Судьба амазонки - Milla Smith

Устраиваясь на ночлег, Архелия осторожно подвинула на широкой лавке раскинувшую во сне руки Ортрун. Засыпая, дочь барона вспомнила, как в прошлое посещение здесь лежала раненая вампирша. Девушка поёжилась при мысли о той страшной ночи, но деваться было некуда.

Утром с рассветом их подняла хозяйка дома. Она решила отправиться в путь немедленно, чтобы избежать лишних пререканий со стариком. Сборы были недолгие, но основательные. Колдунья нагрузила на телегу столько припасённых трав, кореньев и снадобий, что Архелии показалось: старуха уезжает навсегда.

Прощание было тягостным. Старик хмурился и не глядел в глаза девушек, стремясь скрыть злость, которая душила его. Про себя он ругал юных «дур» последними словами, но вслух противиться знахарке не решался то ли из страха потерять её расположение, то ли из уважения, то ли от… любви. Они сдержанно поцеловались, и лишь когда процессия двинулась в путь, ухажёр не выдержал:

– Если к весне не вернёшься, я всё брошу и за тобой поеду! – крикнул он.

– Хорошо, ты тоже береги себя!

– Пусть и тебя боги берегут! И твои, и мои… – неумело благословил он исчезающий за снежной пеленой драгоценный образ милой женщины.

Он постоял немного на дороге и, тяжело вздохнув, заковылял к дому.

– Хороший мужик. Жалко оставлять, – загоревала знахарка, когда тот скрылся из виду.

– Боишься, уведут? – прямо спросила Ортрун.

– Нет, он надёжный. Не уйдёт. Жизнь я ему спасла. Вот этими руками выходила. Просто скучно мне без него, одиноко.

– А, понятно, – протянула девушка, скорчив умную мину.

Разбойница, воспитанная среди отъявленных негодяев, была далека от лирики. Понять душевную привязанность пожилой женщины было выше её сил. Страсть, романтику молодых сердец, безумный пыл она ещё воспринимала, но такое! Любовь перед смертным одром? Архелия по-другому относилась к колдунье и её спутнику. Она внезапно почувствовала, что завидует им. Девушка хотела бы пройти свой путь рука об руку с любимым до самой старости. Почему ей не дано такое счастье? Что за странные предчувствия? Дочь барона с грустью грела своё разбитое сердце у чужого огонька поздней любви.

Дорога отняла много времени. Пожилая женщина не могла продвигаться быстрее, потому что гружёная повозка постоянно ломалась. К тому же приходилось тщательно продумывать путь, чтобы не нарваться на нежелательных свидетелей пребывания дочери барона в землях Хозяина. Поэтому, когда на горизонте замаячили ледяным пятном знакомые горы, спутницы облегчённо вздохнули.

Их ожидали нерадостные вести. Старейшины деревни проявляли слишком пристальный интерес к новым жительницам селения. Странные повадки девушек настораживали людей. Вдове уже не раз приходилось оправдываться за своих беспокойных постояльцев.

– Так продолжаться не может. Мы должны найти подход к нашим новым землякам, иначе они вытеснят нас отсюда, – оценила обстановку Архелия, выслушав Коринн.

– Силой они ничего не добьются.

– Сами не смогут, так обратятся к своему правителю. Против одной силы всегда найдётся другая. Надо предложить им то, от чего они не смогут отказаться.

– Нашей защиты они не примут. У них своих мужиков полно, отобьются, если нужда появится.

– Каждый крестьянин старается сберечь себя за спинами других. Пока они идут толпой на врага, то не боятся. Но один на один с воином ничего не стоят. Разбей их строй, и ты посеешь панику. Значит, выйдешь победителем. Подумай, что интересного здесь происходит. На что мы можем сделать ставку?

– Я так поняла, что они платят двойную дань. Одну своему господину, а другую залётной банде.

– Вот это уже интересно. И все согласны?

– Трудновато, но отдают последнее ради сохранения шаткого перемирия.

– А ты говоришь, «отобьются», – передразнила подругу дочь барона. – Вот и нашлась нам работа!

– Ты встанешь против незнакомой банды?

– Смотря сколько их. Нас трое, и Горек троих стоит.

По лицу Коринн было понятно, что она не стремится в герои, но выбранный путь становился частью их жизни.

