Литургические заметки - Сергей Желудков

Такие мысли высказываются теперь, когда количество храмов резко сокращается, а количество священников, особенно таких, личная жизнь которых могла бы явиться лучшей проповедью, и вовсе не велико. Я уж не говорю об изменении роли священника в действующих приходах (получаются какие-то вольнонаемные культработники — от слова «культ», а не «культура»). Но в каком же положении оказываются верующие там, где храмы уже не действуют? Кто «окормляет» (какое странное и неприятное слово придумано!) таких верующих? По теории ЖМП получается, что таких верующих нельзя считать даже православными христианами — членами Церкви. Кто же они? И в чем может выражаться их общественная религиозная жизнь? Не ближе ли к слагающимся условиям жизни стоят «неритуалистические» церкви, о которых идет речь в начале стр. 58 журнала, то есть, попросту говоря, и наши сектанты, беспоповцы и тому подобные? Разве Иисус Христос не сказал: "Где двое или трое соберутся во Имя Мое"... и т.д...»?

«...Прежде всего нужно иметь в виду, что печатный орган, о котором вы пишете, имеет крайне ограниченный профиль — как по выбору тем, так и по их трактовке. Вероятно, вы успели уже заметить, что в этом издании не бывает никакой апологетики, никакой проблематики, никакой самокритики... Хорошо, если изредка появится интересный отчет о книгах или посещениях. Как правило, все остальное — только всяческое благоглаголание благопотребное (выражение В. С. Соловьева), в котором напрасно искать пищу для души. Цитированной вами статья я не читал, но, судя по приведенным вами выпискам, она не составляет исключения из этого печального правила.

"Без Богослужения невозможна духовная жизнь". "Без Евхаристии немыслима Церковь". Это — всего только риторические обороты. Уважаемый 3. уже обращал наше внимание на православных подвижников, которые без общественного Богослужения и без Евхаристии достигали высочайших вершин духовной жизни. А мы и с Евхаристией никуда не годимся. Мы бываем похожи на бездельников, которые хвастались бы тем, что хорошо обедают, и ожидали бы за это награды. Горе нам, книжникам и фарисеям.

  Признаю себя недостойным говорить о таинственной святыне Евхаристии. Но непременно нужно заметить, что она не является у нас общественным Богослужением, ибо совершается втайне от церковного народа. Вероятно, и Вам приходилось наблюдать, как в самые важные моменты Евхаристии наш православный мирянин вдруг преспокойно поворачивается и начинает проталкиваться к выходу. Это потому, что он не участвует в Евхаристии, просто не замечает ее. Для народа у нас есть Причащение, и есть отдельные души, на которые это таинство оказывает мощное благодатное действие. Но Евхаристия осталась у нас только для священников... Замечательно, что эта проблема, занимавшая наших русских реформаторов, теперь, через сорок лет, неожиданно для нас встала в центре внимания Римской церкви.

...Но это — не про нас разговор. Наши условия вы оцениваете вполне верно. Едва ли не большинство уже членов нашей Церкви остались без храма и священника. И неизвестно, долго ли это продлится. Как возрастает здесь значение какой-нибудь старушки, которая может окрестить младенца, может почитать что-то над гробом... Знаменательно, что эти два таинства, так сказать... встречи и проводов человека, могут быть совершаемы без священника, любым членом Церкви. Не может быть никакого сомнения в законной чести иерархии; но речь у нас идет не о чести, а о работе... Будь мы менее беспечны — давно уже надо было подработать хороший краткий чин такого крещения и такого погребения без храма и священника. И не отлучать от Церкви, а научить надо бы людей, как им церковно вести себя, например, на Пасхе, на новоселье, на свадьбе и т. д., если нет храма и священника и если даже и двое или трое не могут быть собраны во Имя Христово.

Вы знаете, что я давно уже не служу, и это дает мне возможность лучше судить о значении современного русского священства со стороны. Сначала позвольте вас поправить в том отношении, что нельзя противопоставлять «культ» и «культуру». Именно в церковности, в культе получила начало всякая наша культура. «Вся культура — из храма» (Фрезер). И я должен сказать вам, что если бы наш современный священник, будучи, разумеется, вполне приличным и порядочным человеком в других отношениях, сумел бы в доверенном ему храме организовать общественную молитву так, чтобы она была наивозможно более впечатляюща, «культурна», — ничего больше от него нельзя и требовать в наших условиях. Но этого-то мы и не делаем.

