Взлет Андромеды (СИ) - Савин Владислав

– Во-первых, он соберет для нас статистику по санитарной обстановке на данной территории. Во-вторых, он знает арабский и русский – будет полезен как переводчик. В-третьих, он тоже медик – так что помощь может оказать.

А в-четвертых, для негласного надзора? Хотя какой шпионаж может быть – между своими? Ладно, как тебя по имени, Вильгельм – ну, будешь Вилли. И где ж тебя жизнь помотала – немец, владеющий русским, это дело нередкое, но чтоб еще и арабским? Хотя, вспоминая историю, германский капитал сюда еще при кайзере лез. А ты, судя по возрасту, уже следующее поколение – папа у тебя мог быть инженером или коммерсантом, а мать очень даже возможно, местной. Или даже, еврейкой – тогда понятно, отчего ты в Германию не вернулся после. Что ухмыляешься – «герр доктор, вы прямо как Шерлок Холмс». Вот тебе наша регистратура, твой фронт работ – раз уж ты в нашей команде! А медицинская твоя квалификация какая – что говоришь, «младший персонал, могу медбратом» – будешь, если понадобится, носилки таскать!

Деревни тут были, похожие на нашу Херсонщину – дома, окруженные богатыми садами. Только хлеб тут не сеяли – или же, очень мало. Глава сельской общины назывался «амир», еще был мулла (настоятель мечети), также влиятельной фигурой был лавочник (иногда он же и аптекарь – продавал какие-то пилюли и таблетки, нередко со стершимися этикетками и давно истекшими сроками хранения); упомянутые выше знахари, если были, то предпочитали держаться в тени. В большой деревне мог быть немецкий военный пост – унтер-офицер с десятком солдат. Выглядело все идиллией – мир и покой. Однако нас предупреждали, что ездить здесь по ночам в одиночку категорически не рекомендуется.

Мы приезжали в деревню, находили амира, объясняли ему, кто мы и зачем приехали, обычно он долго расспрашивал, наконец отдавал распоряжение, кто-то бежал по домам – и проходило немало времени, прежде чем начинал собираться народ. Картина была удручающей – грязь, антисанитария, в тридцать лет люди выглядели пожилыми, в сорок – стариками. Мы делали все, что могли, чтобы как-то помочь – осмотр, диагностика, выдача необходимых лекарств. Пациентами были исключительно мужчины – на наши вопросы о здоровье своих жен неизменно отвечавшие, «все хорошо, хвала Аллаху». Вилли исправно вел записи в журнале, на русском и немецком. Кроме того он додумался до «маркировки» пациентов – смазывая их зеленкой по разным местам.

– Так сразу видно, кто чем болен, кто полностью здоров. Истинный орднунг!

Орднунг так орднунг – мне по барабану, если делу не мешает. Арабы тем более не возражали – для них все наши манипуляции были сродни колдовству. На каждую деревню у нас обычно уходил день, иногда даже два. Ночевать мы возвращались в Хан-Юнис, где была комендатура – там нам троим выделили номер в местной гостинице, ну а Вилли уходил «в свою берлогу», как выразился сам.

Это случилось на шестой день – нас пытались остановить. Пятеро арабов возле повозки, запряженной ослом, и еще двое что-то кричали нам, размахивая руками. Я приказал Якову остановиться – думая, что людям нужна помощь. И тут Вилли крикнул:

– Форвертс! Это фидаины!

«Газон» рванулся вперед, задев и опрокинув повозку. Пятеро что были возле нее успели отскочить – а один из тех двоих, что кричали, сумел запрыгнуть на подножку. Я увидел совсем близко, через стекло дверцы, его лицо, пересеченное шрамом, и револьвер в его руке – не пистолет, а именно револьвер незнакомой мне марки. Мой ТТ был в кобуре на поясе – и я не придумал ничего лучшего, как с силой распахнуть дверцу, араб не удержался и с криком полетел на обочину. Сзади ударило несколько выстрелов из винтовок – но облако пыли, поднятое нашей машиной, мешало арабам целиться.

– Оружие было в повозке – ответил Вилли на мой вопрос – я заметил торчащий приклад. Арабам здесь быть вооруженными – ферботен! Пойманный считается фидаином, со всеми последствиями. Недоумки, не сообразили повернуть телегу к нам передом. Или по своему вечному разгильдяйству решили что так сойдет.

Нам пришлось ехать кружным путем – в деревню, где был немецкий пост (и телефон в комендатуру). Камрады заверили что примут меры – но я подумал, что вряд ли арабские партизаны будут настолько глупы, чтобы ждать на том же месте. Здесь нет лесов – но достаточно спрятать оружие, и тебя не отличить от мирного крестьянина.

