Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подарки-то дорогие. Он поглядывает на горожан, запуская пальцы в коричневые зёрна. Набирая полную пригоршню. Да и на вид горожане весьма дородны и одеты богато. Городок-то не бедный, судя по всему. И он говорит:
— Вина ваша, господа из Ламберга, велика, вы с мужиками многих честных купцов пограбили…
— Мы никого не грабили, — залепетал бургомистр.
— Вы, конечно, не грабили, грабили хамы, а вы у них всё покупали задёшево и на том богатели безмерно и алчностью своею алчность хамов подогревали, — продолжает Волков, кидая кофе обратно в короб. — И подарков я ваших не приму, так как в городе вашем возьму много больше. И то будет вам наука за жадность вашу.
Бургомистр побледнел, несмотря на дородность свою и полнокровность, бел стал, как полотно. И люди, с ним пришедшие, тоже на глазах с лица спали.
— Но, — продолжал полковник, — если вы мне и людям моим принесёте, помимо подарков этих, ещё двадцать тысяч талеров, то я ваш город обещаю не грабить и жён ваших с дочерьми не позорить.
— Мы согласны, — так быстро ответил бургомистр, что кавалер понял, что продешевил.
И, пытаясь выправить свою ошибку, добавил:
— Талеров эксонских, а не талеров Ребенрее или талеров Ланна.
Талеры Эксонии были тяжелее других.
— Конечно, эксонских, — заверил его толстяк. — Другие у нас не в ходу.
Опять Волков продешевил, но слово рыцарское не возьмёшь, и поэтому он искал другой способ:
— Слышал я, что Железнорукий проживал в вашем городе?
— Истинно так, — соглашался бургомистр, — Эйнц фон Эрлихген со своею женой проживал у нас.
— В хорошем доме? — осведомился кавалер.
— В лучшем в городе.
— Этот дом я конфискую.
— Конечно, — кивали все пришедшие горожане, это было справедливо.
— И всякое иное имущество, что принадлежало этому разбойнику, я тоже конфискую, — продолжал Волков.
— Конечно, конечно, — соглашались горожане. А бургомистр сказал: — До вечера серебро будет у вас.
— Я рад, что мы так хорошо договорились, — сказал Волков.
Он уже хотел их отпустить, но тут к нему сзади подошёл капитан Рене и прошептал на ухо:
— Пусть верёвок ещё привезут.
— Верёвок? Каких верёвок? — не понял полковник
— Мужиков-то вон сколько нужно повесить, а верёвок мало нашли.
Кавалер понимающе кивнул и сказал бургомистру:
— Ещё воз верёвок привезите, нужны нам.
— Всё сегодня же будет, — обещал бургомистр, и горожане стали кланяться.
Погода стоит прекрасная, утро свежее и тёплое, в лагере после ночного буйства почти тихо, пленных увели на окраину к реке. Там самое удобное место, чтобы их держать. И поить не нужно. Кашевары ставят столы, расставляют посуду; так как утро, то вина разбавляют водой, причём водой не из реки, водой, взятой в недалёком отсюда ключе. Жарят мясо, благо в лагере у мужиков с разной скотиной было всё в порядке. И козы есть, и овцы, и свиньи, и коровы, выбирай, что любишь. Солдат тоже было решено побаловать хорошим мясом, не всё им солонину есть да тёртое сало.
Волков, сидя на стуле, глядел, как Гюнтер достаёт из телеги очередной роскошный кувшин:
— Номер семнадцать: средний кувшин с чернением, изображена птица, кукушка, — диктовал он, и молодой Курт Фейлинг всё это записывал на бумагу.
— Красив кувшин необыкновенно, — комментирует Максимилиан, беря на секунду кувшин из рук денщика.
— Записал, — говорил Фейлинг.
— Блюдо для мяса большое с позолотой по краю, — говорит Волков, осматривая следующий предмет из телеги.
— Номер восемнадцать… Блюдо…, — повторяет Фейлинг.
Как приятно было этим заниматься, видя, что уже почти накрыт стол, кашевары несут уже к нему подносы с большими жареными кусками свинины с луком. Тазы с грубо нарезанными сырами, самыми разными, от мягких козьих до самых твёрдых, корзины со свежими, ещё горячими хлебами. Масло, сливки, варенья, пироги, соусы… И ко всему этому над майским утром разлетается божественный запах кофе. Кавалеру уже не терпится. Ведь за вчерашний день он почти ничего не ел. Когда ему было?
Но от мечтаний о великолепной еде и разглядывания своих новых сервизов его отрывает Рене. С непривычной для него настойчивостью он становится невдалеке и всем своим видом показывает, что у него к полковнику дело, но не желает отрывать командира.
— Что вам, капитан? — прервал перепись своих сокровищ Волков.
Рене тут же подошёл и начал:
— По недосмотру или по глупости, но холопов мы держим вместе с офицерами и рыцарями. Сие чревато бунтом.
— Верно, — согласился кавалер. — Верно. Развести их хотите?
Нет, Рене и не думал их разводить, он продолжал:
— А если не бунтом, так побегом, может, с той стороны лодки в ночь подойдут, и хамы бежать начнут.
— Хорошо, хорошо, — соглашался Волков. — Распорядитесь, чтобы господ держали от хамов отдельно.
Казалось бы, вопрос разрешён, но Рене не собирался уходить, так и стоял тут со злым лицом.
— Что ещё, капитан? — спросил полковник, немного раздражаясь тем, что его отвлекают от занятия серебром.
— Вот думаю, может, и нет необходимости тянуть с ними? — отвечал Рене, делая вид, что размышляет вслух, хотя сам уже давно всё решил.
— С кем? — не понял Волков.
— Ну, с офицерами и пойманными ночью кавалерами. Может, их лучше сразу казнить?
«С чего бы тебе быть таким кровожадным? И про верёвки для холопов помнишь, и с господами тянуть не хочешь?»
— А не думали ли вы, Арчибальдус, — по-родственному заговорил Волков, — что за господ можно у семей их просить выкуп? Сколько их там у нас, полтора десятка будет или около того, это… Три тысячи талеров, если даже быть милосердными и не грабить их семьи.
— В пекло сатаны это серебро, — с неожиданной твёрдостью отвечал капитан, — все они должны ответить за смерть моего друга, и хамы, и господа. И господа в первую очередь. Всех на ветки, вместо яблок.
«Ишь ты! — Волков уставился на капитана с плохо скрываемым удивлением. — Ещё недавно ты боялся дезертиров повесить, хотел решения солдатских корпораций или приказ от меня, а тут вон как раздухарился! Всех вешать хочет, и денег никаких ему не нужно».
Но, чуть подумав, полковник решил, что он прав. Деньги деньгами, но для репутации Рыцаря Божьего, Меча Матери Церкви и Инквизитора лучше будет поступить так, как предлагает Рене. Да и рыцари эти были, скорее всего, еретиками, и его самого они не