Слово «окормляет» взято из мореплавания, оно соответствует существительному «кормчий» (от «корма» корабля). Быть кормчим, рулевым в плавании по житейскому морю, истинно руководить духовной жизнью другого человека — это дано далеко не всякому священнику. В Греческой церкви духовникам давалась на это особая архиерейская грамота. У нас есть наставники, к которым ездят за сотни километров, их и раньше было очень немного. Но очень опасно, если вообразит себя духовным руководителем священник, не имеющий на это дарования от Бога. Самое большее, что он должен был бы делать, — это проводить хорошую, «культурную» общую исповедь. Но этого-то мы и не делаем.

То же нужно сказать о даре проповеди. Одна глубоко верующая женщина написала мне из большого города, где много церквей и священников: «Вот было бы хорошо, если бы запретили говорить проповеди». Я часто бываю готов с ней согласиться. Мы сами унижаем нашу святыню, мы говорим страшно плохо не только по форме, но, главное, и по самому содержанию, нам лучше молчать, не произносить с амвона ничего "от себя". Пусть как можно лучше говорит само Богослужение. И в качестве составной части Богослужения нам нужно хорошее (только хорошее, только очень хорошее) краткое учительное слово, чтобы мы читали его народу, как это бывает с пасхальными посланиями Патриарха. На большее мы теперь не способны; но этого-то мы и не делаем.

"Лучшей проповедью является сама христианская жизнь". В целом можно сказать: такой проповеди у нас нет. Священник находится в этом отношении только наиболее на виду. Условно можно назвать это христианским представительством. Неверующий с тайным интересом присматривается к священнику на улице, в автобусе, на вокзале... О, да это совсем такой же хмурый, такой же озабоченный о себе, только о себе человек, как и все мы вокруг. Что-то не чувствуется в нем радости его веры, нет в его взоре вдохновения добра, душевного света... Таково поверхностное впечатление — и так подавляюще часто оно оказывается верным и по существу. Почему все мы, верующие, в нашей практической жизни ничем не отличаемся он неверующих? В этих печальных размышлениях есть и свое утешение: да, мы на деле ниже своей веры; но зато неверующие на деле выше своего неверия, — вот мы и сравнялись. Свет Христов просвещает всех, всех».

«Христианское представительство» довольно часто требует помимо светлой репутации еще и подготовленности к тому, что можно назвать домашней проповедью. Например, я приглашен на свадьбу, в смешанное общество верующих, полуверующих, атеистов — приглашен не в качестве священника, а просто как друг или родственник. Неужели я останусь только безмолвным участником какого-нибудь там «нового обряда» или мещанских обычаев и суеверий? Неужели буду только выпивать и закусывать?.. Нет, как христианин, я должен буду в удобный момент произнести хорошую приветственную речь, которая произвела бы благодатное воздействие, запомнилась бы новобрачным и всем участникам радостного торжества... Я очень хотел бы иметь образцы или конспекты такой свадебной приветственной речи. А если нет у меня ничего в запасе — то лучше мне и не показываться на этой свадьбе.

Похороны, участие в поминальном обеде. Помню, когда я служил псаломщиком, то осуждал моего настоятеля, что он за столом молчит или говорит о погоде... Но вот сам я стал священником — и тоже молчал или говорил о погоде... Моя вина, великая вина. Но там у нас было за столом хоть заупокойное пение. А когда не может быть пения? Чрезвычайно важно не промолчать — приготовиться, сказать именно здесь столь значительное христианское, единственно верное слово... Слышал, что X. всякий раз очень хорошо выступает в подобных случаях. Хотел бы я пойти к нему в псаломщики — записать лучшие образцы и конспекты. Вот это и есть самое настоящее современное литургическое творчество.

70

 «...Простому человеку переживание тайны бытия открывается в непосредственном чувстве, особенно когда он выходит из круга привычного существования. Случалось ли вам когда-либо участвовать в старинном обычае расставания при отъезде близкого человека? Мне хочется назвать это таинством разлуки. Все присаживаются на несколько секунд и молчат; потом встают, молятся и начинают прощаться... И вот в эти немногие секунды, когда царит общее молчание — как бы останавливается время, и вас охватывает живое ощущение тайны. Тайны не только будущего, но и настоящего, тайны всего...