На следующий день мы поехали снова – надо было делать свое дело. Все было как прежде – очередь из страждущих, осмотр, диагноз, назначение лекарств, Вилли со своей зеленкой. Люди шли как на конвейере – вот очередной пациент, жалоба на боль в плече – диагноз ушиб, возможно вывих. И тут я поднял взгляд и узнал ту самую рожу со шрамом.

Он выхватил откуда-то из-под одежды здоровенный нож. Сара, сидевшая сбоку, дико завизжала – так, что заложило уши. Это отвлекло фидаина на полсекунды, я успел схватить склянку с нашатырем и выплеснуть арабу в лицо. Он взвыл, бросил нож, стал протирать глаза. Тут на него навалился Яков, и Сара, прекратив визжать, схватила со столика первую подвернувшуюся банку и ударила фидаина по голове.

– Браво, фройлейн! – сказал Вилли, держа парабеллум – а теперь вяжите ему руки.

Снаружи заорали в два или три голоса, толпа ответила. Арабы обступили автобус, в руках у некоторых были мотыги, лопаты, вилы. О чем вопят, я не разобрал подробно – но понял, что требуют отдать своего.

– Сзади! В кабине! – крикнул Яков.

В передней части автобуса возникло сразу несколько арабских рож. Я добрался наконец до пистолета, выстрелил поверх голов – не мог заставить вот так сразу, в людей, без предупреждения. Арабы дернулись назад, но тут распахнулась задняя дверь салона, и фидаины полезли толпой с другой стороны. Вилли выстрелил первому из них в живот, тот заорал и упал, толпа отпрянула. Сейчас снова полезут и нас сомнут!

И тут снаружи – рев моторов. И врываются на деревенскую площадь бронетранспортеры, наши БТР-152 с эмблемами Фольксармее, и грузовики, с которых прыгают солдаты, под лай команд. Вот не думал никогда, что буду так рад, услышав немецкую речь!

Через пару минут – орднунг как на кладбище. Арабы стоят на коленях, лицами в пыль – те, кто остались живы. А с десяток мертвых тел лежат – те, кто пытался бежать, или кто сгоряча на солдат бросился, а у троих винтовки оказались – явные фидаины. Вокруг солдаты в немецких мундирах, только не орел со свастикой на них, а черно-красно-желтая эмблема Фольксармее ГДР, и в руках не «шмайсеры» а АК. А так, все, как было не так давно в какой-нибудь украинской деревне – да и в этих же местах в сорок третьем. Обер-лейтенант командует – молодой совсем, но здесь и сейчас, как царь и бог.

– Эй, свиньи! Кто старший?

Встал тогда амир – глава деревенской общины. Мужчина уже в возрасте, с сединой в бороде – но обер-лейтенант с усмешкой ударил его в лицо, сбив с ног. Пистолет вынул, прицелился в затылок.

– Ты главный. Отчего не предотвратил беспорядок?

Щелчок спускаемого курка – патрон в ствол не был дослан.

– Надо же, осечка! Ну, повторим! Снова – ну что за везение! О, я вижу ты уже штаны намочил? Ладно, живи пока. Встать, свинячье дерьмо! Да, громко скажи, по-арабски, «я свинячье дерьмо». Еще громче, чтобы все слышали! Теперь лечь!

Подходит обер-лейтенант к нашему автобусу. И вытягивается перед Вилли, называя его «герр майор». Рапортует, что все как было приказано – остановились за холмом вне видимости, выслали разведчиков с рацией, скрытно наблюдать, а как увидели беспорядок, выдвинулись максимально быстро. Порядок восстановлен, жду вашего приказа!

Вилли в ответ буркнул что-то вроде «думкопф», покосившись в мою сторону. И приказал:

– Из этого стада, арестовать всех у кого тут… – и коснулся лба.

– Яволь, герр майор!

Так ты не просто мелкий приставленный соглядай, а старший офицер, и зуб даю, разведка-контрразведка? И судя по возрасту, еще в абвере служил? А штучки твои с зеленкой – неужели…

– Вы как всегда догадливы, герр доктор. Хотя это ваш Смоленцев учил, как распознавать «вервольф» – характерный синяк на плече, мозоль вот на этом пальце, другие мелкие приметы, выдающие переодетого солдата. И грех было упустить такую возможность – когда овечек на бойню, простите на осмотр, искать и сгонять не пришлось, сами шли. Кстати, «лоб зеленкой», это ваша идиома, я услышал ее от русского товарища, уже после войны. Предвижу ваш вопрос – да, воевал, но как у вас говорят, «за честную драку не судят». Прошел все ваши проверки и аттестацию, принял присягу как положено «клянусь вместе с Советской Армией, против капитализма».