, что славянское городище на месте Полоцка было основано в 780 г., т. е. существовало до призвания Рюрика. В X в. город окружали два огромных некрополя, уничтоженные до того, как их смогли изучить археологи. Меч, случайно найденный в одном разрушенном кургане, датируется X в. Это говорит о том, что там еще в языческую эпоху хоронили полоцких дружинников из княжеского окружения. Достаточно показательно, что курганы этого некрополя письменные источники еще XVII-XVIII вв. называли «волотовками» и «горами Болгарейскими»[361]. Несмотря на невозможность изучения дружинного некрополя, другие археологические материалы фиксируют присутствие в этом регионе выходцев из призвавшей варяжских князей племенной конфедерации: «Различие между керамическими наборами Белорусского Подвинья и Поднепровья VIII – X вв. состоят в следующем. Для Подвинья кроме распространенных, как и в Поднепровье, лепных и круговых сосудов типа Лука-Райковецкой и роменской культур, характерно также присутствие керамики “ладожского типа”… Этот тип считается основным в VIII – X вв. на территории Новгородчины и связывается с культурой сопок, принадлежащей приильменским словенам. Помимо Полоцка и его окрестностей такая керамика наряду с сопкообразными насыпями погребальных памятников встречена на отрезке “пути из варяг в греки” из Витебского Подвинья в Оршанское Поднепровье (Старое Село, Лужесно, Ореховск)»[362]. При этом в Полоцке IX – первой половины X в. отсутствуют артефакты, которые даже норманисты могли бы объявить скандинавскими. И. И. Еремеев признает: «Мы, однако, не наблюдаем в Полоцкой земле следов норманнского присутствия времен Рюрика». Руководствуясь лишь этим единственно значимым для себя критерием, он поспешил объявить летописные известия об этом городе недостоверными, а сам его охарактеризовал как «тупиковую периферию “восточного пути”», «один из славянских городков», в силу чего вообще нельзя «рассматривать Полоцк в IX – начале X века наряду с такими раннегородскими центрами, как Ладога, Рюриково городище, Псков, Гнездово или Киев…»[363]. Едва ли следует объяснять тенденциозность подобного подхода, ошибочность которого на археологическом материале показал Д. Дук, отметив, что даже по площади в указанный период Полоцк сопоставим с Ладогой и Рюриковым городищем. «Полоцкая государственность зародилась на местной генетической основе как явление самобытной восточнославянской культуры. Присутствие в Полоцке “мужа” князя Рюрика не затронуло и не предопределило эволюцию местных родовых структур в государственном управлении складывающейся земли-волости»[364]. Как уже отмечалось, летопись относит Полоцк к числу существовавших до Рюрика племенных княжений. Присутствие в нем варягов ПВЛ отмечает как для эпохи Рюрика, так и Владимира, т. е. на протяжении достаточно длительного периода. При этом показательное отсутствие артефактов, которые норманисты при все своем желании могли бы объявить скандинавскими, сочетается с присутствием связанной с волотами топонимики и ладожской керамики в Полоцке, что вновь говорит о действительной природе летописных варягов.

Что касается Ростова, то ситуация с ним отчасти напоминает Белоозеро. С одной стороны, по мнению части археологов, на месте будущего Ростова с VII в. находился мерянский поселок, а сам древнерусский город, по предположению Е. И. Горюновой, возник «не в IX в., а несколько позднее»[365]. С другой стороны, еще В. И. Равдоникас высказал гипотезу, что первоначальным Ростовом было Сарское городище, находившееся в 14 км от города, название которого впоследствии было перенесено на современный Ростов. Само Сарское городище возникло в конце VII в. как племенной центр мери и, как отмечалось в первой главе, благодаря значительному количеству находок оружия рассматривается как дружинный центр. Подводя итог его археологическому исследованию, И. В. Дубов писал: «В IX в. в связи с началом славянского заселения Волго-Окского междуречья происходят существенные изменения и в исторической судьбе Сарского городища. С этого времени начинается новый этап в жизни городища… Население Сарского городища уже с IX в., а особенно в X в. было многоэтническим – в пользу данного тезиса говорят находки вещей древнерусского облика, где переплетены черты финно-угорские и славянские. Древнерусский характер всего комплекса городища не позволяет утверждать, что население его было одноэтничным. Костяк населения Сарского городища в IX-X вв. несомненно составляли славяне, вошедшие вместе с местным мерянским этносом в состав единого племенного княжения, являвшегося в первую очередь образованием социальным, характерным для переходной эпохи от родового строя к раннему феодализму. <…> Особо следует остановиться на материалах, характеризующих Сарское городище как торговый центр. Здесь представлены вещи как северо-западного происхождения (Скандинавия), так и восточного (2 клада куфических монет, попавшие в землю в IX в.). В том же столетии был спрятан Угодичский клад. Он состоял из 140 целых и 8 обломков дирхемов, кроме того, в его состав входили 2 серебряных браслета»[366]. По мнению Е. В. Плешанова, включение мери в международную торговлю могло произойти только через владения новгородских славян и ее территория во второй половине IX в. уже вошла в состав Древней Руси. А. Е. Леонтьев констатировал: «Имеющиеся данные позволяют полагать, что меря была основным торговым партнёром Ладоги в Верхнем Поволжье. Те же факты если не подтверждают возможность появления варягов (вполне в духе сообщения о выплате варяжской дани), то, во всяком случае, указывают на связи мери с Новгородской землёй и появившимися там варягами не менее чем за два поколения до возникновения Древнерусского государства»[367]. Еще ранее П. Н. Третьяков отмечал: «Начало колонизации мерянской земли славянами, судя по археологическим данным, относится к первой половине IX в. В это время в мерянском Поволжье на смену рядовым могильникам приходят славянские курганы с трупосожжениями, среди которых наиболее древние принадлежат к типу новгородских сопок»[368].