Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна

Они не были ни друзьями, ни любовниками, ни — тем более — возлюбленными. И вряд ли когда-нибудь им удастся примерить на себя хотя бы одну из этих ролей. Свои чувства к Нейт Диктис определил как похоть и интерес, но, даже если бы они и переросли в нечто большее, он бы никогда в этом не признался. Любовь была слабостью, а слабость он не мог себе позволить ни в каком проявлении.

Развалившись на циновке в своей палатке, Диктис думал о том, что сказала Нейт в их последнюю встречу.

— Красивый амулет, и дорогой, — заметил главарь разбойников, поддев пальцем золотого скарабея на её шее.

— Подарок номарха, — ответила девушка, и все части мозаики сложились в голове грабителя воедино.

Он вспомнил высоченного негра, сопровождавшего Нейт повсюду. Часто, оборачиваясь во время их с девушкой эротических игр-схваток, он замечал его, притаившегося за кирпичной стеной мастаба или в тростниковых зарослях Нила.

Первым порывом Диктиса было убить девушку и таким способом отомстить ненавистному номарху, отняв у него наложницу. Он уже потянулся к поясу за ножом, когда Нейт, словно прочитав его мысли, понимающе усмехнулась.

— Думаешь, это его расстроит? — спросила она одновременно насмешливо и печально. И расхититель гробниц понял: смерть рыжеволосой красавицы больше огорчит его самого, нежели пресыщенного удовольствиями правителя. Он спрятал нож.

Все эти годы ненависть росла в его душе, пуская метастазы, подобно неизлечимой болезни. Иногда, как сейчас, она просто ослепляла.

— Я не собирался тебя убивать, — соврал Диктис.

— Да, — усмехнулась Нейт. — Ты просто хотел подстричь ногти.

Мысли резко изменили своё направление, и прекрасные черты рыжеволосой наложницы трансформировались в морщинистое лицо номарха. Шёл второй день четвёртого месяца Шему, ипет — хемет, и вчера Диктису исполнилось двадцать три. Некоторые в таком возрасте уже чувствовали себя стариками. Возможно, если бы жизнь главаря бандитов протекала в том же русле, что и жизни его родителей, он бы тоже относился к числу несчастных, чьи молодость и силы, подорванные тяжёлой работой, закончились слишком рано. Но благодаря постоянному чувству опасности Диктис держал себя в прекрасной физической форме и выглядел моложе своих лет. И всё-таки двадцать три — возраст солидный. В последнее время мужчину всё чаще мучило беспокойство: он отчаянно боялся, что окружённый роскошью и комфортом номарх может его пережить. Диктис в ярости ударил кулаком по циновке. Неужели он не достигнет цели?! Неужели его отец так и останется неотомщённым?! Целый год Диктис пытался завербовать кого-нибудь из окружения Кархедона — слугу или наложницу, — желавшего хозяину смерти. Кандидатов оказалось много, но ни одному не удалось подобраться к правителю достаточно близко. Диктис снова подумал о Нейт. Ненавидит ли она своего хозяина так же сильно, как другие наложницы, хотя бы раз прочувствовавшие на себе его ярость? Станет ли помогать, рискуя жизнью и теми благами, которые приобрела, сделавшись любовницей богатого покровителя? И хочет ли сам Диктис, чтобы девушке угрожала опасность?

При следующей встрече грабитель попытался осторожно прощупать почву и сразу понял, что Нейт не станет помогать. Что ж, на примете у него была ещё одна молодая рабыня, в этот момент пользовавшаяся у правителя благосклонностью. Половое бессилие не мешало Кархедону быть собственником и ревнивцем. Он не доверял женщинам и боялся, что неверное сердце однажды может победить голос разума. Чтобы навсегда избавить себя от волнений, номарх приказал зашить фаворитке лоно (раз уж сам им не пользуется), оставив лишь крохотную дырочку для выхода крови. Видимо, девушка надеялась, что новый правитель, преемник жестокого Кархедона, оценит по достоинству и её красоту, и те удовольствия, которые она может дать.

