Лихачев - Тамара Леонтьева

4

Однажды, когда Лихачев шел вот так в механосборочном вдоль главного конвейера, его внимание привлек совсем юный взъерошенный паренек, который крепил двигатель к раме автомашины.

Это была довольно трудная, требующая физической силы и навыка операция. Молодой рабочий пришел, очевидно, совсем недавно из ФЗУ и отставал от других.

Те, кто выполнял последующую операцию, хотели ему помочь, но он сердился и тряс круглой головой.

— Не надо. Я сам.

— Что это значит «я сам», — остановился возле него Лихачев. — Ты можешь задержать конвейер.

— Пока еще не задержал, — возразил паренек, вытирая лицо рукавом спецовки и улыбаясь, узнав Лихачева. — Я тоже самолюбие имею. Я добьюсь. У меня всего одно движение тут не отработано.

— Погоди, — сказал Лихачев, удерживая его руку. — Зачем ты вот так делаешь? — Он повторил то же самое движение, какое делал молодой рабочий.

Должно быть, именно это движение юноша и считал неотработанным.

— Надо же придержать, — возразил он.

— Но это неудобно. Постой…

— Нельзя, Иван Алексеевич, остановим конвейер!

— Постой, я тебе говорю. Пока я директор!.. Конвейер замедлил ход и остановился. Все сбежались в ту же минуту.

Подошел кто-то и из рабочих первой смены.

— Вот, возьми. — И он протянул растерянному юноше какую-то пластинку с крючком.

— Посмотри… Поставь эту штуку здесь, и тебе не надо будет придерживать. Вот смотри.

И он показал, как поставить приспособление.

— Да. В самом деле… Какое простое решение, — сказал Лихачев взволнованно.

— Я этим давно пользуюсь, Иван Алексеевич, — пояснил рабочий. — Сегодня нарочно остался после смены. Хотел посмотреть, что он тут делает. Навыка-то еще нет. — И добавил укоризненно: — Вот и остановил конвейер!

Пожав руку Лихачеву, он запросто подмигнул, что, очевидно, означало: «Мы вас не подведем». Ему и «спасибо» сказать не успели. Он ушел.

Заскрипела и двинулась цепь конвейера. Лампочка, горевшая тревожным красным светом, погасла. Лихачев вспомнил, как Форд говорил ему: «Для того чтобы, работать рядом, нет надобности любить друг друга».

В самом деле… Лихачев был в Детройте, когда Форд приступил к переходу на новую марку. Это сопровождалось закрытием завода и увольнением нескольких тысяч рабочих. Очевидно, в системе, выработанной Фордом, все менялось и совершенствовалось, не мепялся только этот принцип: «нет надобности любить друг друга». Стон стоял по всей фордовской империи. Убытки, которые были неизбежны, Форд после окончания работ покрывал очень легко. Он убыстрял ход конвейера… и только. Но как это сказывалось на судьбах людей, как это согласовывалось с «доктриной человеческих отношений», никого' не интересовало. Старики не выдерживали скорости движения конвейера и не могли вернуться к прежней работе; тогда он увольнял стариков и нанимал молодых. Словом, решая проблему перехода на новую марку, Форд мог без колебаний уволить рабочих и остановить завод. Лихачев не мог. Это рвало бы связи людей друг с другом, привязанности, дружбу — все то, что было сейчас наглядно продемонстрировано ему здесь, возле железной ленты главного конвейера.

Глава двадцать девятая

1

Но вскоре Лихачев столкнулся с этой проблемой вплотную. После решений XV съезда партии не только автомобили и тракторы, но станки и двигатели, вагоны, часы, радиоприемники, электрооборудование и многое другого ставили на конвейер.

Однако очень скоро выяснилось, что поточное производство наряду с очевидными преимуществами создает большие трудности при различных конструктивных изменениях или при смене модели вообще. В 1933 году Главк ВАТО предложил придать большую мощность мотору машины АМО-3 и соответственно изменить коробку скоростей.

Лихачев поехал в Автотракторное управление доказывать, что рано что-либо менять, что все эти изменения неизбежно выведут завод из строя на восемь-десять месяцев. Придется остановить конвейер, сломать ритм. Это принесет большие убытки. А что скажет Госплан? Можно ли приостановить выпуск машин, которые заранее расписаны по важнейшим стройкам?

Правда, было известно, что фирма «Дженерал Моторс» прибегала к иному методу реконструкции. Она строила невдалеке от Детройта подсобный завод и набирала новых рабочих.

На подсобном заводе осваивалось новое оборудование, налаживался выпуск новой машины. А когда все было, что называется, «на мази», старый завод неожиданно закрывался, и рабочие также оказывались выброшенными на улицу. Азбука капитализма… Ничего не поделаешь…

В течение двух месяцев оборудование нового, подсобного завода переносили в опустевшие старые цехи, устанавливали линии, отрабатывали технологию. Затем и подсобный завод также закрывался, а фирма объявляла общий набор рабочей силы.

Главный инженер Лялин предложил принять этот вариант. Но главк решил завод не останавливать, зато снизить программу, чтобы дать время на освоение. Таков был расчет видных инженеров главка.

Казалось бы, снижение программы должно было облегчить задачу. Но, как это ни странно, именно снижение программы поставило в тупик начальника механосборочного цеха Фому Семеновича Демьянюка.

Снижение программы потребовало соответственной урезки фонда заработной платы, а снижать заработную плату рабочих не позволял Кодекс законов о труде.

В поисках выхода из положения Фома Семенович перессорился буквально со всеми экономистами и юристами и с главным инженером завода.

Наконец было подсчитано, что при известном заделе моторов и коробок скоростей механосборочный сумеет справиться с перестановкой оборудования и с освоением новых агрегатов без остановки главного конвейера.

Необыкновенно?!. Работники главка не поверили.

Лихачев тоже не поверил. В свойственной ему образной форме он сразу же обрушился на Демьянюка.

— Да это акробатика какая-то! — воскликнул он. — Я пока не циркач и слушать твои глупости не желаю. Что это значит — нам невыгодно? В толк не возьму. Терпеть не могу этого подхода к делу. Выгодно, невыгодно. Мы не мелкие лавочники какие-то…

Все же, немного поостыв, он внимательно выслушал все соображения Фомы Семеновича.

— Мы иначе поступить не можем, Иван Алексеевич! — твердо и со страстью говорил Демьянгок. — Снижение программы нам не только не помогает, а ставит нас в тяжелое положение. Если же остановить совсем конвейер, то заранее можно сказать — будет скандал. Пожалуйста, Иван Алексеевич, посмотрите, что у нас получится.