Старейшины, прослышав, что вся четвёрка в сборе, срочно послали за девушками человека. На совете они успели обдумать план, который должен был приструнить подозрительных пришлых девиц. Люди были не на шутку встревожены, что глава их деревни легкомысленно разрешил «разбойницам» остаться жить у вдовы. Мирный нрав сельчан раздражали воинственные привычки новых соседок, а старейшинам не терпелось найти применение странным повадкам «бродяжек». Многие предлагали использовать пришлых воительниц для организации отпора обнаглевшей шайке Руда. Конечно, объединившись, люди могли и сами постоять за себя, но у большинства при обсуждении щекотливой темы находилось множество уважительных причин, по которым они никак не могли воевать против бандитов. Прежде всего жители деревни опасались мести своим семьям. Они тихо роптали, но раз за разом отдавали последнее, чтобы избежать конфликта. Поборщиков дополнительных «налогов» устраивало, что «трусливые душонки» покорно выполняют их волю. Перебить поодиночке пытающихся сопротивляться не составляло большого труда. Главарь банды регулярно устраивал показательные казни. Старейшины жаловались местному правителю, но тот не спешил защищать свой народ. Граф оставался безучастным, единичные жертвы среди подданных его не пугали. Он мыслил масштабно и не понимал, почему его беспокоят по мелочам. «Вы что, не можете собраться и проучить их как следует? Мне у вас свою дружину держать, что ли?» – недоумевал он. А простые крестьяне действительно не могли за себя постоять.

Архелия приняла приглашение на совет старейшин спокойно. Она приоделась, взяла свой заветный меч, к которому суеверно не давала никому притрагиваться, и выехала прочь со двора.

– Ох, знала бы ты, куда едешь, – причитала Ида, хватаясь за стремя. – Я их боюсь… Если не понравишься, горе нам! Изгонят из селения всех и нас вместе с вами.

– С радостью оставят. Не сомневайся, – дочь барона ободряюще улыбнулась.

– Откуда такая уверенность?

– У власти случайных людей не бывает. Каждый готов за неё погибнуть, но… большинство предпочитает, чтобы за них погибали другие. На том и сторгуемся.

18. На обочине

– Вставай! Чего разлёгся-то? Замёрзнешь. Вот урод!

Исам сквозь сковывающую члены тяжёлую дрёму чувствовал, как чьи-то руки нещадно толкают и дёргают его. Бывший военачальник еле открыл слипшиеся от гноя глаза и старался рассмотреть склонившуюся над ним фигуру.

– Оставьте меня. Я вам не мешаю, – хрипло попросил он, сильно шепелявя.

– Ошибаешься, ты валяешься возле моего дома! – настойчивый женский голос не давал уснуть.

Исам вяло оглянулся. Накануне в темноте однорукий калека не увидел, где прилёг.

– И как тебя волки не съели? – не унималась хозяйка дома.

– Лучше бы съели.

– Молод ещё, чтобы так говорить, – женщина опытным глазом определила под слоем грязи приятные юношеские черты. – Откуда ты свалился на мою голову?

– Я простой бродяга. У меня нет ни крова, ни родни.

– И есть нечего, – подытожила хозяйка. – Мог бы заработать, и с одной рукой люди живут, а у тебя только кисти нет. Работник в дом многим нужен. Ты, видно, давно шатаешься. Сложен хорошо, даже под лохмотьями видно. Отчего не живешь с людьми? Так… Ты мне пока симпатичен. Пойдём, расскажешь о себе.

Засыпав путника вопросами, женщина смягчилась и помогла необычному нищему подняться. По пути в дом он вскользь оглядел обширное хозяйство усердной хозяйки: куры и гуси, коровы и лошади, свиньи и овцы. Жилище выглядело добротным, но других домочадцев нигде видно не было. Без мужских рук такое дело поднять было бы невозможно. Исам с удивлением обратил свой взор на уверенно шагающую впереди женщину. Она была намного старше его, но ещё бодрая и цветущая для своих лет. Если бы не грубоватые крестьянские черты, хозяйку можно было бы назвать очень привлекательной. Лукавый и задорный блеск в её глазах выдавал тайну имеющихся богатств. Она без сомнений угостила незваного гостя хорошим ужином и считала своим долгом выспросить обо всех перипетиях его жизни.

– Рассказывай, что у тебя стряслось, – приказным тоном скомандовала женщина.

Исам с иронией подумал, что прежде не потерпел бы подобного обращения с собой. Теперь же бывший военачальник был рад и тому, что ему позволено отогреться у пышущего жаром очага, но он не спешил открыть душу благодетельнице.

– Я оплошал, и хозяин выгнал меня. Хотел обречь на вечные унижения и скитания, но я считаю, что он сделал мне подарок, – уклончиво ответил Исам, шепелявя.

– Витиевато объясняешь. И сколько ты бродяжил?

– Месяца два.

– Немного продержался! А почти труп. Утащил что-нибудь? Почему ни руки, ни части языка?

– Почти обокрал – предал.

– Видно, сильно разозлил, коли казнь такая!

– Язык бывшие товарищи пожалели, только немного подрезали.