Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

   — Индра-Громовержец сразил змея Вритру, что преграждал путь водам, и его брата Валу, похитителя скота. То был величайший подвиг царя богов. И величайший его грех, ибо убитые были брахманами. Что не мешает брахманам воспевать этот подвиг в сотнях гимнов, — усмехнулся индиец. — А помощником Индры в этом деянии был Вищну-Солнце. Этот Вала — не родич ли Велеса, скотьего бога? А ещё Индра поразил змея Шушну, насылавшего засуху. Если уж воинам грешить, то только так.

   — Да. Вы, воины Солнца и Грома, служите молодым богам, сильным и отважным. Что вам старый бог-колдун? Его время давно ушло, — сказал странствующий волхв. В его спокойном тоне слышался вызов.

Милана с Мирославой промолчали. Усомнись пришелец в силе Лады и её дочерей, которым они служили, волхвини нашли бы что возразить. Но Велес... Хоть он и старейший из богов-мужчин, но не старше Матери Богов, своей супруги. Солнечные волхвы, к которым принадлежал Вышата, относились к этому древнему охотничьему богу и его лунной магии несколько свысока. И всё же Вышата сказал:

   — Велес — светлый бог, и не пристало нам с ним враждовать.

   — Значит, от него надлежит терпеть всё? Чем же тогда он лучше тёмных богов? — прищурился Светломир.

   — Если воевать, то с теми, кто творит зло именем светлых богов, как те друиды в Звенигороде. Но разве можно из-за каких-то колдунов или чудовищ стать врагом Месяцу и его звёздным стадам? Свет в ночи не нужен только лиходеям.

   — Вот и избавьте этот край от них. А то на Велеснице уже пристроился колдун Велегор. Зовёт себя жрецом Велеса и требует жертв чудищам.

Ардагаст решительно встал. Терпеть здесь ещё одно колдовское гнездо он не собирался даже во имя Велеса, только что помогшего ему на Золотой Липе.

   — Мы идём к Велеснице. Но не на Велеса, а на Сыроеда со змеем.

Велесница не только высохла, но и дно её потрескалось, как те русла мёртвых рек и заброшенных каналов, на которые Ардагаст насмотрелся в южных пустынях. И так же, как там, валялись обглоданные кости животных и людей. Копыта коней стучали по сухой земле. Берега и склоны долины становились всё круче, словно вела она прямиком из этого мира в подземный. Наконец впереди, где смыкались склоны, показался тёмный зев пещеры. На пути к ней стоял, раскинув руки, дородный волхв с лохматой чёрной гривой и такой же бородой.

   — Стойте, святотацы! Зачем ведёшь людей к погибели, окаянный и безбожный царь?

   — Не тебе меня останавливать, шакалу при чудовищах! Вон как раздался на объедках! Я в Бактрии тигров добывал, — царь похлопал по тигровому чепраку, — а шакалов, что при них кормятся, плетью гнал!

   — Тебя остановит тот, кто могущественнее всего твоего войска, — зловеще произнёс волхв и отошёл к пещере.

К нему зачем-то подошёл Светломир. А из пещеры уже доносилось громкое шипение и рёв. Всадники выставили копья, напряжённо вглядываясь в темноту входа. И не сразу заметили, как над пещерой появилась громадная, поросшая чёрным волосом фигура с головой, будто сарматский котёл, и единственным глазом посреди лба.

Кто-то запоздало схватился за лук. Но мохнатое веко уже поднялось. Синим огнём полыхнул недобрый глаз. И тут же дно русла вместе с людьми пошло вниз, а склоны долины — вверх. Не стало пути ни вперёд, ни назад, а вверху склоны сомкнулись, скрыв осеннее небо. Кони испуганно заржали в наступившем мраке. Кто-то из людей ругался, кто-то поминал богов. Вдруг впереди, выше человеческих голов, появился бледный серебристый свет. На выступе под сводом пещеры стоял старик в белой одежде и остроконечной шапке, с бородкой и сияющими рогами. Тем, кто глядел снизу вверх, он казался уже не маленьким, а высоким и грозным. Лицо его было сурово и гневно.

   — Ну что, премудрые волхвы и великие воины, ещё одного подвига захотели? Вот и провёл вас за нос ряженый с накладными волосами и бородой из конского хвоста. Волхв Светломир сейчас в Прусской земле. А это Бесомир, колдун и пройдоха, каких мало. Великана со змеем сразить собрались? А не ведаете, зачем я их в Средний мир посылаю. Воды-то под землёй — целые моря. Если вырвутся — потоп будет. Вот Сыроежка мой со змеем лишнюю воду и не пускают. А вы на них целой ратью...

   — Почему же ты, боже, этого не сказал людям? И почему твои слуги пожирают людей и скот? — смело глядя в лицо богу, спросил царь.

   — Людям довольно знать, что этих двоих я послал. Разве я не самый мудрый из светлых богов? А что много едят, так за труды положено.

   — А человечина им тоже положена?

   — Сыроежка людей не трогает, а со змеем сам разберусь, — проворчал Велес.

   — Не долго ли разбираешься? Может, мы поможем? — дерзко спросил Неждан.

   — Ты хочешь, о бог, чтобы тебя считали всегда правым? Но для этого нужно никогда не ошибаться. Доступно ли это кому-либо из богов? Ты, например, предоставил творить мир своим сыновьям, Белбогу и Чернобогу. Согласись, что они справились с этим не лучшим образом, — сказал Хилиарх, удивляясь собственной смелости. С кем-то другим из богов он, возможно, не решился бы так говорить, но Велес напоминал ему рогатого бога лесов Пана, простого и весёлого, которого эллин пару раз видел издалека в лесах родной Аркадии.

Велес нахмурил брови:

   — Осмелели вы, я гляжу, без меры от подвигов своих. Скоро нас, богов, за бороды хватать станете. Так вот, кончились ваши подвиги! Отдохните пока что здесь, в Нижнем мире. Скучать не будете: время для вас остановится, уснёте и проснётесь только когда великие бедствия придут на землю росов. Тогда, по воле нашей, вернётесь вы на землю для новых подвигов. Ты, Ардагаст, сын Зореслава, посмел Солнце-Царём сделаться? Так ведь Солнцу есть время уходить под землю и время снова восходить.

Хилиарх проклял свой язык. Как он мог забыть: боги не прощают людям дерзости — даже величайшим из героев, и в особенности им. Он взглянул на посуровевшее лицо Ардагаста, молодое и красивое. О, Зевс, ему всего лишь двадцать один год! Александр в этом возрасте только взошёл на трон, а в тридцать три года завистливые боги призвали его к себе, когда его сын ещё не родился. Соратники величайшего из эллинов тут же растащили его царство, а жену и сына позже убили. Неужели то же ждёт Ларишку с Добряной, и их ещё не рождённых детей, и всё только что созданное царство росов и венедов? В отчаянии эллин готов был пасть к ногам бога, моля его о прощении. Но знал, что не сделает этого. Ибо так не поступит сейчас ни один из росов. Гордые, вольнолюбивые росы не унижались даже перед богами. Оставалось вооружиться величайшей из добродетелей — стоической покорностью судьбе и верой в разумность и гармонию мира, управляемого Богом. Каким богом? Этим ворчливым стариком? Или Зевсом, мучителем Прометея? Или жестоким и капризным Яхве иудеев? А Судьба? Подвластна она Зевсу или он ей? Об этом спорили жрецы и философы.