Через три дня Диктис ждал Нейт в условленном месте — за столом той самой пивной, где они увидели друг друга впервые. Девушка опаздывала, и грабитель с недовольством отметил, что, скорее всего, она уже не придёт. Вдруг странное предчувствие заставило его оторвать взгляд от грязной столешницы и посмотреть поверх голов других посетителей в сторону распахнувшейся с шумом двери. На пороге стоял высокий негр, которого он несколько раз видел с Нейт, и беспокойно выискивал кого-то в толпе. Чёрная кожа казалась необычно бледной, словно вылинявшей на солнце. Лоб пересекала глубокая вертикальная складка. Диктис почувствовал, как его охватывает тревога, и так сжал в руке кружку пива, что глиняная посудина едва не треснула. Он собрался окликнуть негра — ни секунды не сомневался, кого тот ищет, — но чёрный уже его заметил и спешно протискивался сквозь толпу. Когда между ними оставалось каких-нибудь два локтя, грабитель поднялся на ноги. Сердце громко и часто билось.

— Нейт, — только и смог выдавить из себя негр, затем его лицо искривилось, и Диктис с тревогой и отвращением понял, что тот сдерживает слёзы. На стол между ними лёг испещрённый знаками лист папируса.

Глава 31

О смерти номарха Гиант узнал слишком поздно. В панике он бежал по безлюдным коридорам спящего, ничего не подозревающего дворца, отчаянно пытаясь опередить стражу и Рахенема. Когда он сорвался с места, верховный жрец бога Амона и по совместительству главный врач склонялся над неподвижным телом, и это внушало призрачную, но всё же надежду. Может быть, он успеет? Сандалии из папируса гулко стучали по каменным плитам, и эхо разносило этот звук далеко-далеко, наполняя коридоры фантомным шумом погони. Гиант оглядывался, пытаясь удостовериться, что его никто не преследует, но стоило отвернуться, как вновь начинало чудиться чужое присутствие за спиной. Казалось, сам разгневанный Анубис выскочит из клубящейся темноты и заставит нубийца ответить за то, что он собирается нарушить волю умершего. Гиант боялся увидеть на стене его тень — человеческий силуэт с удлинённой мордой шакала.

Евнух свернул в примыкающий коридор, в конце которого ждала нужная дверь, ещё невидимая во мраке. Скорее всего, Рахенем придёт за Нейт утром, но до рассвета оставалось не так много времени. В этом крыле окон не было, но горизонт уже, наверное, порозовел — Ра в очередной раз одолел гигантского змея Апопа, и его лодка снова возвращалась на небосвод. Впервые в жизни Гиант пожалел о том, что эта битва, повторявшаяся каждую ночь, сегодня закончилась слишком рано. Привыкшие к темноте глаза уже различали во мраке очертания заветной двери. Гиант открывал её так часто, что знал, как и в какой тональности скрипнет старое полотно, когда мужчина его на себя потянет. Вдруг он почувствовал, что задыхается. От быстрого бега сердце готово было взорваться. Гиант коснулся двери, и масляной светильник в руке мигнул и погас, наполнив евнуха суеверным ужасом. Нубиец застыл.

«Вот сейчас Анубис на меня и набросится, — подумал он, — а может, это будет сам убитый номарх, его разгневанный ка, пытающийся мне помешать? Злить мертвецов опасно».

Гиант в панике рванул дверь на себя, и пронзительный скрип разрезал тишину коридоров, подобно громовому раскату. От неприятного звука евнух поморщился. Не передать словами, какое облегчение он испытал, подперев спиной закрытую дверь.

— В чём дело? — раздавшийся в тишине голос заставил вздрогнуть. Из полумрака на Гианта смотрела обнажённая девушка, сидящая на кровати в полосе лунного света. Гиант её разбудил.

— Быстрее. Собирайся. Надо уходить, — собственный отрывистый шепот показался чужим и опасно громким. Нейт не сдвинулась с места, только скрестила руки на груди.

— В чём дело? — повторила она, тратя драгоценное время, которого и так не осталось. Гиант едва не взвыл от отчаяния.

— Пожалуйста, — взмолился он, вслушиваясь в тишину коридоров и боясь уловить в ней приближающиеся шаги. — Я потом всё объясню. Номарха отравили.

Нейт остолбенела, просто впала в ступор, по крайней мере, так показалось Гианту. Не выдержав, он бросился девушке в ноги, чтобы привычно опустить голову ей на колени, ища утешения.